Но человек с психограммой Хомы, составленной специалистами, изучившими его поведение за последние двадцать с лишним лет жизни, не может сотрудничать с ментами, не может просто так «сдать» им человека даже при том, что человек этот разыскивается как убийца не кого-то, а известного уголовного авторитета, хорошего знакомого Хомы, с которым они когда-то вместе срок отбывали. Вывод был психологам ясен – Хома скорее всего захочет меня «сдать», но не ментам, а другим уголовникам. А может и не захотеть даже этого, потому что сам от криминального мира все последние годы старательно отходил. Ему жена в этом помогала, и он стремился не обмануть ее ожидания. Если дело повернется таким неторопливым образом, мне придется самому обратиться к нему с подобной просьбой. Правда, здесь у наших психологов есть небольшой прокол. Согласно психограмме Хома не должен иметь пистолет. Человек, который старательно уходит от криминального мира, пистолет в подмышечной кобуре не носит не только потому, что сейчас на улицах жарко, а для скрытия кобуры приходится надевать «ветровку». Ему просто нет необходимости носить с собой пистолет. Но я не знаю всех последних обстоятельств личной жизни Хомы, хотя с основными этапами его биографии познакомился.
Первый раз Виктор Николаевич Хоменко отправился за решетку за двойное убийство. Самому ему тогда было семнадцать лет, жил он в криминогенном районе на окраине города. Вечером возвращался домой, и трое незнакомых парней избили его, крепкого спортивного парня. Кажется, они были чем-то вооружены, и потому он не смог оказать достойного сопротивления. После этого семнадцатилетний Виктор забежал в свой подъезд, зная, что над дверью в нише лежит большой нож – общее оружие дворовой шпаны. И с этим самым ножом он догнал обидчиков. И рассчитался. Потом даже вину свою не отрицал. Вернувшись на свободу через восемь лет, двадцатипятилетний Виктор женился, был в браке не слишком счастлив и через год убил свою жену вместе с любовником и отправился «отдыхать» уже на четырнадцать лет. Суд учел, что любовник жены был ментом и угрожал Хоменко пистолетом, который Виктор у него отобрал и применил как оружие убийства. Все сроки отбывал по полной программе. Освободился три года назад, когда криминал жил припеваючи, мог бы воспользоваться своим авторитетом и стать банальным рэкетиром или даже, при некотором усилии, значимой фигурой в криминальном мире, но снова женился, обзавелся сыном и все криминальные связи почти прервал. Однако, как я полагал, совсем недавно появились иные обстоятельства, заставившие его взять в руки оружие. И эти обстоятельства могут быть сложными. А он, при своем характере, мог носить с собой оружие только для того, чтобы им воспользоваться, а вовсе не для самоутверждения, как порой случается с некоторыми людьми в нашем обществе, причем довольно часто.
С этим еще предстоит разобраться, чтобы не попасть в непродуманную ситуацию. В моем положении непродуманная ситуация грозит провалом.
* * *
– Посторонних, козлы, ищут, – проворчал Хома, вернувшись в дом и вроде бы ни к кому не обращаясь. Уж мне-то он точно не докладывал, потому что я вопросов не задавал. А сам он не тот человек, который докладывать будет из услужливости. Просто ворчит, и все. – Откуда тут посторонним взяться, если казачишки ряженые только и смотрят, кто им личные участки поливать будет.
При его медленном соображении проявление даже крупицы юмора удивляет, потому что юмор обычно появляется при быстроте мышления.
– Тебя как зовут-то? – спросил я.
– Виктором отец прозвал.
– Я – Сергей.
– Это я знаю. По телевизору сообщали все твои данные.
– Совсем сдурели, – я позволил себе недобро усмехнуться, хотя знал заранее, что все так и будет.
– Еще бы биографию в газетах опубликовали. Почему менты сюда заявились?
– А я знаю?
В этом он прав, если бы визитеры ему сообщили, я тоже слышал бы информацию.
