- Нет, появилось новое лицо - внизу, в Старом Поместье, он и его подружка, - он понимающе подмигнул, - но он чужак, и мы его не считаем.
Сержант неуклюже извлек блокнот, открыл и достал оттуда фотографию: обычный полицейский снимок в фас и в профиль. Прикрывая имя пальцем, он показал фотографию.
- Нет. - Женщина решительно покачала головой. - Тот, что из Поместья, на десять лет старше, и усов у него нет.
- Фото сделано десять лет назад, - ответил сержант.
- Почему ты сразу не сказал? Тогда это он. Это мистер Барри.
- Старое Поместье, говоришь. - Сержант важно надулся, пряча фотографию в блокнот. - Мне понадобится твой телефон, дорогая.
- А куда потом поедешь? - подозрительно спросил хозяин.
- В Дублин, - ответил сержант. - Это дело полиции.
- Мне придется взять с тебя деньги за звонок, - быстро предупредил хозяин.
- Видишь, - сказала ему жена, пока сержант разговаривал с телефонисткой деревенского коммутатора, - я тебе говорила, что у него вид подозрительный. Я сразу, как увидела его, поняла, что он с севера и несет с собой беду, как черный ангел.
Джилли О'Шоннеси держался поближе к стене, чтобы уйти от дождя и возможного наблюдателя со склона за рекой. Двигался он осторожно и тихо, как кот по своим ночным делам, останавливался, осматривая землю в тех местах под стеной, где можно укрыться, рассматривал влажную траву, где могли остаться следы.
У дальнего угла сада он забрался на ствол старой яблони, чтобы заглянуть за стену, и при этом постарался, чтобы голова его не выделялась силуэтом.
Он ждал двадцать минут, с невероятным терпением хищника, потом спрыгнул вниз и снова обошел стену по периметру, ни на мгновение не расслабляясь, не обращая внимания на холод и усиливающийся дождь.
Ничего, ни малейшего признака опасности, никакой причины для грызущего беспокойства - но беспокойство не покидало его. Он дошел до другого наблюдательного пункта - железной калитки, ведущей на узкую огражденную с обеих сторон стенами дорогу, прислонился к каменному столбу, закрывая в горсти сигарету и спичку, чуть пригнулся, чтобы в щель видеть дорогу до самого моста.
И снова стал терпеливо ждать, заставив себя забыть о физических неудобствах и напрягая глаза и мозг.
Не в первый раз удивился он необычной системе сигналов и обмена информацией, на которой настоял Калиф.
Плата производилась чеками на предъявителя, в швейцарских франках, чеки приходили на его адрес в Рио, оттуда их пересылали в Лондон.
Он однажды доставил Калифу посылку - бутылочку с ее содержимым - и дважды звонил по телефону. Посылку приготовили через два часа после захвата девчонки, пока она еще находилась под действием большой дозы наркотика. Врач - доктор Джеймисон, как нравилось его называть Джилли О'Шоннеси, - свою работы выполнил на заднем сидении второй машины. Она ждала на стоянке у Кембриджской железнодорожной станции, маленький зеленый форд с полностью закрытым салоном. Они перенесли девчонку из "триумфа" в "форд" в сумерках осеннего вечера и остановили машину на въезде в придорожное кафе по дороге А10, пока доктор делал свое дело. Все инструменты уже ждали в машине, но доктор работал плохо, руки у него дрожали, он нервничал и просил выпить. Девчонка потеряла много крови, и теперь рана воспалилась.
Джилли О'Шоннеси чувствовал, как усиливается раздражение, когда он думал о докторе.
Он доставил бутылочку в условленное место; машина ждала, как ему и было сказано, она дважды мигнула фарами в заранее обговоренном сигнале. Джилли даже не остановился, просто медленно проехал мимо и протянул бутылочку, а потом поехал прямо на запад и уплыл на утреннем пароме задолго до того, как подняли тревогу.
Потом телефонные звонки. Они беспокоили Джилли О'Шоннеси, как и все остальное в этом проклятом деле. Первый раз он позвонил, как только они добрались до Ларагха. Звонок международный, а сказал он только два слова:
- Мы прибыли.
