В воздухе повсюду витала смерть. Животные бросились на беспомощных зрителей, повергая на землю женщин и детей, пронзая своими длинными страшными рогами прохожих, валя торговые палатки, разбивая статуи, сметая все, что на беду оказалось на их пути. Кричавшие от ужаса люди отчаянно пытались укрыться от несших смерть чудовищ.
Неожиданно на пути быков появился ярко-красный грузовик. Повернув, они бросились к нему по улице де-Эстрелья, той, что вела к carcel -Памплонской тюрьме.
***
— Я много грешил в помыслах, деяниях, и я всем сердцем раскаиваюсь в своих грехах, — сказал Рикардо Мельядо.
— Ruego a nuestro Padre celestial para la salvacion de tu alma. En el nombre del Padre, del Hijo y del Espiritu Santo…
Стоя возле камеры, охранник слушал и про себя думал: «Что за пустая трата времени. Господь просто плюнет ему в глаза».
Священник закончил:
— Adios, сын мой. Да примет Господь твою душу с миром.
Священник подошел к двери камеры, и охранник, отперев ее, отступил, наведя автомат на заключенного. Затем, заперев дверь, охранник подошел к соседней камере и открыл ее.
— Он ваш, падре.
Священник вошел во вторую камеру. На лице находившегося там человека тоже были следы жестоких побоев. Священник окинул его внимательным взглядом.
— Как твое имя, сын мой?
— Феликс Карпио.
Это был крепкий бородатый мужчина со свежим синеватым шрамом, видневшимся на щеке сквозь бороду.
— Я не боюсь смерти, падре.
— Это хорошо, сын мой. Никому из нас ее не миновать.
Пока священник выслушивал исповедь Карпио, до здания докатился отдаленный звук, сначала приглушенный, он становился все громче и громче. Это был грохочущий стук копыт, смешавшийся с криками разбегавшейся толпы. Охранник встревоженно прислушивался. Шум быстро приближался.
— Вы бы поторопились, падре. На улице творится что-то неладное.
— Я закончил.
Охранник торопливо открыл камеру. Священник вышел в коридор, и дверь за ним закрылась. У фасада тюрьмы раздался оглушительный грохот. Повернувшись, охранник посмотрел в узкое решетчатое окно.
— Что за шум, черт побери?
— Похоже, что кто-то просит у нас аудиенции, — сказал священник. — Не возражаете, если я возьму у вас это?
— Что «это»?
— Ваше оружие, por favor.
Священник подошел вплотную к охраннику. Он молча снял верхушку висевшего у него на шее креста, обнажая лезвие длинного, зловеще поблескивавшего стилета. Молниеносным движением он ударил охранника кинжалом в грудь.
— Видишь ли, сын мой, — сказал он, забирая автомат из рук умирающего охранника. — Господь и я решили, что тебе больше не понадобится это оружие. In Nomine Patris, — произнес Хайме Миро, набожно перекрестившись. Охранник рухнул на цементный пол. Взяв у него ключи, Хайме Миро поспешно открыл двери обеих камер. Доносившийся с улицы шум становился все громче.
— Скорее, — скомандовал Хайме.
Рикардо Мельядо взял автомат.
— Из тебя получился чертовски хороший священник. Я чуть было на самом деле не поверил.
Он попытался улыбнуться распухшим ртом.
— Здорово они над вами поработали. Ничего. Они заплатят за это.
Поддерживая обоих, Хайме помогал им идти по коридору.
— А что с Саморой?
— Охранники забили его до смерти. Мы слышали, как он кричал. Его отнесли в лазарет и сказали, что он умер от сердечного приступа.
Они подошли к запертой железной двери.
— Ждите здесь, — сказал Хайме.
Приблизившись к двери, он обратился к стоявшему за ней охраннику:
— Я закончил.
Охранник открыл дверь.
— Поторопитесь, падре. На улице какие-то беспорядки…
Ему не суждено было закончить фразу. Нож Хайме вонзился охраннику в грудь, и изо рта у него хлынула кровь.
Хайме махнул своим товарищам:
— Пошли.
Феликс Карпио поднял оружие охранника, и они стали спускаться по лестнице. На улице царил хаос. Вокруг носились полицейские, пытаясь понять, что происходит, и справиться с орущей толпой людей, отчаянно стремившихся спрятаться от разъяренных быков. Один из быков, бросившись к фасаду здания, врезался в каменные ворота. Другой терзал тело сбитого с ног охранника.