Она была готова отдать мужу всю свою кровь, но не совпали группы. Пришли матросы из лоховского экипажа... Они-то и спасли своего офицера: Лохову полностью сменили кровь, но от пережитого шока она не свертывалась. Пять переливаний подряд, пока, наконец, достигли положительного эффекта. Дмитрия откачали в прямом смысле этого слова.
Пока он лежал в госпитале, отец, сам старый моряк, написал письмо главнокомандующему Военно-морским флотом с просьбой не увольнять искалеченного сына, а дать ему возможность служить в военной приемке кораблей. И адмирал Громов принял воистину беспрецедентное решение: оставить на службе полубезрукого, полубезногого офицера. Такое случалось разве что в петровские времена, когда искалеченного в бою храбреца оставляли в полку в качестве живой реликвии.
Нельзя считать Дмитрия Лохова жертвой "несчастного случая на производстве". У него самое настоящее боевое ранение.
Современная атомарина - это узилище чудовищных энергий: электрических, ядерных, тепловых, химических, заключенных в тесную броню прочного корпуса. Никому не придет в голову размещать пороховой погреб в бензохранилище. Но именно так, с такой степенью пожаровзрывоопасности, устроены подводные лодки, где кислород в убийственном соседстве с маслом, электрощиты - с соленой водой, регенерация - с соляром. И это не от недомыслия, а от жестокой военной необходимости плавать под водой быстро, скрытно, грозно. В этом жизнеопасном пространстве, выгороженном в жизнеопасной среде, подводники вынуждены жить так, как живут солдаты на передовой, - смерть в любую секунду от любой случайности. Даже если лодка стоит у причала, она все равно "зона повышенной опасности". Подводник не ходит в штыковую атаку и никогда не видит противника в лицо. Но он в любой момент готов схватиться врукопашную с взбесившейся от боевой раны или заводского дефекта машиной, с беспощадным в слепой ярости агрегатом, мечущим электромолнии, бьющим струями кипящего масла, крутого пара, огня... Именно в такую переделку и попал Лохов.
К тому же есть ещё одно обстоятельство, которое переводит трагедию на К-502 в боевой план: в тот год из-за привычных ныне финансовых трудностей с кораблей ушли сотни специалистов среднего звена - мичманов. Но атомные подводные лодки по-прежнему должны выходить в моря. Этого требовали оборонные интересы России. И тогда офицеры с других кораблей заменяли на боевых постах ушедших техников. Вот и капитан-лейтенант Лохов вышел в тот особенно трудный год не на своей лодке, а на чужой, выполняя обязанности мичмана, подавшегося в коммерцию. Все было так, как в известные времена, когда офицеры шли воевать рядовыми бойцами...
Государство наше не жалует и крепких мужиков, а что уж говорить об инвалидах... Они сразу же уходят на второй, а то и третий план жизни. Кроме тех, кто яростно не желают считать себя инвалидами: лезут в горы на своих колясках, прыгают с парашютом, поднимают в небо самолеты... Лохов из этой категории.
Однако жизнь пришлось начинать практически заново. И поначалу лестница на родной, третий, этаж казалась непреодолимым препятствием. С трудом поднимался, опираясь на хрупкое плечо жены. Неудобным и даже враждебным стало окружающее пространство, привычные с детства вещи стали непослушными и неподвластными.
Была надежда, что местный собес выхлопочет Лохову автомобиль с ручным управлением. Выхлопотал - "Оку". Лохов при своем росте метр девяносто и при весе 90 килограммов едва влезал в миниатюрную машину. Пришлось её вернуть. Тогда порешили так: собес выплатит стоимость "Оки", а Лохов, добавив некую сумму, купит то, что подходит ему по комплекции.
