Она стала учиться этому и начала хорошо себя раскрашивать. Это возбуждало его и он чаще обращал внимания на жену и меньше её колотил.
В ту пору дикий мужчина забивал на смерть в течение своей жизни трех-четырех жен. Когда женщина начала краситься, она становилась более привлекательной. Появились случаи, когда мужчине на всю жизнь стало хватать одной женщины, и этот обычай со временем укоренился. Это произошло потому, что от простых встреч с женой для продолжения рода, мужчина перешел к сексуальным играм и стал больше ценить женщину. Женщина нашла себе новое занятие - краситься, а мужчине понравилось новое развлечение - секс. С тех пор и началась цивилизация и она продолжается до сих пор, когда женщина озабочена чем и как подкраситься, а мужчина озабочен сексом".
- Теперь на этом месте, на берегу реки Сены в Париже и находится наша лаборатория Гарнье.
Посмеялись и разошлись. Деньги вкладывать не стали. Мы перебрали несколько производств, пока окончательно не решили вложить деньги в институт Гароди.
...Когда мы познакомились друг с другом и спустя всего лишь неделю стали любовниками, Ивана не была девственницей, и в первую же нашу ночь смущенно раскрыла мне свои интимные тайны. У неё было всего двое опытных, зрелых и женатых любовников, да еще, как она с некоторой гордостью мне поведала, её трижды (безрезультатно!) пытались изнасиловать...
Почему я предпочел Ивану, болгарку, а не француженку? Я имел с ними дело, но они мне не понравились. Во-первых, они очень жадны. Помню уже в Париже, когда в одной компании мы веселились с Артемом, у него разболелась голова, и мне пришлось у одной из женщин попросить таблетку от головной боли. Она дала, заметив при этом, что таблетка стоит одно су - вроде нашей бывшей советской копейки. Я посмотрел на нее: может она шутит? Нет, вела она себя на полном серьезе. Пришлось порыться в кармане и дать ей одно су. Она его взяла тоже на полном серьезе. Жадность и крайний эгоизм французских женщин ещё и в том, как они выбирают себе мужей. Муж должен быть богатым или с хорошей перспективой на работе - иначе не подходи. Потом за этим следует любовь. Любовник и муж это для них обычное положение. Свое тело, свои прелести французская женщина, прежде всего, оценивает на деньги, ясно это понимает и соответственно этому себя ведет.
Ивана была не первой моей женщиной, но предшествующие ей и познанные мною представительницы "прекрасного пола" как-то сразу позабылись, ибо в Иване, как мне казалось с самого начала нашего знакомства и с тем более нашей первой любовной ночи, я, угадал именно ту свою женщину, которую до этого не смог обнаружить.
Некоторых женщин я вспоминал, но одну из них - очень молодую, красивую постарался забыть здесь в Париже. Я привез её из Москвы в надежде, что она станет мне опорой и помощницей. Но она оказалась пустоголовой девкой. Изящная блондинка из-за отсутствия житейского опыта только мешала мне в делах. Она была искренна, правдива и иногда выбалтывала другим то, что нельзя было говорить. Что было делать? Я продал её в гарем одному марокканскому шейху за пять тысяч баксов. И думал, что никогда её больше не встречу. Но случилось непредвиденное: снова пришлось с ней встретиться.
С явным удовольствием, несмотря на молодую жену, вспоминал свои любовные похождения с одной прекрасной искусительницей-шотландкой. В Париже я познакомился с двадцатилетней женщиной. Звали её Цинтией. Муж по возрасту уже "вышел в тираж". В гостинице, где мы жили в первое время с Артуром, наши парижские друзья устроили поздний ужин, где я и познакомился с шотландским бароном и его женой. После ужина кто-то около часу ночи поскребся настойчиво в дверь моего номера.
Тогда стояло лето, и, ложась в постель, я сбросил с себя буквально все, и из-за дневных впечатлений долго не мог заснуть и, конечно, сразу же услышал чье-то "поскребывание" в дверь номера. В одеянии Адама я вскочил с постели и включив свет открыл дверь.
