Я не знала. Ты, наверное, жутко переживаешь. Какой ужас!
– Да уж, все достаточно мрачно. И трудно удержаться, чтобы не рисовать себе самые зловещие картины. Но послушай, Эмма, я хотела обратиться к тебе за советом.
– Говори. Сделаю все, что смогу.
– Антония пытается убедить себя, что тут замешана ее няня, но я так не думаю. Ее рассказ о том, что произошло перед самым исчезновением ребенка, кажется мне вполне достоверным. Я опираюсь только на интуицию, но…
– Я бы сказала, что у тебя она лучше, чем у большинства. Могу я помочь? То есть ты считаешь, что это подходящий случай для теста на полиграфе?
– Ну, в общем, да. Я все время об этом думала. Показания няни решающие. Если она говорит правду, то не виновна ни в чем, кроме небрежности, и в этом случае полиции нужно сосредоточить усилия на поисках человека, у которого есть мотив причинить Шарлотте зло, или совершенно постороннего, который похитил ее ради выкупа. Если она лжет, тогда она замешана – одна или вместе с кем‑то. Вот, слушай.
Триш повторила все, что услышала от Антонии, старшего инспектора Блейка и самой Ники о том, что случилось на детской площадке, добавив в конце:
– Если ты сможешь доказать то или другое, тогда мы хотя бы продвинемся вперед, а если она явно невиновна, Антонии станет гораздо легче. Вообрази, что значит жить в одном доме с человеком, который мог бы…
– Думаю, я бы этого не вынесла, Триш. Почему она не выгнала няню?
– Зная Антонию, я бы подумала, что она хочет последить за Ники, пока не убедится в чем‑либо сама.
– Да, понятно. Есть другие подозреваемые, кроме случайного похитителя?
– Если это не новый мужчина Антонии, – неохотно сказала Триш, – тогда, насколько я могу судить, единственная кандидатура – Бен Уэблок.
– Только не он.
– Почему?
– О, Триш, подумай сама. Все, что ты мне о нем рассказывала – а ты много мне о нем рассказывала, – делает такое предположение невозможным.
– Но он действительно вышвырнул Антонию, когда влюбился в эту проклятую Беллу, и даже никогда не пытался увидеть Шарлотту. Я знаю, в принципе возможно, что не он ее биологический отец, но официально она его дочь. У него есть обязанности по отношению к ней, и, однако, он всегда игнорировал их. Разве это не выставляет его в несколько странном свете?
– Ты уверена, что он не делал тест на ДНК? На его месте многие мужчины это сделали бы. Честно, Триш, готова поспорить, он не является ее отцом и знает об этом. И это все объясняет. Мужчины очень нервничают, если приходится признать чужого ребенка.
– Да, знаю, – согласилась Триш, чуть улыбнувшись характерной для Эммы манере преуменьшать. – Об этом я не подумала. Ты гораздо умнее меня.
– Нет. Просто меньше вовлечена в ситуацию и, возможно, способна видеть чуть более ясно. У Бена есть алиби на нужное время?
– Нет. Но он вполне спокойно сказал мне об этом.
– Что ж, это обнадеживает. Мы можем пока о нем забыть и начать с няни. А потом перейти к Роберту Хиту, если ты считаешь, что тебе удастся уговорить его пройти тест.
– Ты хочешь сказать, что действительно протестируешь няню?
– Триш, как ты можешь спрашивать? – Мягкий голос Эммы приобрел живость. – Ты же знаешь, что протестирую. Когда ты хочешь? Как можно скорее, полагаю?
– Да. Но видимо, сначала я должна решить этот вопрос с Антонией… и с няней. У тебя сейчас много работы? Извини за глупый вопрос. Конечно, много.
Растущая среди адвокатов репутация Эммы означала, что обычно ее график расписан на недели вперед. Тесты на полиграфе не разрешались в суде, и многие юристы и полицейские не доверяли им, но экспертиза Эммы выходила за рамки простого испытания на детекторе лжи.
