Да, именно так: при мысли об убийцах невольно думаешь о зловонных гнойниках, раздувшихся под здоровой розовой кожей.
— Ты спишь? — сонно спросила Надья. В шесть ей вставать.
— Да, — ответил Марсель, выдохнув дым. Он все еще потягивал тлеющий окурок.
Где-то мяукнула кошка. Сытый, покойный звук.
На двери «Дивана» красовалась табличка «Мест нет». Был в разгаре конгресс по парапсихологии последователей Лакана [22] . Участники конгресса пожелали развеяться и оккупировали этот небольшой бар, где, налегая на шампанское, им покорно внимали местные девицы и ласково переливались блюзовые аккорды.
Сейчас для человека с сияющими глазами никого не существовало, и его пальцы уверенно бегали по клавиатуре. Он проходил сквозь мелодические линии, как пловец, прошивающий бирюзовые воды лагуны. Где-то там — далеко-далеко. Он играл любимую музыку Папы-Вскрой-Консервы, знойную музыку юга, пронзи тельную музыку страдания.
5
Комиссар Мартини щелкнул длинными волосатыми пальцами, потер печаткой о черный шелковый галстук, снял колпачок с изящной перьевой ручки и вывел прописными буквами на девственной странице новенькой школьной тетради: ПО СКЛОНУ УЛИЦЫ ПОКАТИЛАСЬ ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА. Ну хорошо, а что дальше? Конкурс детективных рассказов, организованный одним крупным издательством, заканчивается через две недели, а у него только эта несчастная фраза. В дверь постучали. Он проворно захлопнул тетрадь, прорычав: «Войдите!»
Жанно. В белой футболке и в столь облегающих джинсах «Левис», что казалось, у него стоит. Комиссар потупил глаза: ну конечно, на этом невероятном типе, его подчиненном, были дорогущие кроссовки в полоску с прозрачными подошвами. Мартини пошевелил сухощавыми пальцами в своих поношенных сандалиях. При виде Жанно он всегда чувствовал себя стариком, хотя разделяли их какие-то десять лет.
— Слушаю вас, — подчеркнуто холодно произнес он, поглаживая перламутровые запонки.
«Запонки! — думал Жан-Жан. — Белая рубашка, черный галстук — вылитый гробовщик! Да и волос поубавилось! On the rock [23] , как говорится. В общем, отставка на носу, друг Мартини, — так что катать тебе свои шары в другом месте!»
— Похоже, нам не избежать очередного serial killer, патрон, — уведомил он, покачиваясь на каучуковых подошвах.
— Чего вам не избежать — так это очередного повышения, дорогой Жанно! Так что там у вас стряслось? Только без лапши — у меня от нее аллергия.
«Тоже мне, остряк нашелся. Старый пентюх!»
— Нам удалось установить связь между двумя первыми жертвами, шеф. Шукрун с Аллауи посещали одно ночное заведение — «Меч-рыбу».
— Бар с потаскухами?
— Бар с джазом — цветочек, возросший на местной почве.
— По информации отдела нравов, клиенты «Меч-рыбы» скорее чисты.
Мартини вздохнул: а как бы упростило задачу простое сведение счетов!
— В субботу, двадцать пятого, ровно в четыре утра, Аллауи взял машину у сына владельца бара. С тех пор его больше не видели.
— Он один уехал?
— У него были виды на какую-то девицу. Имя и место жительства пока неизвестны. Возможно, все прояснится в субботу, если она из постоянных клиентов.
— Что с машиной?
— Вот тут — подвижка! — оживился Жан-Жан. — Костелло только что сообщил, что ее нашли на стоянке «Палм-Бич». Это старое запущенное казино. Автостоянка выходит на море.
— Была ли в салоне кровь?
— Сейчас машину как раз тщательно исследуют. Но с первого взгляда там вроде ничего нет.
— Что с юным Диазом? — спросил Мартини, стиснув ручку «Монблан».
— Пока что связать с остальными его не удается. Родные утверждают, что он только Эн-тэ-эм [24] слушал.
— Вы бы по поводу гибели молодых не очень-то ерничали. Сегодня встречаются подростки с глазами Химены, влюбленной в Сида [25] , даже когда они плюют вам в лицо.
