Если же нет – а время от времени это случается со всеми, и не обязательно из-за некомпетентности врача, а просто потому, что у пациента слишком ослабленный организм, – на, врача смотрят как на злодея. Мы все привыкли к этому. Но тот случай с вашим отцом получил огласку, и общественность осудила его.
Если бы это случилось с кем-то другим, его бы сразу уволили.
Но Гарольд Риссон был… и остается одним из лучших хирургов в стране. Больница не хотела его терять.
Ким всегда думала о пациентах как о врагах. Они отнимали у нее отца. И сейчас вдруг осознала, что все эти годы была несмышленой эгоисткой. Ей никогда не приходило в голову, что у пациентов есть имена и лица, что они чьи-то мужья, жены, сыновья или дочери и что жизнь этих дорогих кому-то людей зачастую бывала в руках именно ее отца. Ким чувствовала, что должна сказать что-нибудь, как-то загладить свою вину перед отцом, но ей ничего не приходило в голову.
– Похоже, что ваша работа – сплошной стресс.
Тони кивнул:
– Временами – точно.
– Я хочу сказать, что когда ошибаешься или что-то не ладится на любой другой работе, всегда можно сказать: «Ну в конце концов, от этого никто не умер». Но, боюсь, к вам это не относится?
Он засмеялся:
– Не совсем. – Он помолчал, потом поднял на нее глаза. – А в чем заключается ваша работа?
– Моя? Я пишу.
– Вот как?! – Тони наклонился вперед, заинтересованный ее ответом. – И что же вы пишете?
– Картины. Маслом. В основном абстрактные, но есть несколько портретов.
– Вы делаете их на заказ?
– Некоторые – да. А некоторые пишу просто так, в надежде, что смогу их продать. Кстати, через две недели у меня будет выставка в Майами.
– Поздравляю. – Он почтительно кивнул. – Должно быть, у вас хорошие картины, которые хорошо покупают.
– Ну, на жизнь хватает, но не более того. До последнего времени я подрабатывала официанткой.
– Мне приятно сознавать, что я люблю искусство. Хорошие картины всегда заставляют меня вспомнить, что в жизни есть что-то еще помимо работы, а мне обязательно нужно иногда об этом напоминать.
– Так вы собираете картины?
– Нет, так далеко я не зашел. Просто могу отличить хорошую картину от плохой.
– Счастлив тот художник, который сможет вам понравиться.
– А сейчас вы над чем-нибудь работаете? – поинтересовался Тони.
– Да, я даже захватила эту работу с собой. Почему-то никак не могу закончить ее.
– Было бы любопытно взглянуть, как вы работаете.
Ким кивнула, чувствуя, что лицо ее заливается краской.
– Конечно, – ответила она, стараясь говорить безразличным тоном.
– Привет, Тони. – Энергичная блондинка в голубом халате подошла к их столику. Рядом с ней стояла симпатичная темноволосая девушка, тоже в халате. – Мы тебя вчера ждали. Почему ты не пришел?
– Мне пришлось поработать, – Ответил Тони, пожимая плечами.
– Ты много упустил, Тедди, – улыбнулась блондинка и подмигнула ему. Ким обратила внимание, что девушка назвала его уменьшительным именем. – Ну ладно, нам надо бежать.
Через две минуты мы должны быть в операционной. Позвонишь?
Ким вдруг почувствовала укол ревности. Она отвела глаза и стала пить кофе.
– Они работают здесь врачами, – неловко объяснил Тони. – Тоже хирургами.
– Я поняла это по тому, как они торопились в операционную, – спокойно сказала Ким. – Тедди – ваий прозвище?
– Нет, это только она меня так называет. Ей это кажется забавным.
Ким поставила кофе. «Я не имею права ревновать. – убеждала она себя. – У меня нет никаких прав на этого мужчину. Он всего лишь врач моего отца».
– Остроумная девушка, – сказала Ким. – А другие ваши девушки тоже дают вам прозвища?
– Она не моя девушка. Мы просто друзья.
– Да? – обрадованно спросила Ким.
Тони улыбнулся. Эта женщина была ему интересна. С самой первой встречи он почувствовал, что она излучает не обыкновенную внутреннюю силу.