Тесты на полиграфе не разрешались в суде, и многие юристы и полицейские не доверяли им, но экспертиза Эммы выходила за рамки простого испытания на детекторе лжи. Она часто выступала в суде в качестве эксперта‑свидетеля, давая показания в отношении капризов памяти и механизмов лжи, доказывая, что человеком могли манипулировать в целях получения ложного признания, или что свидетельства опознания ошибочны, или что по той или иной причине нельзя верить свидетелю обвинения.
– Хватает. Подожди. – В трубке послышался шелест переворачиваемых страниц. – Нет, завтра все забито, но утром во вторник есть окошко. Первым делом мне нужно встретиться с поверенными, но к половине двенадцатого я освобожусь. Если Антония согласится, после этого я могу приехать к ней домой и повидаюсь с няней. Поскольку это не помешает никакой другой работе, мой бухгалтер вряд ли пожалуется, если это будет pro bono.В любом случае это ее не касается.
– О, Эмма, ты просто чудо. – Триш всерьез и не сомневалась, что Эмма не откажется проявить свое искусство в таком деле, но ее готовность предложить свои услуги – и бесплатно – стала единственным светлым пятном в этом жутком во всех других отношениях дне. Антония легко может позволить себе заплатить по самым высоким расценкам, но уговорить ее на этот тест будет легче, если предложить его на дармовщинку. Она всегда любила выгодные сделки.
– И знаешь, Триш, вопрос тут даже не в том, лжет или нет няня о том, что случилось на детской площадке. Вполне возможно, что нужный вопрос вызовет воспоминания, о которых она даже не подозревает.
– Об этом я не думала. Скажу Антонии.
– Как она?
– Как и следовало ожидать: в исступлении от страха за Шарлотту, и выражается это главным образом в агрессивности. А я воспринимаю это менее терпимо, чем надо бы. Она ужасно страдает.
– Думаешь, для Шарлотты есть какая‑то надежда? В смысле, может ли она еще быть жива?
– Я стараюсь в это верить, но очень сомневаюсь, если только это не похоже на то кошмарное бельгийское дело.Ну, ты помнишь, где мужчина похитил девочек и содержал в ужасных условиях в тайном подземелье, пока искал на них покупателя.
– О, Триш! Не допусти этого, Боже! Хочешь об этом поговорить? Это тебе поможет? Я могу к тебе приехать, или ты приезжай сюда. Как хочешь.
– Наверное, ничего не нужно, Эмма. Но спасибо. Сейчас мне могут помочь только хорошие новости. Или может, вообще любые новости. По крайней мере, если бы мы точно знали, что случилось, мы бы как‑то начали с этим справляться, а так… Нет, пожалуй, я побуду одна. Извини за неблагодарность.
– Да что ты! И позвони, если передумаешь. Мне дать отбой Уиллоу?
– Что?
– Не удивительно, что ты забыла, но завтра вечером мы с тобой идем к Уортам. Хочешь, я все отменю? Уиллоу поймет. Боже! Любой поймет, а она всегда лучше всех понимала чувства других.
Триш совершенно забыла о давно запланированном ужине с романисткой, подругой Эммы, которая вышла за старшего офицера полиции.
– Нет, не надо, – сказала Триш. – Если приглашение остается в силе, я пойду. Они оба мне очень нравятся, и вдруг Том чем‑то поможет.
– Хорошо. Тогда в восемь часов. Наряжаться не надо.
– Отлично. Тогда увидимся.
– Ладно. Но если ты передумаешь – или если что‑то случится, – позвони мне, и я все улажу. Пока.
Триш набрала номер матери:
– Привет, это я.
– Триш, дорогая. Как ты? Я не звонила, потому что решила, ты будешь с Антонией. Как она? Есть ли новости о Шарлотте?
– Пока нет. Хорошо, что ты знаешь. Я просто не в силах рассказывать все снова.
– Напротив, я думаю, тебе надо о ней забыть… если такое возможно.