Он мог вертолет угнать с Бекетовского военного аэродрома. Или лестницей пожарной машины воспользоваться. Неугомонный человек был Бородуля в свои тридцать семь лет. И непредсказуемый.
Вновь зазвонил телефон.
Только теперь его звонок не грубо звучал, а нежно и даже, можно сказать, игриво. Даосов поднял трубку и не ошибся.
– Доехал? – спросила Наталья.
– Да, – с досадой сказал Даосов. – Лучше бы и не уезжал! Достали тут меня разные доброхоты!
– Вот и не уезжал бы, – с готовностью сказала Наталья. – Мог бы и у меня переночевать.
– Нет уж, спасибо, – отказался Борис Романович. – Мне еще работать завтра! После ночи с тобой какой из меня работник!
Наталья на другом конце телефонной трубки тихо засмеялась, и Даосов представил, как она сейчас сидит с телефоном на постели. От воображаемой картины у него даже голова закружилась.
– Ну, спи, – ласково, но с едва заметной ноткой раздражения в голосе сказала любовница. Подумала и с ехидством добавила: – Отдохни, Боренька, перед началом трудового дня.
Даосов положил трубку. «И в самом деле, – зевая, подумал он. – На кой черт я от Натальи сорвался? Спал бы сейчас как сурок! Чего я домой поперся? Дурака этого слушать?»
И, словно подслушав его мысли, в дверь снова тяжело ударили.
– Лады! Не хочешь, значит, с трудовым народом переговоры вести! – трубно и прощально возгласил Бородуля. – Хрен с тобой, Романыч! Я не в обиде. Ничего, Боря, разочтемся как‑нибудь! Мы с тобой, братила, завтра поговорим!
Борис Романович с досадой выключил телевизор, раскинулся на диване и, глядя в потолок, принялся читать оградительную мантру. Читать ее надо было двадцать раз подряд, с расстановкой и выражением, а поможет ли она избавиться от настырного Бородули, один Будда знал.
Ближе к двенадцати он с неохотой встал и принялся стелить себе постель. За дверью, ведущей в подъезд, было тихо. Похоже было, что Бородуля и в самом деле удалился восвояси. А может, все‑таки мантра подействовала. Даосов восславил Будду, завел будильник и лег. Сон пришел быстро, Даосов даже до пятидесяти досчитать не успел. В бок его решительно кольнули, и Даосов увидел усталого и раздраженного черта. Похоже было, что черт сам недоволен выпавшей ему миссией. Ему было куда сподручнее грешников в Кипятке топить. В тепле, да и при деле, А в квартире у Дао‑сова и в самом деле довольно прохладно.
– Спишь? – агрессивно спросил посланник преисподней, опираясь на багор.
– Ночь ведь… – зевая, сказал Даосов.
– Ишь, Чичиков! – с отвращением сказал черт, кривя рыло. – Знаешь, почему Гоголь в гробу перевернулся?
– Откуда? – сказал Даосов, умышленно зевая и демонстративно прикрывая рот ладонью. Не то чтобы он своего визитера не боялся – боялся, да и еще как боялся, только виду подавать не хотел. Сами знаете, коготок увяз – всей птичке пропасть.
– А вот не фига было пасквили о мертвых душах писать! – рявкнул визитер. – Ой плохо тебе, Даосов, будет!
Ой плохо!
– Чего надо‑то? – спросил Даосов. Он и в самом деле недоумевал.
– А то сам не знаешь! – Черт ухмыльнулся, сверкая бандитской фиксой на правом клыке. С этой фиксой он походил на недавнего собеседника Певзнера с экрана телевизора. А может, они и близнецами были! Впрочем, Даосов от ухмылки беса испытал некоторое облегчение – чем черт не шутит, может, сейчас все и прояснится!
