– Черта с два ты читал, – сказал отец. – Ну, давай карты. А пять карт я имею право взять. – Он взял свои карты и с отвращением бросил их на стол. – Извольте-ка играть в карты с женщинами!
Мэри и Сабина открыто обменивались картами, а миссис Вольтерра любезно подсунула карту Эрику, чтобы он не чувствовал себя посторонним. Но никто не обращал на это внимания.
Время от времени Джо и отец начинали изображать французов из кинофильмов, сопровождая слова широкими жестами.
– Вулэ ву картишек мон пап?
– Уи, уи, зятек, донэ муа эн зипити-зип!
– Ах, сертенеман!
– Ах, апре муа хоть абрикос!
Последняя фраза чрезвычайно понравилась мистеру Вольтерра, и он стал напевать ее на мотив, который рассеянно подхватил Джо. Постепенно все играющие стали напевать себе под нос этот мотив, а через некоторое время миссис Вольтерра тихонько замурлыкала «Апре муа-а хоть абрико-ос» на мотив «Сердце красавицы». Тогда Мэри и Сабина вдруг запели дуэтом. Так играли до одиннадцати.
– Ты, наверное, думаешь, что они сумасшедшие? – спросила Сабина Эрика, провожая его до метро.
– Я думаю, что они просто чудесные люди. Как, по-твоему, я им понравился?
Она стиснула его локоть.
– О, ты им очень понравился. Это уж я знаю. Ты всегда смеялся, когда следовало. Арни держался иначе. Они стеснялись его, а он стеснялся их. И при нем я начинала их как-то стыдиться.
– Ты о нем что-нибудь знаешь?
– Он звонил мне раза два, но я с ним не виделась. Я читала в газетах, что Арни помолвлен с Корой Бэллантайн – с этой миллионершей, которая была с нами в тот вечер, когда мы с ним расстались.
Эрик немного помолчал.
– Если б ты с ним не порвала, ты сейчас уже была бы за ним замужем.
– Ох, не говори, страшно подумать.
– У тебя была бы собственная квартира, и ты бы бросила службу.
– Не в этом суть. Конечно, мне приходится служить, чтобы помогать семье. Но ты об этом не беспокойся, все это неважно.
– Как же неважно? Больше всего на свете я хочу жить с тобою вместе – возвращаться домой и знать, что ты меня ждешь, ходить с тобой в кино, читать книги и вместе спать. И чтобы так было каждый день, всю жизнь. Вот чего я хочу. Сабина, ты меня любишь?
– Ты ведь знаешь. – Голос ее вдруг ослабел.
– Тогда сколько же мы еще должны ждать? Судя по словам Хэвиленда, я очень не скоро закончу диссертацию, и тогда только начну искать себе место. Так больше не может продолжаться.
– Не знаю, Эрик…
– Если б только у нас было такое место, где мы могли бы побыть вдвоем, все было бы иначе. Мы бы не чувствовали себя такими неприкаянными. Ты иногда думаешь, что мне с тобой плохо. Это неправда. Мне с тобой чудесно. Я даже не представляю, как бы я мог жить без тебя. Плохо то, что мы не можем пожениться. А что, если мне уйти из общежития и снять себе комнату?
– Это невозможно, – возразила Сабина. – Ведь мы уже об этом говорили. Аспирантская ставка – тысяча долларов в год, значит, меньше двадцати долларов в неделю. Из них ты шесть долларов платишь за комнату в общежитии, на еду и сигареты уходит полтора доллара в день, всего шестнадцать пятьдесят, и остается у тебя только три пятьдесят.
– Почему же мне эти три пятьдесят не платить за комнату? Если прибавить то, что я плачу сейчас, получится сорок долларов в месяц.
– Да потому, что у тебя их фактически нет, – ответила она. – Ты должен каждую неделю откладывать один доллар на черный день, тебе нужно время от времени стричься, а скоро тебе понадобится новый костюм.
– Зачем? И этот хорош.
– Да, но надолго ли тебе его хватит? Будь же практичным, Эрик. Если бы я думала, что мы можем прожить на твои двадцать да на то, что я выкрою из моих восемнадцати, я сама давно попросила бы тебя жениться на мне. Но я должна почти все деньги отдавать семье.
