— Так, — сказал Баширов, — ну и кто же он?
— Он сейчас в Мертвом городе, — медленно произнес Бостан, стараясь продлить удовольствие.
— Это мы знаем, — нетерпеливо сказал Баширов.
— К нему собирается народ, — продолжал Бостан. — Говорят, что он будет излечивать все болезни.
— Ну, хорошо, а кто же он такой? — спросил Баширов.
Тут я, боясь, чтобы Бостан меня не опередил, сказал:
— Это мулла из нашей мечети. Вчера он уехал в Мертвый город и объявил себя Мехди.
Бостан возмущенно посмотрел на меня. Он был очень зол на то, что самую интересную новость сообщил я, а не он. Но я считал, что раз мы пришли вместе, что-нибудь должно было прийтись и на мою долю. А новость была, в самом деле, интересная. Баширов так и застыл на месте, а Фейсалов громко присвистнул.
— Мулла — дурак, — сказал Баширов. — Конечно, он пешка в этой игре.
Баширов снова заходил по комнате от дивана к окну и от окна к дивану. Наступило молчание. Мы сидели притихшие, боясь, чтобы о нас не вспомнили и не послали домой. Но, кажется, всем было не до нас.
— Арестовать его, негодяя! — сказал неожиданно Фейсалов, но Баширов посмотрел на него невидящими глазами, и он замолчал. Снова стало тихо, и были слышны только мерные шаги Баширова от окна к дивану и от дивана к окну.
— Даже странно, — вдруг заговорил он, — на что он рассчитывает, этот мулла, и его друзья? Ну, я понимаю, раньше каждый, кому не лень, чудеса совершал. Как-то даже в голову не приходило, что, может быть, это обман. Выроет человек яму в собственном доме, сядет в нее и скажет: не вылезу отсюда. Вот и готов святой. Уже несут больных. Пятеро умрут — не беда. Шестой выздоровеет — чудо. Меня самого таскали к такому лекарю еще мальчишкой. Грязный, лохматый был старик. Я его до смерти боялся. Но теперь на что они рассчитывают? Распустят слухи. Многие придут не потому, что верят, а так, из любопытства. Так ведь чудеса же придется показывать, раз пообещали. А народ у нас к чудесам привычный. Его врачи лечат, в лабораториях анализы делают, ему чудо подавай настоящее, чтобы действительно слепой прозрел или немой заговорил. Симулянты? Расчет может быть на симулянтов? Но ведь это не трудно разоблачить. Узнать, откуда человек, где жил. Найти свидетелей. Здорово, Черноков!
Мы обернулись. В дверях стоял Черноков. Видно было, что он очень устал. Он поздоровался и, увидя нас, чуть-чуть улыбнулся уголком рта. Он закурил, сел и с наслаждением вытянул ноги.
— Послезавтра начнутся чудеса, — сказал он. — Мулла будет исцелять калек. Он уже сейчас постится в палатке, окруженной толпой. С гор все время прибывают кочевники, и толпа растет. Пока все сделано довольно чисто. Ты поедешь посмотреть, Баширов?
Баширов подошел к вешалке и снял с нее кепку.
— Да, — сказал он. — Мы все поедем посмотреть. А теперь спать. Идите домой, ребята, у нас будет хлопотливый день.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Первое известие. — Надежды моей матери и безбожие слепого корзинщика. — Мы уезжаем всей семьей за счастьем.
Я вернулся домой уже засветло. Влез в окно и только начал было раздеваться, как в дверь постучали, и мать проснулась. Мне пришлось сделать вид, что я не раздеваюсь, а одеваюсь, и начать застегивать пуговицы, которые я только что расстегнул.
— Кто там? — спросила мать спросонья, поднимаясь с постели.
— Спи, мама, спи, — сказал я, — сейчас открою.
Нечаянно мать толкнула отчима, он проснулся и с удивлением смотрел на нас. Часы-ходики показывали половину пятого, и, не слыша стука, отчим, не мог понять, о чем мы говорим в такое раннее время. Я побежал открывать. Теперь стучали сильнее. Видимо, гостя одолевало нетерпение.
— Кто там? — спросил я.