Он прекрасно понимал, как нелегко ей было прилететь в Мичиган и ухаживать за отцом, с которым она не виделась целых пятнадцать лет. Но Ким не раздумывая полетела к нему, даже не зная еще, где остановится и застанет ли отца в живых.
Неожиданно Ким чихнула.
– Будьте здоровы.
– Простите. – Она смущенно заморгала. – У меня аллергия.
– На больничный воздух, – сказал он. – Вам лучше выйти подышать свежим воздухом. Вы и так уже слишком долго находились в душном помещении.
– Я никак не привыкну к вашей погоде. Мне кажется, я окоченею уже через минуту.
– Только если будете стоять на месте. Чтобы не замерзнуть, нужно активно двигаться. – Тони помолчал. – Знаете, у меня есть идея, – вдруг сказал он, слегка наклоняясь вперед и заглядывая ей в глаза. – Я люблю кататься на коньках… хожу на каток при малейшей возможности. Может быть, нам сходить туда вместе? Например, завтра?
– Вы приглашаете меня на каток? – не веря своим ушам, спросила Ким.
– Ну да.
Она засмеялась, удивленно качая головой.
– Нет. Нет, спасибо.
– Вы уверены, что не хотите пойти? Я смогу уйти из больницы примерно на час, а потом должен буду вернуться.
Ким колебалась.
– Я так давно в последний раз вставала на коньки…
– Да не бойтесь, это все равно что кататься на велосипеде.
– У меня и коньков нет.
– Возьмем напрокат.
Она пожала плечами. Казалось, у Тони на все есть ответ, – Ну хорошо. – Ради того, чтобы посмотреть, как он кружится по льду, можно и померзнуть немного. – Спасибо за приглашение.
– Вот и отлично, – сказал Тони, вставая. – Я буду ждать вас в вестибюле ровно в три.
– До встречи, – улыбаясь ответила Ким.
* * *
В девять часов Ким ушла из больницы и направилась к машине отца. Мотоцикла Тони уже не было, и на его месте стоял красный «мерседес». Ким затаила дыхание, выезжая из узкого пространства между машинами, Она включила радио, и на пути к дому ее сопровождала классическая музыка. Припарковавшись на заднем дворе, она прошла к парадному входу и включила свет. У нее сохранилось столько воспоминаний об этом доме, и многие из них были приятными. Родители ссорились нечасто, и детство ее было счастливым, хотя Ким и догадывалась, что мать не удовлетворена своей семейной жизнью Летом Ким ездила в лагерь, занималась теннисом, зимой каталась на коньках и лыжах.
Родители всегда отмечали ее день рождения и разрешали приглашать друзей. Правда, отец так много работал, что о нем у нее не сохранилось почти никаких воспоминаний Ким оставила сумочку на столике в холле и прошла в кухню.
Там стояла та же массивная мебель из темного дуба Все тот же кирпичный линолеум Она открыла холодильник – не окажется ли там бутылки вина? Нет. Очевидно, отец все такой же трезвенник Девушка покачала головой. Бедный отец – никогда не пил, регулярно занимался спортом, ел только здоровую пищу, и все-таки сердце его не выдержало.
Интересно, знал ли он, что серьезно болен, до того, как у него случился приступ? Наверное, нет Отец не обращал внимания на признаки болезни, как игнорировал все, что не укладывалось в четкую структуру его жизни.
Она налила себе стакан воды, взяла на заметку, что надо купить вина, и поплелась в кабинет отца, который был его логовом.
Включив свет, она медленно оглядела комнату. В углу стоял темно-красный письменный стол. Под стеклом лежали фотографии Она приблизилась. Это были ее собственные фотографии, сделанные последнее лето, когда они с матерью жили в этом доме.
Ким положила фотографии на место и вздохнула. Если он так любил ее, то почему не захотел поддерживать с ней связь?
Как он мог так отторгнуть ее, отказаться от своей дочери?
Конечно, он не совсем отказался от нее, напомнила себе Ким, алименты он высылал регулярно. Но не предпринимал никаких попыток увидеться с ней. Она писала ему письма, а, он не отвечал.