Между половиной девятого и девятью толпа понемногу рассеялась. Андра беседовала с человеком, знакомым ей лишь в лицо. Но все ее внимание было поглощено каютой, а не этим случайным собеседником. То, что она успела увидеть, ей понравилось. Каюта первого помощника соответствовала его должности. Мебель занимала немного места. Занавески и обивка из спокойного серого льна. Андра разглядывала книги над письменным столом. (Никаких фотографий. Это интересно. Значит, в жизни Фрея Роулэнда не было никакой особенной женщины.) И только одна картина. Маленький пейзаж – каменный дом в окружении зеленых деревьев. Позднее Андра узнает, что это дом деда, где он провел детство.
Да, это было типичное, ничем не выделяющееся жилище холостяка. Каюта содержалась в безукоризненной чистоте отлично вышколенным стюардом со странным прозвищем Пинк, настоящим «кокни», уроженцем лондонского Ист-Энда.
Пинк плавал едва ли не с детства. Он был предан первому помощнику.
– Я вечно все теряю. А Пинк находит и возвращает на место, – рассказывал Фрей Андре.
Гости разошлись, и они остались одни. Медленно подступала темнота. Фрей включил лампу с зеленым абажуром, стоявшую на столе, и выключил верхний свет. Они не пили, только курили, наслаждаясь покоем. Через открытый иллюминатор в каюту вливался холодный морской воздух.
Вдруг Андра почувствовала какой-то прилив сил. Раньше шум и духота, создаваемые толпой, не давали ей вздохнуть. Она даже не знала, зачем приняла приглашение старшего помощника на этот тет-а-тет. Ведь можно было пойти ужинать с другими.
Но что-то заставило ее остаться против собственной воли. Странная сила толкала ее к Фрею. Даже память о Треворе не спасала.
Сейчас она вообще не думала о женихе. Оставшись с Фреем в мягко освещенной каюте, в дружеской атмосфере, Андра поняла, что именно с этим человеком ей больше всего и хотелось бы быть. Серьезный, сосредоточенный, без своей обычной дерзости, он сидел напротив нее, спрятав лицо в тени абажура, и рассказывал о себе.
Андра задавала много вопросов. Ей хотелось знать о его детстве, продвижении по службе в «Аутспен компани». Фрей признался, что не удовлетворен карьерой.
– Я понимаю, что меня считают слишком молодым для должности капитана, но мне хочется именно этого. Я не врожденный мажордом. Хотя вы, может быть, так и думаете. Я хочу стать капитаном.
– Я никогда не думала о вас как о мажордоме, – сказала она. – Хотя вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями. Не каждый смог бы так легко общаться с людьми и завоевывать их расположение.
– Спасибо, – откликнулся он со странным смешком.
– Я прекрасно понимаю, что вы предпочли бы место капитана Стивенса.
Наверное, быть капитаном, несмотря на огромную ответственность, очень заманчиво.
– Ответственность – это своего рода состязание, а я люблю борьбу, ответил он.
– Врожденный спортсмен всегда стремится выиграть.
– Возможно, это всего лишь форма эгоизма, – Фрей улыбнулся и стряхнул пепел с сигареты.
– Я уже смотрела ваши книги. Они очень серьезные.
– Можете почитать, если хотите.
– Я никогда не увлекалась метафизикой. Думаю, это может быть интересно.
– Возьмите книгу о Востоке, – поискав на полке, он протянул ей небольшой томик.
Она скорчила гримаску.
– Это, наверное, выше моего понимания, но я, конечно, попытаюсь вникнуть, – и внезапно добавила:
– Вы такой странный человек. Я думаю, что вы не читаете обычных романов. Даже детективов.
– Бывало иногда.
– Это не романтично, – улыбнулась девушка.
– Ну, вам-то, конечно, романтичные мужчины не нравятся.
– Особенно приторные, – подтвердила Андра.
– А ведь все по-настоящему романтичные мужчины – приторные.
Они рассмеялись.
– Может быть, у женщин странный вкус. Я имею в виду, что им не нравятся приторно-романтичные мужчины. Но им очень нравятся мужчины, способные любить.
– Можете включить меня в разряд неспособных.
Она посмотрела на него с насмешкой:
– Вам, должно быть, не повезло в любви?
Он вспомнил Леонору, и губы его сжались.
– Не повезло – это мягкое слово. Меня просто вывернули наизнанку.
Превратили в неверующего. Теперь я точно знаю, что романтической любви нет.
Интересно, что с ним случилось, подумала Андра. Вслух она сказала:
– Тогда как должен двигаться мир? Что, семейная жизнь должна прекратиться, раз в нее не верит капитан Роулэнд?
– Совсем не так. Пусть те, кто верит, продолжают. Только капитана Роулэнда это уже не касается.
– Я думаю, со временем вы пожалеете об этом.
