С часу на час он ждал внезапных и больших событий. И когда Костя, торопясь, доложил, что приехал командир полка, Лозневой разом поднялся, понимая, что эти события наступают, и быстро выскочил из палатки.
Майору Волошину было под пятьдесят. Все в его большой фигуре было крупным и грубым. Служил он в армии с весны восемнадцатого года. Рядовым бойцом-пулеметчиком дрался с белогвардейцами на Волге, освобождал Казань, потом участвовал в героическом походе на Колчака - в глубь Сибири. За храбрость, проявленную в те годы, получил орден Красного Знамени. Бойцу Волошину крепко полюбилась военная служба, и он решил пожизненно остаться в армии. Несколько последних лет он уже командовал стрелковым полком и был горд своей службой.
Еще издали, взглянув на командира полка, Лозневой сразу определил: Волошин сильно встревожен. "Плохи, видно, наши дела, - подумал Лозневой, совсем плохи".
Тяжело соскочив на землю, майор Волошин не стал выслушивать рапорт, только махнул досадливо рукой. Бросив поводья, отдуваясь, он пошел усталой походкой к палатке Лозневого, на ходу расстегивая и раскидывая полы плаща.
- Фу, черт возьми! - проворчал он. - Разбило всего.
- Сюда, сюда! - пригласил Лозневой.
Устроившись на снарядном ящике под дубом, майор Волошин, не снимая каски, обтер платком лоб и виски.
С минуту он молчал, жадно дымя папиросой. Лесок полнился шумом ветра. Раздавались голоса солдат, похрапывание лошадей, стук топора о дерево и крик сорок - они всюду разносили вести об осени. В светлом просторном небе гудели невидимые моторы. Где-то далеко шла бомбежка; в земле глуховато стукало, словно с перебоями билось ее сердце. Закашляв, Волошин бросил папироску под ноги, позвал:
- Озеров, сюда!
Передав коня автоматчикам, к палатке твердым шагом подошел капитан Озеров. Это был человек тоже крупный, в расстегнутой ватной куртке, с простым, слегка рябоватым лицом сибирского старожила.
- Комиссара не видел? - спросил его Волошин.
- Нет, не видел, товарищ майор.
- Хорошо, что тебя хоть встретил. Очень нужен.
- Новости?
- Да. Давай карту.
Капитан Озеров раскрыл планшет. Взяв карту, майор Волошин пригласил заместителя и комбата присесть рядом. Они быстро устроились: Озеров - на ящике, Лозневой - на своем седле. Майор Волошин тем временем надел на широкий угрястый нос очки, оглянулся по сторонам.
- Не беспокойтесь, - догадался Лозневой, - поблизости никого нет.
Майор Волошин повел глазами по карте.
- Ага, вот где! - Он остановил карандаш на маленьком зеленом пятнышке. - Мы здесь, да? Сколько осталось до Вазузы?
- Около двадцати, - ответил Озеров.
- Да, точно, - Волошин оторвался от карты. - Так вот, обстановка следующая. К переправе на Вазузе, как видите, углом сходятся две большие дороги. - Он кинул руку в одну сторону, затем в другую. - Одна - здесь, другая - здесь. По этим дорогам движутся две большие колонны немцев. Они спешат к переправе.
- Далеко они? - осторожно спросил Лозневой.
- К сожалению, мы плохо это знаем, - ответил Волошин. - У штаба дивизии точных данных, как видно, нет. - Он притих, помял мясистые губы. Так вот, вся наша дивизия, вслед за другими частями, идет проселками между этими двумя дорогами и к ночи должна, опередив немцев, вырваться к Вазузе. Если вырвется - будет очень хорошо. Но это не все. Для нашего полка как раз не в этом состоит главная задача.
Он опять с опаской оглянулся по сторонам и затем сообщил совсем тихо:
- Мы не дойдем до Вазузы... - Вздрагивающей рукой он провел по карте. - Наш полк остановится вот здесь, - сказал он и, заметив, что рука вздрагивает, убрал ее с карты. - На переправе большой затор.
