Единственное лицо, которое могло что-то видеть, — это сама мадам Нил. Но если бы вдруг, паче чаяния, и оказалось, что не она убийца, то и тут бы она ничем не могла нам помочь. Потому что у нее, как вы бы выразились, мания: она всегда, непременно зашторивает окна.
Дермот надвинул шляпу на лоб.
— Друг мой, — сказал он. — Не нравится мне ваше расследование.
— Ого?
— Например, мотивы, которые приписываются мадам Нил, простите, бред собачий. Сейчас я вам докажу.
Но доказательства не последовало. Мосье Горон, весь внимание, поглядел во все стороны, чтоб убедиться, что их никто не подслушивает. Заметив приближающуюся к ним со стороны бульвара Казино фигуру, мосье Горон схватил за руку своего спутника. Он увлек Дермота за ворота виллы Мирамар и закрыл их за собой.
— Мосье, — прошипел он, — это сам Горацио Лоуз, без сомнения, направляющийся к мадам Нил. Чтоб добиться от нее толку, нам надо его опередить.
— Но…
— Прошу вас, не останавливайтесь. Вам нечего на него смотреть. Ей-богу, ничего интересного не увидите. Вперед — и звоните в дверь.
Звонить в дверь им не пришлось. Не успели они ступить на первую из двух ведущих к ней каменных ступенек, как дверь распахнулась у них перед носом. Те, кто оказался за дверью, удивились ничуть не меньше их. Из сумрака вырвался приглушенный взвизг. На пороге стояли две женщины, и одна держалась за дверную ручку.
Это, как догадался Дермот, была Ивета Латур. Темноволосая, большая, плотная, с крупными чертами, она, однако же, так стушевалась, что как бы слилась с мебелью холла. Недоумение на ее лице сменилось злобной радостью, сверкнувшей в черных глазках, чтобы тотчас уступить место безразличию. Увидев же вторую девушку лет двадцати с небольшим, мосье Горон так поразился, что у него глаза полезли на лоб.
— Так! — почти пропел он, срывая с головы шляпу. — Так-так-так-так!
— Прошу прощения, мосье, — пропела Ивета.
— Что вы, что вы.
— Это моя сестра, мосье, — вкрадчиво произнесла Ивета. — Она как раз уходит.
— До свиданья, милая, — сказала девушка.
— До свиданья, детка, — ответила Ивета с неподдельной нежностью. — Будь здорова. Кланяйся маме.
Девушка выпорхнула за дверь.
Нетрудно было заметить в них семейное сходство. Но небольшое.
Девушка была стройна, одета по последней моде и с большим вкусом, прекрасно держалась, словом, была, что называется, «шикарная девица». Большие темные глаза посмотрели на Дермота тем откровенно оценивающим и одновременно полным смешливой неуязвимости взглядом, какой сходит с рук только француженкам. Бесстыдно приманчивая недотрога. Пока она спускалась по ступенькам, вокруг нее парил, как полагается (разве что чуть-чуть слишком сильный), запах духов.
— Мадемуазель Прю, — галантно поклонился Горой.
— Мосье, — почтительно произнесла девица, вежливо приседая. После чего она удалилась к воротам.
— Нам нужна, — сказал префект Ивете, — мадам Нил.
— К сожалению, мосье Горон, вам придется перейти через дорогу, на виллу «Привет». Мадам Нил пьет там чай.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Что вы, что вы, мосье!
Ивета сохраняла невозмутимую вежливость. Но в тот самый миг, когда дверь уже затворялась за ними, на ее лице мелькнуло выражение, которого Дермот никак не мог определить. Не насмешка ли? Мосье Горон уставился на закрытую дверь и постучал по собственным зубам набалдашником трости, прежде чем надеть шляпу.
— Так! — пробормотал он. — Друг мой, я чувствую, что…
— Что?
— Что за этим маленьким эпизодом что-то кроется. Только не знаю, что именно.
— По-моему, тоже, — согласился Дермот.
— Что-то эти сестрицы затевают. Я так и чую. Знаете — профессиональный нюх. Но конкретно пока ничего не решаюсь заключать.
— Девица вам знакома?