К тому же не забывайте об Элен Морелли, у нее трое сыновей в возрасте от двенадцати до восемнадцати.
— Усек, шеф.
Элен Морелли была следователем и работала над этим делом вместе с ними: дама с габаритами слонихи — больше центнера весом при росте метр шестьдесят — и проворством лисицы.
— Мы собираемся пошустрить в «Меч-рыбе» и еще раз проработать марафонцев, — добавил Жан-Жан, уставившись на кургузые серые носки начальника.
На голых лодыжках кудрявились седые волоски.
— Что они собой представляли?
— Аллауи из мусульман, но религиозным его не назовешь: бегал за девками и пил спиртное. Шукрун был вегетарианцем, занимался тай-цзы, а в синагогу ни ногой. Да и Диаз, думаю, не был мальчиком из церковного хора. Даже в прошлой жизни.
— Значит, вы считаете, что религиозный след нас никуда не приведет?
«Как же — в тупик», — подумал Жан-Жан, промычав:
— М-м… Как и гомосексуальный. Тут что-то другое, но мы пока не можем понять что.
— Что ж, советую вам поднажать, дорогой Жанно. Кстати, у вас тут двое стажеров — так пользуйтесь ими.
— Они только стажеры.
— Отзывы о Мерье просто восторженные, а достоинства Тинарелли вы, кажется, и сами успели разгля деть.
Пустив эту парфянскую стрелу, комиссар развернул «Канар аншене» [26] и углубился в чтение, позабыв о своем подчиненном.
Марсель устроился за белым пластмассовым столиком, положил фуражку перед собой и в ожидании заказанного люля-кебаба потягивал лимонад. Сегодня во время перерыва он решил подкрепиться в «Шаверме». За стойкой ворчал и тяжело отдувался хозяин: казалось, он перегружен работой, хотя Марсель был единственным его клиентом, если не считать какого-то типа в очках «Seen» [27] с толстыми стеклами.
Лет сорока, среднего роста, худощавый, с курчавой бородкой… этакий скромный старый холостяк из тех, что семенят по жизни как мышки, изредка попискивая от злости, подумал Марсель, отметив про себя его темно-русые волосы, причесанные и зализанные как у школьников пятидесятых; отутюженные бежевые шорты, сандалии священника и рубашку с длинными рукавами — и застегнутыми манжетами! Все это время тип сосредоточенно поглощал табуле [28] .
Это был тип, которому никогда в жизни не заполучить такую женщину, как Надья или Мадлен, — да что там, ему и бисквит на десерт не светит, — существо, чьи серые будни скрашивают только теленовости да вылазки за продуктами.
Вдруг забитое существо подняло карие глаза, расплывшиеся за толстыми стеклами, и встретилось взглядом с серыми глазами Марселя. Тот наклонился к принесенному сэндвичу.
— Спасибо, — сказал он хозяину заведения. — Как я погляжу, с работой не очень перенапрягаетесь.
— И не говорите! — изрыгнул тот, грустно дрогнув тройным подбородком. — Без Камеля знаете, какой кавардак! И никого взамен! Повсюду одни бездельники!
— Бедняга… не повезло парню, — вздохнул Марсель.
— Аи, не могу больше про это слышать.
— Он ни с кем не ругался?
— Ругался! Знаете, каким добряком был! Сколько раз ему говорил: с твоей доверчивостью тебя любой облапошит. И что? Покойник! Вот жизнь, а! Чего только не выкинет! Вы-то никого не знаете, чтоб здесь поработать?
— Поспрашиваю, — ответил Марсель, откусывая сэндвич. — А как насчет девушек? Ревнивцев… или чего такого не видели?
— Да что вы! Чтобы Камель на чужое рот разевал! Они сами на него, как пираньи, кидались.
— Постоянная подружка была?
— Ходила тут одна. Несколько раз его дожидалась — блондинка, Мелани зовут. Сущий ангел.
— Где-то рядом работает?
— Ну да! Вообще не работает. В лицее учится. Маленькая еще.
Марсель вздохнул. В их городе не меньше четырехсот лицеисток.