Со временем среди них появились и сведения о Морисе Таунзенде, полученные от миссис Олмонд.
- Лавиния уже приходила о нем расспрашивать, - сказала миссис Олмонд. Она до крайности возбуждена. Я ее не понимаю. В конце концов, молодой человек ухаживает не за ней. Странная она женщина.
- Дорогая моя, - ответил доктор, - за двенадцать лет, что мы с ней живем под одной крышей, я в этом вполне убедился!
- У нее какой-то неестественный склад ума, - продолжала миссис Олмонд, которая любила обсудить с братом чудачества Лавинии. - Она расспрашивала о мистере Таунзенде, но не велела передавать тебе об этом. А я ей сказала, что ничего таить не стану. Вечно она скрытничает!
- И при этом отпускает иногда поразительно бестактные замечания. Как маяк - то ослепительный свет, то кромешная тьма. Но что ты ей ответила относительно мистера Таунзенда? - поинтересовался доктор.
- То же, что и тебе: что я его почти не знаю.
- Представляю, как ты ее разочаровала, - сказал доктор. - Лавиния предпочла бы услышать, что он виновен в каком-нибудь романтическом преступлении. Впрочем, будем терпимы к людям. Кажется, наш джентльмен приходится кузеном тому мальчику, которому ты собираешься доверить будущее своей дочери.
- Артур далеко не мальчик, он человек зрелый, более зрелый, чем мы с тобой. Протеже Лавинии он приходится каким-то дальним родственником. Они оба Таунзенды, но мне дали понять, что не все Таунзенды одинаковы. Так мне сказала мать Артура. Она даже говорила о "ветвях" - младших, старших, боковых, - ни дать ни взять королевская династия. Артур якобы относится к правящей ветви, а кавалер несчастной Лавинии к ней не принадлежит. Вот, собственно, и все, что знает о нем мать Артура, если не считать неопределенных слухов о том, что он "куролесил". Но я немного знакома с его сестрой, она очень милая женщина. Ее зовут миссис Монтгомери. Она вдова, имеет кое-какую недвижимость, растит пятерых детей. Они живут на Второй авеню.
- И что говорит о нем миссис Монтгомери?
- Что он талантлив и, может быть, еще покажет себя.
- Талантлив, но ленив, - так, что ли?
- Этого она не говорит.
- Хранит семейную честь, - сказал доктор. - А чем он занимается?
- Ничем. Он сейчас подыскивает себе место. По-моему, он когда-то служил во флоте.
- Когда-то? Сколько же ему лет?
- Я думаю, за тридцать. Должно быть, он пошел во флот совсем молодым. Кажется, Артур мне говорил, что Морис получил небольшое наследство тогда-то он, наверное, и оставил службу - и промотал его за несколько лет. Объездил весь свет, жил за границей, развлекался. По-моему, у него на этот счет были какие-то идеи, своя теория. В Америку вернулся недавно и теперь намеревается, как он заявил Артуру, начать серьезную жизнь.
- Так насчет Кэтрин у него серьезные намерения?
- Не знаю, почему тебе это кажется странным, - сказала миссис Олмонд. Пожалуй, ты всегда недооценивал Кэтрин. Вспомни, что ее ждут тридцать тысяч годового дохода.
Доктор посмотрел на свою сестру и с легкой обидой в голосе сказал:
- Ты по крайней мере ее оценила.
Миссис Олмонд покраснела.
- Я не говорю, что это ее единственное достоинство, но это достоинство, и немалое. Так думают многие молодые люди, а ты, по-моему, этого никогда не принимал в расчет. Ты всегда отзывался о ней как о безнадежной партии.
- Я отзываюсь о Кэтрин не менее благосклонно, чем ты, Элизабет, откровенно заметил доктор. - Много ли ухажеров у нее на счету - при всех ее перспективах? Много ли внимания оказывают ей кавалеры? Кэтрин - не безнадежная партия, но она начисто лишена привлекательности. Потому-то Лавиния так счастлива при мысли, что в доме появился воздыхатель. Раньше таковых не имелось, и для Лавинии с ее чувствительной, отзывчивой натурой мысль эта непривычна. Она волнует ее воображение.
