Мебель была добротной и совсем новой - так обычно вставляют гостиные в домах мелкой буржуазии. В 1900 году этот стиль называли "модерн".
Все из светлого дуба. Цветы в керамической вазе "художественной работы". Салфеточки, вышитые английской гладью.
Зато на маленьком столике серебряный самовар с ручной чеканкой - он один стоил больше, чем вся обстановка гостиной.
Над головой комиссара раздавались чьи-то шаги. А за стеной, в комнатах первого этажа, плакал младенец, которого, судя по всему, успокаивали глухим и монотонным шепотом.
Наконец в коридоре зашуршало, раздались приглушенные шаги. Дверь отворилась, и перед комиссаром предстала молодая, наспех одетая женщина.
Она была среднего роста, совсем не худышка; на строгом красивом лице - следы легкого волнения.
Это не помешало ей улыбнуться.
- Что же вы стоите?
С пальто, брюк, ботинок Мегрэ стекала вода, образуя на натертом полу маленькие лужицы.
Не мог же он в таком виде усесться в гостиной на кресла, обитые светло-зеленым бархатом.
- Вы госпожа Сванн, не так ли?
- Да, сударь.
Она вопросительно взглянула на комиссара.
- Простите, что беспокою. Не более чем пустая формальность. Я из службы контроля за иностранцами. Мы занимаемся сейчас переписью...
Она молчала. Непонятно было, волнуется она или нет.
- Господин Сванн, кажется, швед, не так ли?
- Нет, норвежец, но для француза это одно и то же. Я и сама сначала...
- Он флотский офицер?
- Он плавает старшим помощником на "Морском дьяволе" из Бремена.
- Так. Следовательно, он служит в какой-то немецкой компании...
Она слегка покраснела.
- Да, судовладелец - немец. По крайней мере, по документам.
- То есть?
- Не думаю, что следует скрывать от вас... Вы, конечно, знаете, что после войны на торговом флоте кризис. Даже здесь вам назовут капитанов дальнего плавания, которым приходится из-за отсутствия места ходить старшим или вторым помощниками. Иные ведут промысел на Ньюфаундленде или в Северном море.
В речи ее чувствовалась известная торопливость, хотя говорила она ровно и спокойно.
- Мой муж не захотел подписать контракт на Тихом океане. Там легче с работой, но в Европе ему бы пришлось бывать только раз в два года. Почти сразу же после нашей свадьбы какие-то американцы зафрахтовали "Морского дьявола" на имя немецкого судовладельца. И Улаф как раз приезжал в Фекан, чтобы узнать, нельзя ли здесь купить еще шхуны. Теперь вы понимаете? Речь идет о контрабандном ввозе спиртного в Соединенные Штаты {1920-1933 гг. в США действовал запрет на производство и продажу спиртных напитков ("сухой закон")}. Были созданы крупные компании с американским капиталом. Они размещаются и во Франции, и в Германии. Вот на одну из таких компаний и работает мой муж. "Морской дьявол" осуществляет перевозки по так называемому Ромовому маршруту. К Германии это, как видите, не имеет никакого отношения.
- Он сейчас в море? - спросил Мегрэ, не отрывая глаз от хорошенького лица хозяйки - оно располагало к доверию, а временами становилось просто трогательным.
- Не думаю. Вы же понимаете, такие суда не ходят по расписанию.
- Не думаю. Вы же понимаете, такие суда не ходят по расписанию. Но я всегда стараюсь хотя бы приблизительно рассчитывать, где находится "Морской дьявол". Сейчас они должны быть в Бремене или на подходах к нему.
- Вы уже бывали в Норвегии?
- Никогда. Я, можно сказать, не покидала Нормандии: раза два-три, не больше, на несколько дней в Париж.
- Вместе с мужем?
- Это было наше свадебное путешествие.
- Ваш муж блондин, не так ли?
- Да. Почему вы об этом спрашиваете?
- Маленькие светлые усики, подстриженные вровень с губами?
- Да. Могу показать вам его портрет.
Г-жа Сванн открыла дверь и вышла. Мегрэ слышал, как она ходила в соседней комнате.
Не возвращалась она дольше, чем можно было ожидать.
А по всему дому слышалось хлопанье дверей, какие-то непонятные хождения взад и вперед.
В конце концов она появилась; от былой уверенности не осталось и следа, она была несколько смущена.
- Извините меня, - проговорила она. - Я не смогла найти эту фотографию. Когда в доме дети, всегда такой беспорядок...
- Еще один вопрос... Многим ли вы давали эту вашу фотографию?
Мегрэ протянул ей снимок, который взял у фотографа.
Г-жа Сванн залилась румянцем и пробормотала:
- Я не понимаю...
- У вашего мужа она, конечно, есть?
- Да, я была его невестой, когда...
- Может ли этот снимок быть у кого-нибудь еще?
Она чуть не плакала. Дрожащие губы выдавали смятение.
- Ни у кого...
- Благодарю вас, сударыня.
Когда Мегрэ выходил, в прихожую выскользнула маленькая девочка. Ему не понадобилось даже всматриваться в ее лицо. Это был вылитый портрет Петерса Латыша.
- Ольга! - прикрикнула мать, подталкивая девочку к двери.
На улице комиссара снова ждал дождь с порывами ветра.
- До свидания, сударыня.
Еще мгновение комиссар видел ее в дверях, ему показалось, что эта молодая мать, которую он застал врасплох, когда она считала себя надежно защищенной стенами собственного дома, совершенно выбита из колеи.
И еще в ее глазах, когда она закрывала за ним дверь, он прочел что-то непонятное, неопределимое, похожее на страх.
Глава 5
Пьяный русский
Есть вещи, которыми не принято хвастаться, о которых если и говорят, то с улыбкой, и тем не менее они требуют определенного героизма.
Мегрэ не выспался. С половины шестого до восьми утра трясся в поезде, где гуляли сквозняки.
Уже в Ла Бресте он вымок. Теперь при каждом шаге его ботинки выплевывали грязную воду, котелок потерял форму, а на пальто и пиджаке не оставалось и сухой нитки.
Дождь вперемешку с ветром хлестал наотмашь. Улочка, вернее, просто идущая под уклон тропинка между садовыми оградами, была пустынна. По середине ее катился поток воды.
Некоторое время Мегрэ стоял неподвижно. Даже трубка в кармане и та промокла. Найти рядом с виллой укромное местечко было невозможно. Оставалось одно: поплотнее прижаться к ограде и ждать.
Редкие прохожие, заметив его, оборачивались.