Хома в окно, выходящее в сад, посмотрел. До захода солнца еще оставалось больше двух часов. При солнце, да еще таком жарком, поливать насаждения в саду нельзя. Это даже я знаю. Но если Хома что-то делает, то делает он неторопливо, планомерно и основательно – это я уже знал из досье на него. И если он приехал так рано, то работа в саду есть. Только вот я мешаю. Именно так я оценил его взгляд в окно.
– А ты что, – спросил я для поддержания разговора, – садом сам занимаешься? Без жены?
– В школе экзамены скоро. Она у меня в школе работает. Всю весну – сад на мне. Летом – она здесь занимается. Я работаю. Она сама деревенская, ее к земледелию тянет.
Отвечая, он морщил лоб, и нетрудно было заметить по взгляду, что думает он о другом. Я даже догадался, о чем он думает. И как не думать о нежданном госте, который столько хлопот добавляет. Любой на его месте задумается. Но думать Хома привык подолгу.
– Чай в холодильнике есть. Можешь пользоваться. И пиво есть. Я пойду сорняки подергаю, – сказал Хома со вздохом. – Если отдохнуть хочешь, вздремни. Только в кроссовках на диван не забирайся. Я чистоту уважаю.
Вздох, вероятно, был вызван не только тем, что с его животом дергать с грядок сорняки не слишком удобно, но и тем, что мыслей, как со мной поступить, не появилось, хотя пора бы им себя и обозначить. Если и дальше не появится, я подскажу.
– Работай, я отдохну. Ночь не спал, день не спал. Отдых всем нужен.
– Ну-ну, – согласился Хома, снял ветровку, снял кобуру, рубашку, показав живот во всей красе и обширно татуированные тяжелые плечи, и двинулся к двери. Я бы с таким животом постеснялся загорать даже в пустом дворе за высоким забором, но он, похоже, к своей внешности привык и не слишком этим смущается.
– Пистолет-то возьми, мне он ни к чему, – протянул я его «беретту», предварительно протерев ее полотенцем, чтобы не оставалось моих отпечатков. Полотенце здесь же, на лестнице, что на мансарду вела, висело.
Маленькие глазки-буравчики в удивлении раскрылись шире. В них откровенно возник вопрос и изумление. Но ненадолго. Хома подумал и взял пистолет за ствол. Проверил положение предохранителя и сунул оружие в кобуру. Порядок во всем он, похоже, в самом деле любил. Но кобуру с собой в сад не взял, оставил на моей совести здесь же, в кресле.
– А за что ты Мамону шлепнул? – поинтересовался он вроде бы между делом, совершенно равнодушным голосом. – Заказали?
– Я так похож на профессионального киллера? – улыбнулся я.
Хома ждал другого ответа. И продолжал ждать.
– Не убивал я его, – сказал я. – Меня кто-то подставил. И я имею желание выяснить, кто это сделал, поскольку всю оставшуюся жизнь прятаться не намерен.
– Ну-ну, – изрек Хома и вышел из дома.
Наверное, за пропалыванием грядок ему лучше думается. А подумать ему есть о чем. Возвращение оружия – этот мой поступок поставил хозяина дачи в тупик и совсем смешал его мысли. Хома не понимал моего положения и не знал, как со мной можно поступить. Вернул пистолет – значит, я ему доверяю. А человек в моем положении, в понимании Хомы, никому доверять не должен. В дополнение к старым мыслям, новые совсем смешали его решительность, и Хома оставался в недоумении.
Но при этом он и сам мне доверился. Оставил пистолет пусть и в кобуре, но у меня под рукой. Это тоже был жест доброй воли, означающий подписание мира. Как-то ему поступить после этого?
Но решать ему придется. Даже с моей помощью.
* * *
Я разулся, в соответствии с просьбой хозяина дома, и тихо задремал. Отдохнуть мне в самом деле не мешало. И здесь можно было отдыхать спокойно.