– Так говорят всем женоненавистникам. И тем не менее я собираюсь дожить до спокойной старости, не обременяя себя ни женами, ни детьми.
– Эгоист высшей пробы.
– Да, я такой.
Теперь уже его глаза смеялись над ней из-под полуприкрытых век. Улыбка обезоруживала ее.
– Как вы позволяете себе говорить такие вещи невесте, просто не знаю.
Эти слова почему-то нарушили покой и тишину этого вечера. Он нахмурился и вопросительно посмотрел на сидевшую рядом девушку. Гладкая, шелковистая кожа, темный загар оттеняет элегантное белое платье. Добиться любви такой женщины мечтал бы каждый мужчина и считал бы себя счастливчиком, обладая ею.
Почему же он все никак не может принять тот факт, что она едет в Кейптаун, чтобы выйти замуж?
Внезапно он сказал:
– Не обращайте внимания на мой цинизм. То, о чем я говорю, относится ко мне. Не принимайте это на свой счет. Без сомнения, ваш будущий муж даст вам ту любовь, о которой вы мечтаете.
Не дождавшись ответа, Фрей встал и включил проигрыватель.
– Вы должны послушать пластинку, которую я купил перед отъездом из Саутгемптона. Я знаю, что вы любите классическую музыку.
Андра вмиг забыла о Треворе. В этой каюте не было места ни мыслям, ни упоминаниям о нем. И, к сожалению, это не огорчило ее.
– Да, пожалуйста.
Это было «Адажио» Баргера, композитора, малознакомого Андре. Она откинулась на спинку стула, закрыла глаза и слушала, погруженная в прекрасную музыку. Когда смолкли последние звуки, Андра открыла глаза и увидела, что Фрей наблюдает за ней. Встретившись с ней взглядом, он поспешно отвел глаза.
– Это играл филадельфийский оркестр…
– Потрясающе! Просветите меня насчет Баргера. Я его совсем не знаю.
Он рассказал ей об американском композиторе Баргере, сочинившем «Адажио» в 1936 году. Первое исполнение состоялось двумя годами позже. Дирижировал Тосканини.
– Я непременно куплю эту пластинку, – сказала Аидра, – и спасибо вам за то, что вы познакомили меня с ней.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы послушали и другие.
– Я бы тоже этого хотела.
Фрей закурил. Он внимательно наблюдал за Андрой, когда звучала музыка, вопреки своей воле восхищаясь красотой ее лица с опущенными густыми, слегка загибающимися ресницами. Он раздумывал, откуда в уголках ее прекрасно очерченных губ эта мягкая грусть. Несмотря на отпечаток аскетизма на лице Андры, он заметил в ней скрытую чувственность, и это возбудило его любопытство. Откровенно страстные женщины утомляли Фрея.
Мелодия достигла кульминации. Андра внимательно слушала. Он видел, как сжимались и разжимались ее пальцы, как вздрагивали тонкие брови, и представлял, как удовольствие или боль могут отразиться в душе этой девушки.
Ее понимание и ее ощущение музыки невольно передались и ему.
После пустой болтовни и шума этот странный час, проведенный с Андрой, книгами и любимой музыкой, наполнил жизнь смыслом. Он не уставая напоминал себе, что Андра не похожа на него, одинокого волка. Эта преданная женщина связана с каким-то человеком в Кейптауне и через неделю отдаст ему всю себя.
Мрачные мысли тревожили Фрея.
– Почему это должно меня волновать? – спрашивал он себя. Но ему было все равно тяжело. Его уже тревожило будущее Андры.
Фрей попытался мысленно отшутиться фразой из «Моей прекрасной леди»:
– Я привык к ее лицу…
Эта веселая песенка из мюзикла попала в точку. Фрей привык видеть Андру Ли, и эта привычка все более подчиняла себе человека, который поклялся никогда больше не увлекаться женщинами.
Андра была не просто женщиной. Она – личность, думал Фрей.
День за днем, как цветок на солнце, раскрывались перед ним ее красота, ум и грация. Ему хотелось бы знать о ней как можно больше. Еще и еще…
Они сидели в опустевшей каюте и смотрели друг на друга в мрачной тишине, напряженные, оба чувствующие неловкость, словно участники соревнований, ожидающие первого удара соперника.
Андра первой нарушила тишину:
– Поставьте еще что-нибудь.
Благодарный Фрей поднялся и взял «Влюбленный и соловей» Гранадоса.
Пела Виттория де Лос Анжелос. Лирическая красота ее голоса и скорбь соловья наполнили каюту. Андра снова закрыла глаза. В этот раз ее брови сдвинулись, будто от боли. Фрей видел, как вздрагивали ее губы, как мелкие белые зубы покусывали нижнюю губу, словно стараясь сдержать рвущиеся наружу чувства. Лоб его покрылся испариной.