– Прощаться нам время, сударыня ведьма, – спокойно сказал он за завтраком.
Марта кивнула.
– Я тут вчера с мужичками договорился – отвезут честь по чести…
– Что ж сам не проводишь?
– В другую сторону мне.
Марта опять кивнула:
– В другую.
Отвернувшись в разные стороны, они словно вели молчаливый диалог: "Свидимся еще?" – "Нет" – "Почему?" – "Зачем?" – "Надо…" – "Зачем?" – "Надо!".
Забираясь на козлы, рядом со старичком, согласившимся довезти ее до будущей хозяйки, Марта совсем уже было решилась сказать Яну то, что собиралась, но только плотнее поджала губы, расправила юбки и разрешила:
– Трогай, добрый человек.
Очень хотелось обернуться, но она не стала: знала, что Люта там уже нет.
В воротах неповоротливая повозка едва не сшибла въезжавшего монаха: запыленного, измученного – на такой же взмыленной лошади. Монах – на лошади?! Капюшон черного узкого скапулира полностью скрывал лицо припавшего к шее лошади человека…
Черная же ряса, льняной пояс, сандалии… В октябре! – мимоходом отметила Марта, – бенедиктинец…
Лют в это время прикладывавшийся к массивной и весьма объемной кружке, даже не обратил внимания на едва вползавшего монаха, пока тот скороговоркой не выдал его владельцу ряд весьма интересных примет. Как-то: искали двоих – лихого черноволосого зеленоглазого парня вместе с видной блондинистой девкой в желтом похабном платье.
Ян аккуратно развернулся, не отрывая кружки ото рта и по верх нее обозревая особо любопытного. О том, что б их с Мартой не признали, он позаботился сразу же, опустошив припасенную заблаговременно заначку: поправляя глухой ворот, кружевница прятала остриженные волосы под строгим чепцом и выглядела благочестиво и скромно, как монашка в соборе. Сам он от обычного городского жителя – плотника или каменщика средней руки, отличался не слишком – если на руки не смотреть. Да кто на них смотреть будет?
– Благослови святой отец…
Монах поднял на говорившего с каждой минутой тяжелеющую голову. Простоватая мордашка обычного деревенского парня, в обрамлении венчика, выражала только одно – усталость.
– Не досуг мне. Ступай с миром!
Лют убедился, что в лицо его не знают, да и он сам инока не узнавал, мало ли…
– Так может я, чем помочь смогу? Вроде видел таких тут поблизости…
Монашек встрепенулся.
– Преклони голову – отпущу тебе грехи, скажи только когда и где… Настоятель наш при смерти, найти велел… Вот уж истинно каждая минута дорога!
В следующий момент крепкая рука сгребла его за шиворот и ощутимо тряхнула:
– Что значит при смерти?!
Монашек полузадушено вспискнул, тщетно пытаясь отодрать от себя чужие руки и кося глазами в поисках возможной помощи. Увы, лица трактирщика и двоих его сыновей выражали лишь легкую заинтересованность, так что становилось ясно: покуда совсем убивать не начнут, никто не вступится.
– Неделю назад здоров был, дай Бог каждому! – цедил сквозь зубы Ян.
Монах смотрел на него круглыми глазами и не мог произнести ничего мало мальски вразумительного. Лют с досадой ткнул его обратно на лавку.
– Ты кого искал, – уже нашел. Я и есть тот самый Янош. Не трясись и говори как есть.
Монашек с некоторым сомнением оглядел через чур настойчивого распросчика и, икая и запинаясь поведал следующее. Пять дней тому в монастырь явилась женщина с двумя сопровождающими. Сам он ее не видел, конечно, но по словам брата-привратника женщина не только знатная, но и очень богатая: она и ее спутники были одеты с предосудительной роскошью. Отец-настоятель имел с ними долгую беседу в приемной, после которой они поспешно отбыли. Тревогу никто и не подумал поднять, кроме одного послушника, которому не иначе знак свыше был, но задержать убийц не успели.
– Настоятель-то что? – мрачно напомнил Ян.
