- В следующий раз будет ваша очередь.
Хозяин спросил из-за прилавка:
- Хорошо пообедали, господа?
- Очень хорошо.
Так хорошо, что оба немного отяжелели, и оба почувствовали это, когда вышли на солнышко.
- Спасибо за обед, Мегрэ. Не оставляйте меня слишком долго в неведении.
- Обещаю.
И пока раскрасневшийся следователь пролезал за руль своей расхлябанной машины, комиссар снова прошел в дом, где совершилось убийство.
Он хорошо пообедал. Жара хотя и вызывала желание поспать, была приятной, солнце сияло.
Манюэль тоже любил хорошую еду, вино и эту полудрему в прекрасные летние дни...
Барон, посвистывая, ходил по гостиной. Он снял пиджак, открыл окно, и Мегрэ догадался, что инспектору не терпится пойти поесть.
- Можете идти. Оставьте отчет на моем письменном столе.
Комиссар увидел Жанвье, тоже без пиджака, в кабинете, где он опустил венецианские шторы. Когда вошел Мегрэ, инспектор встал, поставил обратно на полку бульварный роман, который читал, и взял свой пиджак.
- Служанка ушла?
- Я ее допросил - она не слишком разговорчива.
Оказывается, она новенькая, ее наняли в начале этой недели. Прежняя, кажется, вернулась к себе в провинцию, в Бретань, чтобы ухаживать за больной матерью.
- В котором часу она сегодня пришла?
- Говорит - в десять.
В Париже, как и в других местах, существует несколько типов домашних работниц. Эта, которую звали мадам Мартен, принадлежала к самой неприятной категории, к категории женщин, несчастных в личной жизни, женщин, которые притягивают к себе всяческие бедствия и потому злы на весь мир.
На ней было черное бесформенное платье, растоптанные туфли, и она смотрела на всех исподлобья свирепым взглядом, словно ждала, что на нее вот-вот нападут.
- Я ничего не знаю, - заявила она Жанвье, прежде чем он успел открыть рот. - Вы не имеете права надоедать мне. Я работаю в этом доме только четыре дня.
Угадывалась ее привычка во время работы цедить сквозь зубы что-нибудь ехидное.
- Я ухожу отсюда, и никто не может меня задерживать. Ноги моей здесь больше не будет. Я все время подозревала, что они не женаты и что это когда-нибудь закончится драмой.
- Вы полагаете, что смерть месье Пальмари связана с тем, что он не был женат?
- Так всегда бывает, разве нет?
- По какой лестнице вы поднимались?
- По той, что для слуг, - кисло ответила она. - В молодости бывали времена, когда люди с радостью вели меня по главной лестнице.
- Когда вы пришли, вы видели мадемуазель Бош?
- Нет...
- Вы сразу прошли на кухню?
- Я всегда начинаю с кухни.
- Сколько часов в день вы проводите здесь?
- Два часа, с десяти до двенадцати, и все утро по понедельникам и субботам, но теперь, слава Богу, я в субботу не приду.
- Что вы слышали?
- Ничего.
- Где была ваша хозяйка?
- Не знаю.
- А вы не должны были ее спросить, что вам делать?
- Я достаточно опытна, чтобы знать, что мне делать.
- А что именно вы должны были сделать сегодня?
- Убрать покупки, которые она принесла, - они лежали на столе, почистить овощи, пропылесосить гостиную.
- А что вы убирали в другие дни?
- Спальню и ванную.
- А кабинет?
- Кабинет месье? Этим занималась сама мадемуазель.
- Вы не слышали выстрелов?
- Я ничего не слышала.
- Ваша хозяйка не говорила по телефону?
- Дверь была закрыта.
- В котором часу вы видели мадемуазель Бош сегодня утром?
- Точно не знаю. Через десять или пятнадцать минут после того, как пришла.
- Какой у нее был вид?
- Она до этого плакала.
- А потом?
- Она мне сказала: "Не оставляй меня одну. Я боюсь, что потеряю сознание. Кто-то убил папу".
- Дальше...
- Она направилась в спальню, я за ней. Она бросилась на кровать и стала рыдать.
- А вы не пошли взглянуть на месье Пальмари?
- Зачем?
- Что вы о нем думали?
- Ничего.
- А о вашей хозяйке?
- Тоже ничего.
- Вы здесь с понедельника? Приходил сюда кто-нибудь с тех пор?
- Нет. Это все? Мне можно идти?
- С условием, что вы оставите свой адрес.
- Я живу недалеко. В мансарде самого разваленного дома на улице Этуаль, номер двадцать семь "а". Застать меня можно только вечером, весь день я работаю в разных домах. И запомните, полицию я не люблю.
Жанвье протянул комиссару протокол допроса.
- Давно ушел Мере?
- Минут сорок назад. Он все осмотрел в этой комнате, перелистал книги, заглянул в конверты с пластинками. Он ничего не нашел. Никакого тайника в стенах, ни одного ящика с двойным дном. На всякий случай он прошелся по комнате с пылесосом и унес пыль, чтобы сдать на анализ.
- Иди обедать. Рекомендую тебе телячьи кружки "У овернца". А потом зайди за мной. Ты посоветовал полицейскому комиссару ничего не сообщать прессе?
- Да. До скорого свидания. Кстати, следователь не очень вам надоел?
- Напротив. Этот человек начинает мне нравиться.
Оставшись один, Мегрэ снял пиджак, медленно набил трубку и стал осматриваться вокруг.
Кресло на колесах, принадлежавшее Пальмари, которое Мегрэ впервые видел пустым, вдруг приобрело особое значение, в особенности потому, что на коже сиденья и на спинке сохранились отпечатки тела, а в мягкой обивке сбоку виднелась дырка от одной из пуль.
Он машинально перелистал несколько книг, посмотрел пластинки и повернул ручку радиоприемника, потом поднял шторы на окнах, одно из которых выходило на улицу Акаций, а другое - на улицу Триумфальной арки.
Вот уже три года, как Пальмари проводил все время в этой каморке, покидая ее, только чтобы лечь спать после того, как Алина разденет его, как ребенка.
Если верить тому, что он говорил десять дней назад и что подтверждали инспекторы, Пальмари никто не посещал и, кроме радио и телевизора, Алина была для него единственной связью с внешним миром.