Так и сделали, набрали в долг у друзей и родственников и приобрели подержанную "тойоту" с правым расположением руля - так удобнее залезать и выбираться с покалеченными ногами (уцелевшая не гнется в колене) . Сами переделали машину под весьма нестандартное ручное управление. Это тоже влетело в копеечку. В общем, в долгах как в шелках. А обещанную собесом денежную компенсацию за возвращенную "Оку" Лоховы ждут второй год и, похоже, прождут столько, сколько пророчит известная пословица. Но "флотский Маресьев" не теряет духа. Слава богу, он при мундире и должности. А самое главное - при такой жене, как Светлана, ставшей его опорой в прямом и переносном смысле слова, при таком отце, как Юрий Дмитриевич, и при таком сыне, как Паша.
Но даже и столь дружной, сплоченной семье не под силу новый расход приобрести коленный шарнир германского производства, с которым хирурги связывают надежды на облегчение участи офицера-инвалида. Откликнется ли чья-то щедрая душа после публикации этих строк? А вдруг...
Глава четвертая ПОСАДКА НА ПАЛУБУ
Голубое небо над океаном перекрещено белыми самолетными следами наискось, и оттого похоже на огромный Андреевский флаг, реющий над всей Атлантикой.
Полетная палуба тяжелого авианесущего крейсера "Киев". Самолеты вертикального старта. Вот один из них - ярко-синий иглоносый ракетоплан выкатывается на площадку, нажженную реактивным пламенем. Адская какофония вертикального взлета начинается с тихого, быстро нарастающего воя, который сменяется пронзительным звенящим визгом, тонущим вскоре во вселенском реве, от которого меркнет в глазах свет и начинает вибрировать грудная клетка.
За пилотской кабиной вздыбливается "загривок" воздухозаборника, и свирепый рев подъемно-маршевых движков вбуравливается в уши. Из распахнутого зеленостворчатого брюха машины ударяет в палубу сноп желтого пламени, и самолет, расшеперившийся, словно взлетающий майский жук, приподнимается на трех огнеструйных столпах. Миг надрывнейшего рева колеса отрываются от палубы; штурмовик неуверенно - колесам нужна твердь покачав ими, порыскав носом, будто вынюхивая что-то, медленно вздымается все выше и выше и наконец зависает на высоте человеческого роста, оглашая все вокруг ракетным грохотом.
Есть что-то бредовое, сюрреалистическое в этом зрелище: неподвижно висящий в воздухе самолет, исторгающий чудовищный, рвущий барабанные перепонки рев. Весь твой прошлый опыт вопит, возмущается: не верь глазам своим, что-то тут не так, этого не может быть! Ну просто как у Чуковского "рыбы посуху гуляют, жабы по небу летают".
Но вот самолет плывет над палубой, уходит за её край - над неспокойное море, а потом, быстро наращивая скорость, уносится, поджав закрылки и ноги-шасси, в пронзительную синь атлантического неба...
После схлынувшего рева рокот трактора покажется шепотом ангела. Так они взлетают, и так они садятся. Но в жизни случается иногда такое, что потом долго не укладывается в сознании и чему не могут поверить даже специалисты...
Первые подробности этого беспрецедентного случая: в открытом океане самолет с вертикальным стартом из-за каких-то технических неполадок не смог осуществить посадку на палубу корабля. Летчик обязан был катапультироваться, но решил спасти машину... Летчик - майор Василий Петрович Глушко, 1951 года рождения, пилот 2-го класса.
К этим небогатым анкетным данным могу теперь добавить, что волосы у Глушко кучерявые, глаза карие, характер спокойный, общительный, а родом он из запорожских казаков...
Мы сидим с Глушко в кубрике дежурных экипажей, и, пока специалисты налаживают видеомагнитофон с записью посадки, Василий рассказывает:
- Летели группой. Нормально отстрелялись. На посадку заходил третьим. Вдруг на панели погасла лампочка, которая должна гореть. Доложил руководителю полетов. Был бы берег поближе, можно было бы сесть на запасной аэродром.