То была Цинтия в полураспахнутом легком летнем плаще. Я быстро и молча её раздел. Все у неё было прекрасно - от гордой головки, обрамленной длинными пушистыми и густыми золотистыми волосами блондинки, великолепными так и манящей в постель груди, до изящных длинных ножек.
За ужином именно Цинтия, а мы сидели рядом, то и дело прижималась коленями к моим или топтала мои ноги своими очаровательными ножками. Я мотал все это себе на ус, и отпирая дверь своего номера, знал, кто за нею стоит. Потом, утолив первый порыв страсти, Цинтия горько посетовала на медлительность в таких делах со стороны своих шотландских соотечественников. Смеясь, она мне говорила: "Помедлив, скажем, перед столь желательным для любой женщины демаршем чуть ли не дюжину лет, приглядываясь к ней, не зовя её немедленно в постель, наши шотландцы ещё болтают с полдюжины лет с женщиной о всякой неинтересной всячине, вплоть до завтрашней погоды, и только затем, наконец, решаются удовлетворить страсть истосковавшейся по мужской плоти дамы".
До замужества она жила в Эдинбурге, а в последнее время не выпускала из своих жарких объятий ни одного мало-мальски сообразительного мужчину, проводя с новоявленным любовником ночи в одном из отелей города. С недавних пор у неё стало "очень, очень мало" таких возможностей, ибо старый, но ревнивый муж почти не отпускал её на любовную "охоту" в Эдинбург.
Ту встречу я неоднократно вспоминал. Что скрывать: мы провели вместе с Цинтией ещё две ночи в гостинице.
В Иване я нашел ещё больший любовный пыл и ещё больше алчных выдумок, чем даже у Цинтии. И Ивана, как мне казалось, тоже нашла во мне своего долгожданного мужчину. Очень скоро после первой нашей встречи мы поженились и зажили в моей трехкомнатной квартире на Монмартре.
Один только раз наши отношения с Иваной омрачились, когда она устроила мне бурную сцену ревности. Чего-чего, а этого я от неё не ожидал. Думал, что она понимает меня и мои устремления в жизни, но это оказалось не так. Она начала требовать чуть ли не отчета о моем времяпрепровождении. Этого я допустить не мог. Избил Ивану крепче крепкого. А делать я это умею и люблю. Запретил ей громко кричать, только стонать, всхлипывать и плакать. Как она рыдала! С её глаз скатывались потоки крупных слезинок, ну прямо с горошину! Она не притворялась, страдала от побоев искренно, что меня и радовало, потому что в этом случае она скорее поймет, что я ей втолковываю.
Я сказал:
- Жена должна со всем соглашаться, что делает муж, и молча соглашаться!
Не в состоянии разлепить рот, она рыдая кивнула головой, опасаясь новых побоев.
- И все терпеть от мужа, ты поняла?
Рыдания её усилились, но она ещё ниже опустила голову, вся сотрясаясь от слез, давясь стонами.
Я дотронулся до её плеча:
- Прекрати дергаться, прими ванну и ложись в постель, сегодня ты для меня будешь самой желанной женщиной!
С этих побоев наши отношения стали безоблачными, Ивана хорошо запомнила преподанный ей урок. Некоторые люди не умеют учиться на своих и чужих ошибках, но Ивана к ним не относилась.
Научила меня добиваться от людей своих целей побоями сама жизнь. Однажды в Москве мне с приятелями пришлось выколачивать долг с потерпевших крах предпринимателей.
Человек страшится битья больше, чем смерти. Битье - это чувство боли, страха, унижения, страдания и т. д., а чувства оказывают огромное влияние на сознание человека. Мы долго били одного предпринимателя. Звали его Вадим. Потом посмотрели на результат. То существо, которое мы увидели, назвать человеком было уже нельзя.