К чести нью-йоркских молодых людей должен сказать, что они, видимо, народ бескорыстный. Они предпочитают хорошеньких, веселых девушек, таких, как твоя дочь. Кэтрин же не назовешь ни веселой, ни хорошенькой.
- Кэтрин вовсе не дурнушка. У нее есть свой стиль, чего не скажешь о моей бедной Мэриан, - ответила миссис Олмонд. - У той вообще нет никакого стиля. А если молодые люди не оказывают Кэтрин достаточно внимания, то это потому, что она им кажется старше их самих. Она такая крупная и так... богато одевается. Я думаю, они ее побаиваются. У нее такой вид, будто она уже была замужем, а замужними дамами, знаешь ли, наши молодые люди не очень интересуются. Что же касается бескорыстия наших кавалеров, продолжала мудрейшая из сестер доктора, - то ведь они, как правило, женятся рано, лет в двадцать - двадцать пять, в том невинном возрасте, когда к искреннему чувству еще не примешивается расчет. Если бы они не так спешили, у Кэтрин было бы гораздо больше шансов.
- Шансов, что кто-то женится на ней по расчету? Благодарю покорно, сказал доктор.
- Вот увидишь - рано или поздно появится разумный человек лет сорока, который ее полюбит, - продолжала миссис Олмонд.
- А-а, значит, мистер Таунзенд еще просто не дорос; его побуждения, может быть, чисты?
- Вполне возможно, что у него самые чистые побуждения. С какой стати заранее предполагать обратное? Лавиния не сомневается в его искренности, он производит очень приятное впечатление. Ну почему ты относишься к нему с такой предвзятостью?
Доктор Слоупер немного подумал.
- На какие средства он существует?
- Понятия не имею. Как я уже сказала, он живет в доме своей сестры.
- Вдовы с пятью детьми? Ты хочешь сказать, что он живет на ее счет?
Миссис Олмонд поднялась и несколько раздраженно спросила:
- Не лучше ли тебе выяснить это у самой миссис Монтгомери?
- Пожалуй, - ответил доктор. - Ты говоришь, у нее дом на Второй авеню?
И он записал: "Вторая авеню".
7
В действительности, однако, доктор был настроен вовсе не так серьезно, как может показаться; вся эта история скорее забавляла его. Будущее Кэтрин не вызывало у него особой тревоги или беспокойства; напротив, он напоминал себе, как нелепо выглядит семейство, приходящее в волнение, когда у дочери и наследницы появляется первый кандидат в женихи. Скажем больше: доктор даже вознамерился повеселиться, наблюдая драматическую миниатюру (если событиям суждено было принять драматический характер), в которой миссис Пенимен отвела блестящему мистеру Таунзенду роль героя. У доктора пока не было намерений влиять на ее denouement [развязку (фр.)]. Он был готов последовать совету Элизабет и отнестись к молодому человеку без всякой предвзятости. Большой опасности это не представляло, ибо Кэтрин, которой исполнилось уже двадцать два года, была, в сущности, цветком вполне окрепшим - такой походя не сорвешь. Сама по себе бедность Мориса Таунзенда еще не говорила против него; доктор не считал, что его дочь должна непременно выйти за богатого. Ее будущее наследство казалось ему достаточно солидным, чтобы обеспечить двух благоразумных людей, и если бы среди претендентов на руку Кэтрин появился обожатель без гроша за душой, но с хорошей репутацией, о нем судили бы лишь по его личным качествам. Были и другие соображения. Поспешно и безосновательно обвинить человека в меркантильных побуждениях представлялось доктору недостойным - тем более что дом его пока не осаждали легионы охотников за приданым. И наконец, ему было интересно проверить, действительно ли кто-то способен полюбить Кэтрин за свойства ее души. Мысль о том, что бедный мистер Таунзенд и в гости-то приходил всего дважды, вызвала у доктора улыбку, и он велел, чтобы в следующий раз миссис Пенимен пригласила его к обеду.