Однако сновидение вдруг заколебалось, задрожало и начало таять. «Ах ты, в три архангела Бога‑душу мать!» – богохульно выругался тающий в квартирном мраке черт, и Даосов даже на секунду усомнился, что это и впрямь было всего лишь сновидение.
Но потом сообразил, что сновидение испугало.
Звонил телефон.
Даосов на ощупь нашел трубку, поднес ее к уху.
– Алло?
– Шан Римпоту? – хрипловато отозвалась трубка. – Это ты, Шан Римпоту?
– Это Царицын, – сказал Даосов. – А вы, наверное, в Лхасу звонили.
– Я тебе покажу Лхасу! – гневно сказала трубка. – Ты что, Даосов, мозги заспал?
Только тут Даосов припомнил, что Шаном Римпоту его звали в период ученичества в дацане, и догадался, что ему звонит малый российский лама.
– Виноват, – спуская босые ноги на прохладный пол, сказал он.
– Виноват! – передразнил его малый лама. – О нем, понимаешь, заботишься, сам недосыпаешь, ночами ему звонишь, а он… Как у тебя дела? Все в порядке?
– Достают меня здесь помаленьку, – признался Даосов. – А я, честное слово, ни сном ни духом… Понять не могу, что они ко мне привязались. На днях даже грузовиком давить пытались.
– Знаю, – прервал его малый лама. – Кое‑что я уже выяснил.
– Верхние? Нижние? – обрадованно поинтересовался Даосов.
– Не по телефону, – сказал малый лама. – Медитируй, Шан, медитируй. Спрашивай у богов.
В трубке затрещало, и связь прервалась.
Даосов послушал еще немного, потом раздраженно брб– сил трубку на рычаги и вздохнул. «Медитируй! – передразнил он. – Только и дел у меня, что по два дня беспрерывно поклоны бить и мантры распевать! Взял бы и намекнул, если такой шустрый. А еще бы лучше – вообще не звонил!»
Он лёг в уже успевшую захолодеть постель, накрылся легким одеялом и в который раз за этот вечер с досадой подумал, что зря он не остался у Натальи, нервы целее были бы.
Вместе со сном пришел все тот же черт. Сел на край кровати, внимательно посмотрел на Даосова и обидчиво дернул пятачком.
– Ты трубку‑то не хватай, – сказал черт. – Поговорить же надо!
«О чем?» – с досадою подумал Даосов.
– О Гоголе, – сказал черт и нехорошо, с подвизгами, засмеялся. – Вот возьми его «Мертвые души» и перечитай.
– Слушай, – не выдержал Даосов, – валил бы ты! И без тебя тошно. Если уж ты такой заботливый, объяснил бы, кто на меня охотится.
Черт поскучнел, тяжело вздохнул и нервно покрутил кисточкой хвоста. Так свободный таксист ключиком на пальце крутит. Или проститутка, показывая, что жилплощадь для любви у нее имеется.
– А ты знаешь, что Гоголя живым в гроб положили? – неожиданно сказал черт.
– Ну и что? – без особого любопытства поинтересовался Даосов.
– А то, – сказал черт. Подумал и добавил: – Дурак ты, Даосов!
«Слушай, – недовольно подумал Даосов. – Катился бы ты к себе… Мне завтра вставать рано!»
– Ладно. – Черт встал с постели и принялся расплываться по комнате. – Если случится чего, сам себя вини!
– Эй, эй, – сказал Даосов, открывая глаза. – Погоди, В комнате было пусто, но явственно пахло серой.
Глава 9
Игорь Дмитриевич Куретайло явился на работу не в самом добром расположении духа. Любовница Аннушка на дачу ехать отказалась, причина для того у нее оказалась чисто женская и ежемесячная, а без нее все дачные прелести свелись к окучиванию грядок с помидорами и распитию бутылки «Смирновской» с соседом, отставным бронетанковым полковником Николаем Никаноровичем Агафоновым, который и на пенсии со всеми разговаривал командным басом.