Воля ваша, но история получалась совсем сумасшедшая: монахов и грабили, случалось и убивали, – а что, тоже ведь люди, мало ли какой случай, – случалось и монастыри жгли. Всякое бывало. Но вот что б так, в наглую явиться и напасть на аббата в его же приемной…
– Плох. Единственное, что сказать успел, что бы вас с э…
Ян кивнул, что понял. -…нашли и где. Это уж я потом приметы у отца Ансельма спросил, – гордо закончил монашек.
Лют невольно усмехнулся: видно отец Бенедикт и впрямь знал своего крестника лучше некуда, знал, что тот задержится с Мартой. Больше никто пронюхать про них не мог: ну приезжали такие в монастырь, переночевали и уехали, что такого-то…
И оборотень сильно сомневался, что святой отец звал его попрощаться, благословить там, или посовестить перед смертью.
Ян обернулся уже на пороге:
– Я твою лошадь забираю!
Колотя в массивные двери, Ян напряженно прислушивался к тишине, убеждая себя, что просто не время, и молчание это не возвещает о том, что преставился один из смиренных братьев.
Ян назвался, но брат-привратник медлил, не торопясь пускать его внутрь стен.
Оборотень свирепел все больше, он и так загнал бедную кобылу, и остаток пути продирался уже на своих четырех лапах. Настроение и видок у него были соответствующие: его бы сейчас и волчья стая испугалась. Больше всего он боялся услышать слаженное пение Символа Веры, как полагается над умирающим, и увидеть власяницу с пеплом. Титаническим усилием Лют, смирил себя, и снова начал стучать, что бы объясниться, но последнего не потребовалось: его все-таки впустили.
Первый кого он увидел, был белый, как ангел Апокалипсиса, Уриэль, смотревший на Люта так напряженно, как будто пытался сказать что-то жизненно важное. Ян уже открыл было рот, что бы задать единственный волновавший его вопрос, и с лязгом его захлопнул, отступая: рядом с ним возник тот, кого оборотень видеть очень хотел, но немного при иных обстоятельствах, не говоря уж о том, что бы встретиться вот так и здесь.
Высокий, немного грузноватый мужчина, еще вполне крепкий не смотря на свои годы, неторопливо вышел вслед за послушником, опустив тяжелую широкую ладонь на плечо юноши.
– Вот и свиделись, Янош Лют!
Оборотень подался назад, прикидывая в каком обличье у него будет больше шансов: он любил играть по своим правилам и вовсе не жаждал сдохнуть на трупе врага, пусть и впившись ему в горло. Прочитав по губам Уриэля одно слово: "стрелки", он даже не стал оглядываться, что бы убедиться в прочности ловушки, и не отводил взгляда от того, кто должен был отдать команду.
– Погоди, волк! – усмехнулся Хессер, – Поверь нам есть что обсудить! Именно поэтому ты еще стоишь здесь живым. Да, тебя вызвал я: вы втроем по округе накуролесили порядком, а память у меня хорошая. И два и два я складывать умею: трудно не догадаться какой такой оборотень здесь появляется… И отсюда тебе уже не уйти.
Ян криво усмехнулся: сам виноват, купиться на такое…
– Но шанс у тебя есть. Так и быть, гуляйте пока до поры со своей ведьмой. Как ты понимаешь, мне прекрасно известно, где она, – пояснил инквизитор, – Что написано на бумаге одним, может быть легко прочитано другим… Но так уж вышло, волк, что мне нужна твоя помощь.
Лют от изумления лишился дара речи, а когда обрел, – выразился кратко, но емко:
– Видно, на старости лет ты совсем ума лишился! Что б я – тебе помогал?! Давай сразу вяжи меня – и к кату! А то – стреляйте: так надежнее будет! – он глумливо оскалился.
– Почему-то мне кажется, что ты меня выслушаешь!
Янош выразительно вздернул смоляную бровь.
– Хотя бы потому, что от этого не только твоя жизнь зависит, – невозмутимо закончил Хессер.
– С настоятелем что? – сдержанно рыкнул оборотень.
– Отец Бенедикт ранен – тут тебе не врали.