С этой мемориальной статуи под названием «Мистер Тоуд из То-уд-Холла» будут сделаны миниатюрные копии и разосланы по свету, чтобы поднять дух и согреть сердца тех, кто не может увидеть оригинал. Это будет как…
— Как бюсты Бетховена, например… Некоторые держат их на фортепиано, — предположил Крот.
— Да, я буду очень похож на Бетховена, — согласился Тоуд.
— Или Гарибальди… — продолжал Крот с некоторым трепетом, потому что у него самого дома был такой бюст, и, разумеется, он очень поднимал дух и согревал сердце. Итальянский революционер был героем юности Крота.
— Да-да, на него тоже, — снисходительно согласился Тоуд, который знать не знал о Гарибальди.
Он указал на уцелевший пьедестал разрушенной статуи, давным-давно выброшенной на свалку.
— Их было четыре, — равнодушно сказал Тоуд, — но они пришли в негодность, и вот остался только этот пьедестал. Кажется, это были аллегории Четырех Добродетелей.
— Может быть, Трех Добродетелей? — сказал Крот. — Вера, Надежда и Милосердие.
— Мой отец поставил четвертую в мою честь, — скучно сказал Тоуд, — когда я родился.
На пьедестале Крот заметил надпись по-латыни:
«HUMILITAS SUPER OMNIA»[1]
— Что это значит? — поинтересовался Крот.
— Наверно, ничего особенного, — ответил Тоуд, — я никогда не блистал ученостью.
— Ты говоришь, работа начнется завтра в полдень? — спросил Крот, возвращаясь к планировке сада, которая теперь казалась ему куда проще, чем раньше.
Если план Тоуда насчет Бессмертия ограничивался тщеславным намерением выбросить на ветер очередную сумму денег и установить в саду свой бюст, то большой беды в этом нет. Даже Тоуду не удастся сотворить ничего ужасного из такой безобидной затеи. Правда, Крот не разделял его уверенности в том, что уменьшенные копии бюста будут пользоваться большим спросом.
— Сегодня вечером широко известный художник приедет в Тоуд-Холл из Города, а завтра будет первый сеанс, — сообщил Тоуд и сделал паузу, по которой Крот понял, что Тоуд ждет следующего вопроса.
Так как Крот не видел никакой опасности в этом предприятии при всей его нелепости и глупости, то он был рад сделать приятное другу.
— Ты, кажется, говорил, что мы, то есть Барсук, Рэтти и я, могли бы тебе помочь? Что мы могли бы участвовать в этом… э э-э… Бессмертии?
— Да, вы могли бы, — ответил Тоуд царственно, как если бы собирался чем-нибудь оделить одного из своих работников. — Я думаю, это неплохая идея, а с моей стороны это будет жест признания нашей прошлой дружбы — если ты и другие появитесь в этом произведении искусства.
— Как появимся? — не понял Крот.
— Эпизодически, — торопливо пояснил Тоуд, — как актеры в классической драме, которые выходят, чтобы сказать одно-два слова или вообще без слов, но их присутствие помогает зрителям оценить искусство исполнителя главной роли.
— Я уверен, никто не будет против, — сказал добрый Крот, не обращая внимания на помпезность и безвкусицу идеи (хотя Рэт непременно поворчал бы на этот счет). Что до остальных, Крот был уверен, что никто не откажется принять участие в этой глупой, но безобидной затее.
— Тогда договорились, — тут же поймал его на слове Тоуд. — Встречаемся завтра в полдень.
— Но, Тоуд! — испугался Крот, слишком поздно осознав, что по его глупости экспедиция будет отсрочена.
— Ты не можешь, ты не должен подвести меня! — тут же завопил Тоуд.
— Это надолго?
— Всего несколько минут, я убежден, — заверил его Тоуд, который представления не имел о том, что такое искусство и как создаются скульптуры. — Я говорил об этом с прибывающей сегодня знаменитостью, и она сказала, что специалисту хватит и нескольких набросков.
Для меня, разумеется, потребуется гораздо больше времени, но что касается тебя и остальных, мастеру достаточно будет только взглянуть на вас, и все.