- И повесил трубку. Неделю спустя позвонил по тому же номеру и снова сказал только одно предложение:
- Нам очень нравится, - и тут же повесил трубку.
Джилли вспомнил, как каждый раз местная телефонистка звонила ему и спрашивала, хорошо ли он поговорил, и голос у нее был удивленный и заинтригованный.
Не так до сих пор работал Калиф, здесь он оставляет след для охотников, и Джилли возражал бы - если бы было кому возражать. Однако у него только этот номер и никаких средств связаться с Калифом. Стоя у ворот, он решил, что очередной звонок делать не будет. Его срок - через четыре дня.
Тут он вспомнил, что в этот день должна быть отрезана рука. Наверно, указания по доставке руки он получит во время этого звонка. Однако ему это не нравилось. Даже ради денег. И тут же он почему-то вспомнил один давний случай.
Они хотели передать ложную информацию англичанам, подробности намеченной операции, которая на самом деле будет происходить в другом месте и в другое время. Они передали подробные, но вымышленные сведения молодому ненадежному бойцу, такому, который не выдержит допросов, и поместили его на явку в одном доме по Шенкилл Роуд, и там англичане его взяли.
Джилли О'Шоннеси почувствовал, как у него легко, словно электричеством, закололо в спине, а это ощущение никогда не подводило его - никогда. Он посмотрел на свои дешевые японские часы: почти четыре, над холмами, серыми и холодно-зелеными, нависает вечер. Подняв голову, он заметил на дороге движение.
С верха холма по дороге спускалась машина, по изгибу она двигалась к мосту. Маленький черный фургон. Вот он исчез за стеной. Джилли О'Шоннеси, не особенно беспокоясь, ждал его появления. Его по-прежнему тревожили эти два телефонных звонка. Он пытался понять, зачем они нужны, почему Калиф заставил его рисковать.
Маленькая черная машина миновала мост и повернула на дорогу, ведущую к Старому Поместью, но освещение было плохое, и Джилли мог различить только очертания двух голов за ветровым стеклом, по которому скользили дворники.
Машина затормозила и двинулась почти со скоростью пешехода, и Джилли инстинктивно выпрямился, неожиданно насторожившись и внимательно всматриваясь в щель. Он увидел бледные пятна повернутых в его сторону лиц, машина пошла еще медленнее. Ближайшее боковое окно было чуть опущено, и Джилли впервые ясно разглядел внутренности машины. Он увидел форменную фуражку и серебряный блеск кокарды над белым лицом. Снова по спине Джилли пробежало электрическое покалывание, и дыхание неожиданно застряло в горле.
Машина свернула за угол стены, и он услышал, как она пошла быстрее.
Джилли О'Шоннеси развернулся в своей просторной накидке и побежал к дому. В этот момент, когда нужно было действовать, он стал хладнокровным, уверенным в себе и спокойным.
Кухня пуста, он пересек ее полдесятком шагов и рывком открыл дверь в соседнюю комнату.
Врач работал у постели. Он гневно сказал:
- Я тебе велел стучать.
Они уже спорили об этом. У врача еще сохранились причудливые обрывки медицинской этики при обращении с пациентами. Он мог изуродовать хирургически ребенка ради денег, в которых отчаянно нуждался, но яростно протестовал, когда Джилли О'Шоннеси стал задерживаться и вожделенно смотреть на полувзрослое тело, когда врач раздевал девочку для мытья, лечения и отправление естественных функций.
Смуглый ирландец попытался заставить его повиноваться, но встретил удивительно упорное сопротивление и потому оставил попытки к извращенному удовольствию и заходил во внутреннюю комнату, только когда его звали.
Теперь девочка лежала лицом вниз на грязных простынях. Ее светлые волосы загрязнились и спутались; стремление врача к чистоте было таким же неэффективным, как и его хирургия.
Инфекция и наркотики обессилили девочку, каждый позвонок отчетливо выделялся на ее спине, и обнаженные ягодицы казались трогательно уязвимыми, похудевшими и бледными.
Врач прикрыл ее по плечи простыней и повернулся в попытке защитить девочку.