Люди слабы и легко поддаются искушению.
– Мы рискуем, пустив ее к себе, – сказала миссис Пэтрон. – Дочь подобна матери. Ты замечал, как мужчины смотрят на нее? Даже наши собственные сыновья?
– И кого в том винить? – спросил мистер Пэтрон. – Она еще ребенок, но у нее лицо и тело вавилонской блудницы.
– Проклятие передается по женской линии, – сказала миссис Пэтрон. – Что же нам теперь делать?
Однажды ночью Эмилии приснился кошмар. Ей приснилось, будто она умерла при пожаре и теперь ее со всех сторон обступают неясные фигуры, словно мстительные демоны. Но когда демоны подобрались вплотную к ее кровати, Эмилия узнала в них сыновей Пэтронов, Боба, Марка и Алана.
Прежде чем она успела вскочить или закричать, они принялись действовать. Руки были повсюду. Они держали ее, закрывали ей рот, срывали с нее одежду, тискали ее.
– Мы не виноваты, – сказал Боб. – Это все ты.
– Ты слишком красивая, – сказал Марк.
– Все равно для тебя в этом нет ничего нового, – сказал Алан. – У тебя нет девственности, и терять тебе нечего.
– Заткните ей рот, – сказал Боб.
– Свяжите ее, – сказал Марк.
– Если ты будешь лежать тихо, мы не сделаем тебе ничего плохого, – сказал Алан.
Это она виновата. Это она виновата во всем. В смерти отца, в гибели матери, в страданиях своих ни в чем не повинных братьев. Эмилия перестала сопротивляться.
Они усадили ее и стащили с нее ночную рубашку.
Потом они толкнули ее обратно на кровать и стянули панталоны.
– Блудница, – сказал Боб.
– Я люблю тебя, – сказал Марк.
– Лежи тихо! – сказал Алан.
Тут дверь распахнулась и комнату залил свет. Глаза миссис Пэтрон сверкали ярче лампы, которую она держала в руках.
– Мы не виноваты! – сказал Боб.
– Вон отсюда! – прошипела миссис Пэтрон.
Парни, ссутулившись, покинули комнату.
Когда они ушли, миссис Пэтрон подошла к кровати и отвесила Эмилии такую оплеуху, что у девушки зазвенело в ушах и потемнело в глазах. Потом старуха развернулась и вышла, не вымолвив ни единого слова.
На следующий день домой вернулся мистер Пэтрон – он ездил в Олбани. Через неделю Эмилию отослали в Рочестер, в приходскую школу. В уплату за обучение пошли деньги, полученные за ферму. Там Эмилию никто не навещал. По праздникам девочки разъезжались по домам, и лишь она одна оставалась в школе. Она вообще редко ее покидала. Когда ученицы отправлялись на какую-нибудь экскурсию, Эмилия старалась забиться поглубже в их стайку. И все равно ей не удавалось спрятаться от мужских взглядов. Она чувствовала эти взгляды на себе. Взгляды отчима. Взгляды парней Пэтронов. Взгляды всех мужчин, прикипающие к ней.
Однажды, когда у учениц была экскурсия в музей, за Эмилией увязался один юноша. Он был очень вежлив. Он поклонился и сказал: «Простите за дерзость, мисс, но вы прекраснее всех сокровищ этой коллекции». Он ужасно удивился, когда Эмилия от него убежала. Эмилия понимала, что происходит. Он не был виноват. Никто из них не виноват. Лишь она одна виновата во всем. В ней кроется что-то такое, что заставляет мужчин забывать о приличиях.
Действительно ли это была ее красота, как утверждали они все? Но Мэри Эллен куда красивей. Все девочки так говорили. Мужчины тоже считали Мэри Эллен прекрасной и обращали на нее внимание. Кроме тех случаев, когда рядом находилась Эмилия. Тогда они смотрели лишь на нее одну.
Мэри Эллен не любила Эмилию. И остальные девочки тоже. Если бы не директор школы, мистер Кромвель, жизнь Эмилии сделалась бы совершенно невыносимой. Мистер Кромвель защищал ее своим пугающим авторитетом и словом Божьим.
– «И зла друг против друга не мыслите в сердце вашем», – говорил он, устремив на учениц пугающий взгляд выкаченных глаз.