— Ну что ж, — неуверенно проговорил Крот, теперь уже не видя выхода из тупика, в который завели его слабохарактерность и доброе сердце, но предчувствуя, каких трудов ему будет стоить убедить остальных, — если только ненадолго…
Кроту хотелось задать еще много вопросов. Например, что это за знаменитость, при упоминании о которой в голосе Тоуда появлялись шаловливые и взволнованные нотки, что как-то не вязалось с предполагаемой почтенностью скульптора. Но тут Крот воздержался от дальнейших расспросов, потому что Тоуд отвечал бы на них так долго, что Крот никогда бы от него не ушел.
— Это все? — раздраженно спросил Рэт, когда Крот закончил свой рассказ. — Значит, мы должны задержаться, чтобы удовлетворить новый каприз Тоуда?
Он встал и принялся укладывать в лодки остатки экспедиционного имущества, которое они еще не успели погрузить.
— Я не думаю, что все так серьезно, — дипломатично сказал Барсук. — Как верно заметил Крот, могло быть гораздо хуже…
— Да-да, вот именно, — заторопился Крот. — Могло и может! Видите ли, дело в том, что…
— Ах это еще не все? — Рэт помрачнел и оторвался от своего занятия. — Ты еще не все нам рассказал?
— Вообще-то, — потупился Крот, — есть кое-что еще. Понимаете, я почувствовал такое облегчение, так был счастлив, что дело приняло столь безобидный оборот, что позволил себе одно глупейшее замечание. Вернее, я предложил Тоуду то, что ему самому, возможно, не пришло бы в голову.
— Ты хочешь сказать, — произнес Барсук, отложив трубку и вмиг помрачнев не меньше Рэта, — что ты вложил в неразумную голову Тоуда еще какую-то новую идею?
— Да, — тихонько ответил Крот.
— Какую же? — спросил Рэт с леденящим кровь спокойствием.
— Не знаю, что на меня нашло, но он заставил меня выпить стаканчик-другой, как это у него принято, и мне, должно быть, ударило в голову, и я вдруг поймал себя на том, что говорю…
Крот в отчаянии обратил взор к реке, и, кажется, впервые ее великолепный певучий поток напомнил ему не только о победоносной вечности жизни, но и о неприятных ее сторонах, о ее тяготах.
Остальные в гробовом молчании ждали окончания фразы Крота.
— …о том, что есть и другие способы достичь Бессмертия и гораздо лучшие, чем установка бронзовых бюстов.
— Очень неумно, — заметил Рэт.
— Какие же? — серьезно спросил Барсук.
Крот замялся.
— Ну? — поторопил его Рэт.
— Вы должны понять, я хотел как лучше! В тот раз у него в саду, несколько недель назад, меня очень тронула и взволновала мысль, что будущие поколения могли бы увидеть подросший сад во всем его великолепии. Мне стало жаль, что ни у кого на Берегу Реки, кроме Выдры, нет прямых потомков и наследников. И я сказал Тоуду — о, я сразу понял, что сделал глупость, — что, возможно, истинное Бессмертие — это наши дети и поэтому… Я просто не подумал, я не хотел ничего дурного!
— Какой кошмар, Крот! — вскрикнул обычно жизнерадостный Выдра со страхом, который охватил и всех остальных. — Надеюсь, ты не был таким глупцом, такимидиотом,чтобы предложить Тоуду подумать о женитьбе?
Вот! Ужасное слово вырвалось на свободу и теперь поднялось и повисло над ними мрачной грозовой тучей. По виноватому виду Крота стало ясно, что именно эту мысль он посеял в голове Тоуда.
— Я ведь говорил чисто абстрактно, предположительно… — промямлил Крот в свою защиту.
— Но он принял это буквально? — спросил Барсук.
— Да, — признался Крот. — Принял. Буквально. Что я наделал!
Все долго хмуро молчали, потом Барсук сказал:
— Мы должны повидать скульптора и постараться как следует потешить тщеславие Тоуда всей этой затеей с памятником.