– К черту практичность, если в результате получается, что из-за долларов и центов двое влюбленных не могут жить вместе! А как же живут другие? Или мы должны ждать, пока начнется следующий период процветания?
– Вот что, – сказала она наконец, глядя прямо перед собой. – Я давно уже об этом думаю, и теперь, когда ты побывал у нас, я хочу с тобой поговорить. Мы можем пожениться, если, конечно, ты этого хочешь, – осторожно добавила она.
– Разумеется, хочу!
– И жить у меня. Мы могли бы поселиться в моей комнате. Места в ней хватит. Джо и Мэри живут же в своей. – Она нерешительно взглянула на него. – Мог бы ты на это согласиться? Ты сказал, что тебе понравилась моя семья.
– Очень понравилась, – подтвердил он. – Они чудесные люди, но…
– Ну, и все, – быстро сказала она. – Я спросила просто так, на всякий случай. Не надо ничего объяснять.
– Нет, я должен объяснить, – резко сказал он. – Ведь тебе обидно. Я же чувствую это, и ты напрасно говоришь таким веселым голосом. Понимаешь, Сабина, моя работа начинается, когда я прихожу домой. Мне не захочется каждый день после обеда играть в покер. Это хорошо изредка, но мне нужно много читать. Нужно просматривать письменные работы и делать еще миллион дел, над которыми надо сосредоточиться. Кроме того, жить с ними – это совсем не то, что жить одним. Ты сама знаешь.
– Я это давно поняла, – грустно призналась она. – Но я думала, что ты как-то сумеешь это уладить. Все-таки я рада, что ты сказал одну вещь. Мне это так приятно.
– Что именно?
– Ты сказал, что тебе трудно не из-за меня, что в этом виноваты обстоятельства. И это правда, потому что, будь вместо меня другая, было бы то же самое.
– Что? Да как же может быть то же самое с другой. Никого, кроме тебя, мне не нужно. И не огорчайся, – сказал он, – мы придумаем, как сделать, чтоб быть вместе, или просто подождем, пока это будет возможно. Если б я только знал наверняка, что ты захочешь ждать, – мне больше ничего и не надо.
– О, нашел о чем беспокоиться, – мягко сказала она. – Разве я стала бы так поступать или говорить, если б я не была готова ждать хоть сто лет?
Он на ходу крепко сжал ее руку.
– Слушай, – задумчиво сказал он, – если я буду работать девяносто шесть часов в сутки и подгонять Хэвиленда кнутом, нам придется ждать меньше ста лет!
2
На следующее утро Эрик явился к Хэвиленду. По-видимому, Хэвиленд вчера, как и много дней подряд, работал допоздна – он выглядел бледным и изможденным. Даже элегантность его как-то потускнела. Присев на табуретку, чтобы рассказать Эрику о ходе работы, он то и дело потирал лицо и глаза, стараясь согнать усталость.
– Большая часть основных деталей уже на месте, – сказал Хэвиленд. – Остальные будут скоро готовы и доставлены через одну-две недели. Сейчас нам нужно определить расположение деталей, а затем приступить к сборке.
– Значит, все прекрасно, – сказал Эрик. – Ведь сборка пойдет уже автоматически.
– Нет, – сказал Хэвиленд, – тут-то и начнется главная работа. Мы соберем основные узлы, потом вмонтируем в них измерительную аппаратуру. Теперь все будет зависеть от техники, – продолжал он. – Можете на время совершенно забыть теоретическую физику, забыть об атомном ядре. Отныне нам предстоит заниматься чисто техническим трудом, почти не требующим научных знаний. На этой стадии уже нет смысла обращаться к помощи слесарей и стеклодувов, потому что в процессе работы нам придется изобретать, а изобрести то, что нужно, можно, лишь зная общий план. Знаем же его только вы да я. Так что достаньте себе комбинезон и приготовьтесь к грязной работе. Образ ученого в белоснежном халате – это годится только для фармацевтов и для рекламных картинок, а мы с вами будем иметь дело с гаечными ключами, отвертками, паяльными лампами и токарным станком.