— Откройте! Откройте! — услышал я женский голос.
— Важные новости!
Как назло, ключ не поворачивался в замке, а в дверь всё стучали торопливо и громко.
Наконец замок щелкнул и дверь открылась. Передо мной стояла Баш, вдова банщика. Она была очень взволнована. Лицо ее было потным, и рука, которой она придерживала у подбородка шаль, дрожала.
— Где твоя мать, мальчик? — сказала она.
Я смотрел на нее с удивлением и испугом.
— Что с вами, Баш? — спросил я. — Сейчас еще рано, мать спит.
Вдова вошла в комнату. Она тяжело дышала и присела на стул передохнуть.
— Разбуди ее, мальчик, — сказала она, — я принесла ей важные новости.
За моей спиной скрипнула дверь. Я обернулся. Мать моя, бледная, но спокойная, стояла в дверях.
— В чем дело, Баш? — спросила она. — Что случилось?
Вдова подошла к ней и обняла ее за плечи.
— Хорошие новости, Гуризад, хорошие новости. Ночью приехал человек из Мертвого города. Мехди не обманщик. Он чудесным образом исцеляет больных и калек.
Мать опустилась на скамейку и заплакала, улыбаясь и громко всхлипывая.
— Я боюсь этому поверить, — сказала она. — Он такой хороший человек, Сулейман. Он был бы так счастлив, так счастлив...
Баш обняла ее, и они стали обе плакать, по женской привычке плакать и с горя и с радости. Вышел отчим и знаком потребовал, чтобы ему объяснили, что случилось.
Я написал на грифельной дощечке, что Баш говорит, будто бы Мехди совершает чудеса, и мать надеется, что он вылечит его, Сулеймана. Отчим засмеялся, но мать схватила его за руку.
— Нет, нет, ты не смейся, — заговорила она, забыв, что он не слышит, — не надо смеяться. Ведь бывали же такие случаи. Почем знать, может быть, это правда...
Отчим глядел на нее с удивлением, и она, вспомнив, что он глухонемой, заплакала снова. Баш, толстую вдову банщика, одолевало желание рассказать еще кому-нибудь новости, и поэтому, распрощавшись с нами, она пошла дальше по улице стучать в двери и говорить заспанным людям, что в Мертвом городе народу явился имам и творит чудеса. Но мы не остались одни после ее ухода. Сначала пришли две соседки, сестры Гюлькаровы, и спросили, когда мы едем. Мать смущенно взглянула на меня и пробормотала что-то невнятное. Потом забежала подруга по артели и сказала матери, чтобы она не беспокоилась из-за прогула, так как завтра выходной день, а послезавтра она попросит свою сестру заменить мать на работе. А потом начали заходить одна за другой соседки, знакомые и подруги, так что у нас не смолкали разговоры и дверь непрерывно хлопала. Отчим ушел в свою мастерскую очень сердитый. Он не любил, когда много говорили о его несчастье.
Я никогда не понимал и, наверное, никогда не пойму, каким образом распространяются слухи. Когда я вышел из дому, чтобы найти Бостана и обсудить с ним последние вести, весь город знал уже о том, что чудеса произошли. Об этом говорили на улицах, на базаре, в саду, на площади. Почти все при этом смеялись и подшучивали над имамом. Товарищи мои по школе тоже всё уже знали, и хотя, конечно, не верили, но затеяли, однако, интересную игру в исцеления. В игре участвовали калеки, имам и доктор Коган. Имам пытался излечить калек, но у него ничего не выходило. Калеки вместе с доктором Коганом гонялись за ним, а имам должен был спастись на небо, то есть забраться на гранатовое дерево. Мне предложили быть доктором Коганом, но я отказался, так как спешил разыскать Бостана.
Однако сколько я ни рыскал по городу, Бостана нигде не было. Я обошел все места, где он обычно проводил все свое время, но он словно сквозь землю провалился. Я спрашивал о нем у знакомых ребят, у сторожа в саду, у продавцов на базаре, — никто его сегодня не видел.
Потеряв надежду, я пошел домой. На углу, возле мясной лавки, где продавали баранину, стояло человек десять женщин и наперебой говорили о чудесах. Я постоял, послушал.