– Аминь! – отзывались девочки.
– «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому».
– Аминь!
– Мэри Эллен.
– Да, сэр.
– Я не слышу тебя.
– Я сказала «аминь», сэр.
– Я слышал тебя ушами, но не сердцем. Эти слова должны идти из самых глубин твоего сердца, юная леди. Они возвещают о твоем спасении! Произнося их легкомысленно, ты навлекаешь на себя погибель! – Голос директора делался все громче, на лбу проступали набрякшие жилы. Руки его были раскинуты, словно крылья карающего ангела. – Скажи «аминь», Мэри Эллен!
– Аминь, сэр! Аминь!
– Разве не он сотворил меня по образу и подобию своему?
– Аминь!
– Разве не все мы – дети одного Отца? Разве не один Бог сотворил нас?
– Аминь!
– Зрите же, как хорошо и радостно братьям обитать вместе!
– Аминь!
Мистер Кромвель никогда не подходил к Эмилии слишком близко. Он никогда не пытался прикоснуться к ней. Он никогда не говорил ей о ее красоте. Он никогда не смотрел на нее так, как другие мужчины. Он закатывал глаза лишь в тех случаях, когда цитировал Библию. Мистер Кромвель был единственным мужчиной, которому доверяла Эмилия, потому что лишь он один не желал ее.
Тогда, в музее, именно мистер Кромвель отправился искать ее после того, как она убежала от вежливого незнакомца. Он нашел ее в углу, за какими-то экспонатами из далеких азиатских стран.
– Вставай, дитя, вставай.
Он не делал попыток силой поднять Эмилию на ноги. Ей не сразу удалось встать, и он перевел взгляд на экспонаты.
– Япония, – сказал он. – Языческий край убийц, идолопоклонников, содомитов.
Эмилия удивилась, услышав, каким тоном мистер Кромвель произнес эти слова. В его голосе звучала скорее нежность, чем осуждение.
– Они созрели для обращения, Эмилия. Они готовы услышать Истинное Слово. Я знаю это! «Имя Господа прославляю; воздайте славу Богу нашему!»
Он выжидательно взглянул на Эмилию.
– Аминь, – отозвалась она.
– «Слушайте слово Господне, народы, и возвестите островам отдаленным».
– Аминь.
– Это те самые далекие острова, о которых говорится в Ветхом Завете. Япония. Более далеких островов на свете нет.
Эмилия встала и нерешительно подошла к директору. На стене висела карта Тихого океана. У левого ее края примостились четыре больших острова, окруженные россыпью островов поменьше. Поверх них протянулось слово «Япония».
– Вот королевство, что двести пятьдесят лет было отгорожено от всего мира, – сказал мистер Кромвель, – до тех пор, пока пять лет назад коммодор Перри не вынудил их отворить врата. Преподобный Таттл организовал там миссию под защитой одного из их князей. В следующем году я приму сан и тоже отправлюсь туда, чтобы создать еще одну миссию.
– Вы уедете из Рочестера?
У Эмилии упало сердце.
– «Велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф».
Эмилия промолчала, и мистер Кромвель строго взглянул на нее.
– Аминь, – прошептала она.
Если мистер Кромвель уедет, все тут же начнется сначала. Она как-нибудь перенесет плохое отношение со стороны других девочек. Все жестокие шутки, которые они могли измыслить, не имели для Эмилии никакого значения. Но мужчины!.. Кто будет отгонять их, когда он уедет?
Обычно девочки, произносившие «аминь» так тихо, получали выговор от мистера Кромвеля. Должно быть, Эмилия выглядела сейчас такой несчастной, что директор промолчал. Он остановился рядом с висящими на стене раскрашенными дагерротипами.
– Вот знатные дамы той страны, – сказал мистер Кромвель.
Глаза Эмилии все еще были полны слез, но все-таки она умудрилась рассмотреть изящные фигурки фарфоровых кукол, высокие причудливые прически, платья с просторными рукавами и широкими поясами. С детски круглых лиц смотрели удлиненные узкие глаза.
Эмилия указала на одну из дам: губы ее слегка приоткрылись в улыбке, открывая провал беззубого рта.