— Мадемуазель Прю? Конечно.
— Она…
— Порядочная ли она, хотите вы спросить? — мосье Горон вдруг хихикнул. — Так-так! Англичане всегда начинают с этого вопроса! — он склонил голову набок и не сразу ответил: — Да, насколько мне известно, она вполне порядочная. У нее цветочная лавка на рю де ла Арп. Кстати, недалеко от антикварного магазина моего приятеля мосье Вейля.
— Это который продал табакерку сэру Морису Лоузу?
— Да. И не получил за нее денег, — префект снова подумал. — Но эдак мы далеко не уедем, — огорчился он, скорчив довольно неприглядную мину. — Что это мы тут стоим и гадаем, за какой надобностью мадемуазель Прю пожаловала к своей сестре? Нам нужна мадам Нил. Проще перейти через дорогу и послушать, что скажет сама мадам Нил.
За этим дело не стало.
Сад перед парадной дверью виллы «Привет» представлял собой хорошо ухоженную лужайку, обнесенную кирпичной стеной. Парадная дверь была заперта. Но высокие окна сразу же направо были широко распахнуты. Уже темнело, перешло за шесть, и в гостиной сгущались вечерние тени. Но в этих сумерках собрался заряд эмоций посильней любого электрического заряда. Не успел мосье Горон открыть калитку, как им навстречу из гостиной донесся голос. Голос говорившей по-английски молодой девушки. Дермоту с такой отчетливостью представилась взволнованная Дженис Лоуз, словно он увидел ее своими глазами.
— Ну, дальше, — говорил голос.
— Я… я не могу, — ответил другой женский голос после паузы.
— Не смотрите так! И говорите! Что же вы, как явился Тоби, сразу умолкли? — наседала Дженис.
— Да что же это такое? — вмешался солидный мужской голос, выдававший тем не менее полное замешательство. — Что такое?
— Тоби, милый, я же тебе как раз говорю…
— У меня сегодня был трудный день на службе. Вам, женщинам, этого никак не понять. Да и папины дела оставлены в довольно плачевном состоянии. Так что мне не до шуток.
— Шуток? — эхом подхватила Дженис.
— Да, не до шуток! Неужели нельзя оставить человека в покое!
— В ту ночь, когда убили папу, — сказала Дженис, — Ева вы ходила из дому и вернулась вся в крови. При ней был ключ от нашей двери. К ее пеньюару прилип агатовый осколок от табакерки.
Кивнув своему спутнику, мосье Горон бесшумно прошел по плотной траве и заглянул в окно гостиной.
Его взгляду открылась просторная комната, уставленная мебелью, удобная, обжитая, со множеством пепельниц и разбросанных там и сям вещиц. Натертый паркет блестел, как зеркало. Золотистый, в темных подпалинах спаниель дремал подле чайного столика. Кресла, обитые чем-то плотным и рыжим, белый мраморный камин, ваза с голубыми и пламенеющими астрами смутно выступали из полутьмы. Но люди, одетые во все темное, казались бы всего лишь призраками, если б их лица так непреложно не выражали оживления.
По описаниям мосье Горона, Дермот тотчас узнал Елену Лоуз и Бенджамина Филлипса, сидящего возле чайного столика с погасшей трубкой в зубах. Дженис сидела на низком стуле спиной к окну.
Евы Нил совсем не было видно, ее заслонял Тоби Лоуз. Тоби, в сером костюме с подобающей траурной повязкой на рукаве, стоял у камина. На лице его застыло несколько глуповатое выражение, и одну руку он поднял как бы для того, чтоб защитить глаза от света.
Он недоуменно переводил взгляд с матери на Дженис и обратно. Красноречивыми сделались даже его усики. Он повысил голос:
— Господи, да о чем вы?
— Тоби, — неуверенно произнесла Елена, — всему этому, конечно, есть объяснение.
— Объяснение?
— Да. Все это получилось из-за Неда Этвуда, Евиного мужа.
— О? — сказал Тоби.
Обескураженный этой невероятной фразой, Тоби поднял брови. Сорвавшемуся с его губ односложному восклицанию предшествовала легкая пауза. Это «о?» прозвучало вполне сдержанно.