Говорят, что там собралось столько частей и беженцев, что не окинешь глазом! Так вот, наша главная задача - стать и задержать немецкие колонны до тех пор, пока все части, в том числе и два полка нашей дивизии, не окажутся за переправой. Мы можем уйти только последними. Вы понимаете, что на нас возложено? - Он строго осмотрел Озерова и Лозневого. - Мы должны стоять насмерть. До последнего. Должны умереть, но спасти других. Ясно?
Всю неделю отступления Лозневой ждал внезапных и грозных событий, но никак не ожидал того, что случилось: их полк, ради спасения других частей, был обречен на верную гибель. И Лозневой с ужасом почувствовал, что в груди его все заледенело, будто ворвалась в нее, как в распахнутую настежь дверь, лютая сибирская стужа.
- Да, это ясно, - ответил он, не слыша своего голоса.
- Что ж, будем стоять, - ответил и Озеров, щелкнув кнопкой на планшете, и быстро поднял отчего-то засиневшие глаза.
Майор Волошин хотел указать Лозневому рубеж, который должен занять его батальон для обороны, но в этот момент донесся высокий, хватающий за сердце вой мотора.
- Ложись! - крикнул Озеров.
Все рухнули на землю. Немецкий истребитель прошел над леском, почти задевая плоскостями вершины деревьев, а через несколько секунд с опушки донеслись голоса:
- Упал! Упал!
Вокруг поднялся гомон. С опушки леска, перекликаясь, понеслись солдаты в поле. Послышались выстрелы.
X
Вскоре на стоянку Лозневого привели захваченного в плен немецкого летчика. Он был высок и сух, как хвощ, но с энергичным лицом. На нем был изорванный комбинезон с блестящей застежкой-"молнией" на груди. Заложив руки за спину, он остановился близ дуба и осмотрелся неторопливо, спокойно и даже нагло, высоко подняв растрепанный белокурый чуб. Казалось, его нисколько не смутило, что он попал в плен. Он так презирал всех, кого видел у дуба, что не испытывал перед ними страха.
Майор Волошин впервые увидел фашиста в лицо. Его поразили наглость и самоуверенность врага. Содрогаясь всей грузной фигурой, Волошин закричал:
- Ты что же, сволочь, а? Что смотришь так?
Пленный летчик слегка приподнял голову. Губы его тронула едва приметная презрительная улыбка. Волошин сорвал с носа очки, и глаза его, большие, как у филина, глянули на немца, наливаясь кровью и злобой. Бешено стиснув огромные кулаки, он закричал:
- Как фамилия? Говори! Ну?
Пленный посмотрел на командира полка с еще большей дерзостью.
- Молчишь, тварь? Молчишь?
Еще с минуту майор Волошин подступал к немцу, потрясая кулаками, но тот в ответ на все его вопросы лишь трогал губы презрительной улыбкой или - изредка - легонько покачивал растрепанным чубом. Он не испытывал никакого страха. По щекам Волошина потекли струйки пота. Вытащив из кармана платок, он обернулся назад.
- Ничего, сволочь, не понимает!
- Разрешите мне? - спросил Озеров.
- Ах да, - спохватился Волошин. - Ведь ты, кажется, можешь по-немецки? А ну, валяй!
В эту минуту пленный успел вытащить из кармана небольшую ярко поблескивающую гармонику. Он легонько - для пробы - провел ею по губам: раздались мягкие, певучие звуки. Не глядя на окружающих, немец начал осматривать и пробовать лады... Озеров бросил на пленного взгляд и мгновенно потемнел лицом - на нем обозначились рябинки. Озеров сделал шаг вперед, и от его сильного голоса дрогнул воздух:
- Stillgestanden!*
_______________
* Смирно!
Гитлеровец на секунду приподнял глаза, но тут же вновь принялся за свое дело. Тогда Озеров, сделав еще один шаг вперед, без взмаха, но с бешеной силой ударил его кулаком под ребра. Вскинув руки, гитлеровец со стоном отлетел под ближний куст орешника, а его гармоника - еще дальше.
- Aufstehen!* - крикнул Озеров.
_______________
* Встать!
Фашист быстро вскочил, вытянулся у куста орешника, испуганно вытаращив глаза.
- О, и дылда! - долетело из ближних кустов.
- Имя? - неожиданно спросил Озеров по-русски. - Фамилия?
- Курт Краузе, - крикнул пленный.