Тем не менее в прошлую субботу Чарли задела перемена в отношении Юго к нему и к собутыльникам, - перемена, в которой нельзя было не усмотреть влияния У орда.
Обнаружилась она не сразу. Майк, как обычно, сидел в своем углу спиной к стене и постепенно накачивался.
Разглагольствовал о снеге - он, мол, здесь не такой, жестче, чем "у них в краях", - и о крестьянах, которые, во всем белом, стекаются там по воскресеньям в церковь.
- Послушать тебя, Юго, так крестьяне у вас одеваются в белое и ходят к обедне в ночных рубахах, - поддел его Саундерс, тоже пропустивший не один стаканчик.
- В белом, белом из овечьей шерсти. Сапоги тоже белые, вот докуда, и с лентами.
Он ткнул пальцем в середину бедра и понес что-то о колоколах и вызолоченных колокольнях.
- Выходит, у вас колокольни золотом кроют? Вот ты бы и слазил на одну, благо на обезьяну смахиваешь, да набил бы себе карманы, прежде чем сюда ехать.
Уорд тоже был при этом - сидел у другого края стойки, и Майк, раньше только смеявшийся в ответ на подобные шутки, сегодня посмотрел вокруг с явными признаками закипающей злобы. Оскалил клыки, если можно так выразиться. Но тут вошли новые посетители, и на некоторое время о Юго забыли.
Он продолжал пить в одиночку, рассказывая свои истории себе самому, но с его потемневшего лица стерлась широкая детская улыбка - теперь оно выражало обиду.
В десять Джастин расплатился и ушел; шаги его прозвучали по тротуару, затем в доме Элинор хлопнула дверь.
- Улетел, ворон! - бросил кто-то из завсегдатаев.
- Если он ищет падали, то здесь ее не найдет, - поддал жару другой.
Чарли случайно глянул на Юго и остолбенел: лицо у того пылало неподдельным гневом, тяжелые кулаки, лежавшие на стойке, были сжаты.
Неужели он взбесился потому, что дней десять проработал на У орда? Уж не проникся ли он собачьей преданностью к тому, кто его кормит?
- Кар! Кар! Кар!
Все повернулись к Юго, но тот с угрожающим видом продолжал каркать.
- Эй, ты, кончай! О чем это ты каркаешь? По-человечески говорить не умеешь, что ли?
Когда Майк доходил до такого градуса, он часто забывал даже немногие английские слова и что-то лопотал на никому не понятном языке, размахивая чудовищными ручищами.
- Кар! Кар! Кар!
- Смени пластинку, Юго! Надоело.
- Ах вы... Кар! Кар! Кар?
Сперва окружающие смеялись, потом смех зазвучал натянуто: Юго разошелся не на шутку. Все поняли, что он по-настоящему взбешен, и чуточку струхнули: такой четверых запросто уложит.
- Хватит, Юго. Допивай-ка свое да отправляйся спать.
И тут, с акцентом, до неузнаваемости искажавшим слова, он издевательски затвердил:
- Пей-свое... Пей-свое... Пей свое-все-до-дна...
Зачарованный ритмом фразы, он повторял ее на разные лады, как фугу.
Однако эти слова приобретали в его толстом черепе особый, понятный лишь ему смысл, и он все свирепей посматривал на стены, посуду, пока наконец, до предела взвинченный своим речитативом, не выхватил бутылку из рук Чарли и не припал губами к горлышку.
В какой-то мере Юго, несомненно, ломал комедию.
Он сознавал, что наводит на всех страх, что от него ждут взрыва и он должен не обмануть ожиданий.
Однако волосы, прилипшие к потному лбу, и гримаса, искривившая ему губы, когда, оторвавшись от бутылки, он на мгновение обвел глазами лица собравшихся, - это уже, безусловно, не было игрой. И, раскрутив бутылку, он изо всех сил запустил ею в стену.
- Пей-свое-все-до-дна.
Остановить его никто не осмелился. Провожаемый молчанием, он, пошатываясь, направился к двери и зашагал домой.
- Пей-свое-все-до-дна...
И уже удаляясь, в последний раз с надрывом, но издевательски выхаркнул:
- Пей-все-свое-ты-раб-у-нас-в-краях.
Когда по дому потянуло морозным воздухом и дверь с грохотом захлопнулась, все почувствовали облегчение.
Несколько секунд люди смотрели друг на друга, как будто стараясь сохранить прежнюю позу; затем истерия чуть не стала всеобщей. Саундерс - никто и не подозревал, что он настолько пьян! - сполз с табурета, театрально развел руками и заорал:
- Джентльмены, один уже в капкане! Мерзавец отхватил-таки свое! Кто следующий?
- Заткнись, Джеф!
- Кто следующий?
- Заткнись, идиот!
Саундерс, более смирный, чем Юго, унялся почти мгновенно. Усмехаясь - он был доволен своей шуткой, снова, хоть и не без труда, вскарабкался на табурет.
- Может быть, я сам, верно, Чарли, скотина ты этакая? Налей-ка мне!
У всех было такое ощущение, словно в этот вечер что-то надломилось.
Глава 5
Небо было затянуто тучами, дул ветер, снег подтаивал. Заложив крутой вираж и вылетев на улицу, машина в последний раз рванулась вперед, протяжно загудела и, вздрагивая, затормозила у бара Чарли. Даже не разглядев ее нью-йоркского номера, всякий догадался бы, что прибыла она издалека. Это был большой темный "Бьюик" с цепями на скатах, залепленный талым снегом и грязью, но в его салоне цвета морской волны царили чистота и уют, как в гостиной. Автомобилю, несомненно, пришлось пробиваться сквозь туман: фары были включены и в серой полумгле походили на два огромных, лихорадочно блестящих глаза.
Джим Коберн легко - он привык к этой гимнастике - выбросил свое трехсотфунтовое тело за дверцу на тротуар и не успел еще распрямиться, как из машины в свой черед вылез незнакомый Чарли молодой человек. Судя по перебитому носу и опухшим векам, Коберн, как обычно, подобрал его в каком-нибудь зале для бокса у себя в квартале.
Несмотря на сумеречный свет, было уже около половины двенадцатого утра. Минуту назад Джастин еще сидел на своем месте в баре с развернутой газетой и стопочкой джина под рукой. Узнав машину и Коберна, Чарли раскрыл рот и радостно вскрикнул:
- Джим!
Но даже этих секунд, на которые отвлекался бармен, Уорду хватило, чтобы исчезнуть. Пока Джим входил, Чарли слышал, как открылась дверь туалета, расположенного в глубине зала, и машинально подумал, что Уорд впервые заходит туда - Хэлло, Чарли, куколка моя!
Голос у монументального Коберна, всегда свежевыбритого, ухоженного и щеголявшего крупным бриллиантом на пальце, был таким хриплым и скрипучим, что напоминал скрежет раскалываемого зубами ореха. Своего спутника он представил с видом человека, не слишком недовольного своей находкой.
- Джон Пятерня, славный паренек. Он напомнит тебе доброе старое время. Твоя жена в кухне? Здорова?
Надеюсь, она сготовит нам фирменные спагетти и мы отведаем их в семейном кругу?
Коберн навещал Чарли каждые полгода или год, и каждый раз это был праздник.