А вам в семнадцать двадцать выходить в эфир.
– Мы обязаны немедленно сообщить милиции!
– О чем? – спросил я.
– О том, что видели!
– А что вы видели?
– Я слышал выстрелы!
– Серьезно? А я не слышал. Значит, вы твердо намерены призвать своих избирателей голосовать «против всех»? Вас не останавливает, что это откроет путь в губернаторы Антонюку?
– На все вопросы я отвечу в передаче, – сухо сказал Мазур.
– С интересом послушаю.
Он некоторое время молчал, потом спросил:
– После передачи мы снова поедем, как вы это называете, кататься?
– Нет. После передачи вам уже ничего не будет грозить.
– Вы полагаете, мне что‑то грозило?
Достал он меня своими «полагаете». Поэтому я ответил резче, чем, наверное, следовало:
– А вы полагаете – нет?
– Что? – спросил Мазур.
– Это уже неважно.
– Я предпочел бы более конкретный ответ.
– Вас могли изолировать. В лучшем случае – до конца выборов.
– А в худшем?
Я промолчал.
– Верно, – подтвердил я. – Меня интересует практика. С какой программой шел на выборы «Социально‑экологический союз»?
– Обычная программа «зеленых». С местным коэффициентом. На Балтике, как вы знаете, базы военно‑морского флота. В том числе и атомных подводных лодок.
Хранение отходов, опасность радиоактивного заражения побережья. Вас, мне кажется, не «Социально‑экологический союз» интересует, а Комаров. Я не ошибся?
– У них были разные программы?
– Нет. Одинаковые. Но у Комарова была своя идея‑фикс. Ее он и хотел озвучить в ходе предвыборной кампании. Для этого, собственно, он и организовал свое выдвижение в кандидаты. Проявив при этом энергию, которой от него никто не ждал.
До этого экологи никогда не выступали в качестве самостоятельной силы.
– Какая идея?
Этот простой, как мне казалось, вопрос заставил Мазура надолго задуматься.
– Кто нас преследовал? – наконец спросил он. – На джипе и «понтиаке».
– Не знаю, – почти честно ответил я.
– Не знаю, – почти честно ответил я.
– Я по‑другому спрошу: спецслужбы?
– Если спецслужбы, то не российские.
– Почему?
– На этот вопрос вы сами ответили.
– То есть?
– Джип «гранд‑чероки», даже не очень новый, стоит тысяч тридцать баксов. А спортивный «понтиак» не меньше пятидесяти.
– И что? – спросил Мазур.
– Игорь Борисович, вы же экономист.
– Вы хотите сказать, что наши спецслужбы находятся на госбюджете и у них нет денег на такие машины? Но мы не знаем, какими бюджетными средствами они располагают. Или вы знаете?
– Большими, – согласился я. – Точно, конечно, не знаю, но думаю, что большими.
Или даже очень большими. Для реализации конкретных программ. Но не для того, чтобы раскатывать на спортивных «понтиаках» и таких джипах.
– Но ведь кто‑то раскатывает.
– Раскатывал, – уточнил я. – Другие продолжают раскатывать. В городе много элитных тачек. Даже слишком много для скромного областного центра.
– Кто вы такой?
Наконец‑то он задал этот вопрос. Раньше интеллигентность не позволяла. Или сам пытался понять.
– Начальник охраны Антонюка, – с готовностью объяснил я. – Показать документы?
– Я и так верю. Но не думаю, что этим исчерпываются ваши функции.
Не, в натуре. Нужно записывать. Все не упомнишь.
– Игорь Борисович, а ведь я задал вам очень простой вопрос. Какая идея‑фикс была у Комарова? Всего‑то.
– Это вам он кажется простым. Его идея была такого рода, что если бы я не знал Николая Ивановича добрый десяток лет, я решил бы, что у него, как говорят мои студенты, крыша поехала. Откровенно говоря, у меня были на этот счет сомнения.
До сегодняшнего дня. Есть вещи, которые не укладываются в рамки обыденного сознания. Но это не значит, что их нет. Они есть. Сегодня я в этом убедился. – Он поковырял пальцем пробоину в стекле на пассажирской дверце и повторил:
– Да, убедился. Я до сих пор не могу поверить, что моей жизни угрожала опасность. Но ваши действия – сколь бы сомнительными они ни были с правовой точки зрения – вынуждают меня быть с вами откровенным. – Он подумал и добавил:
– Кем бы вы ни были. В конце концов, я ничего не утверждаю. Это лишь мои предположения. И только.
– Взлетайте, Игорь Борисович, – поторопил я. – Так вы весь керосин сожжете на старте.
– Вы помните карту северо‑запада России?
– В общих чертах.
– Этого хватит. Когда‑то Петр Первый прорубил здесь, как мы еще в школе учили, окно в Европу. Сталин довершил его дело, захватив Прибалтику. Сейчас от этого окна у России остались только порт в Санкт‑Петербурге и наш. Таллин, Рига, Клайпеда, Лиепая, Вентспилс – все это уже заграница. Причем наш порт на семьсот миль ближе к Западной Европе, чем петербургский. Это больше тысячи километров.
Возьмите это себе на заметку. А теперь о Комарове. Он был историком. Не только по образованию и профессии. По складу ума. Специализировался на истории Балтики, Варяжского моря. Он знал, сколько гривен стоил пуд меда на новгородском торжище, и не знал, сколько стоит килограмм меда на нашем рынке. Историю он рассматривал сквозь призму балтийского товарообмена. Кандидатскую защитил по средним векам. В докторской подбирался к нашему времени. Тему, естественно, зарубили. Слишком очевидными выглядели причины добровольного вхождения Прибалтийских республик в состав СССР. Но тему легко зарубить. Мысль остановить трудней. Хотя и можно.
– Если ее вышибить вместе с мозгами, – подсказал я.