— Настоящая миланская сталь, работа самого Бартоломео Кампи!
— Черт побери, признаюсь, мне страшно не хочется возвращать вам вашу собственность…
И с этими словами Одэ де Вальвер принялся отцеплять шпагу от пояса.
— Что вы делаете, сударь? — запротестовал Ландри Кокнар. — Истинный дворянин не может ходить безоружным, а уж вы тем более, особенно сейчас. Да я и не возьму ее. Руки лучше, чем ваша, ей не найти.
— Но, видите ли, — колебался Вальвер, просто умиравший от желания оставить себе это великолепное оружие, — признаюсь вам, я не богат и не смогу уплатить вам ее настоящую цену.
Что-то вроде облачка грусти набежало на лукавую физиономию Ландри Кокнара. Он тяжело вздохнул:
— Я был бы счастлив и горд, если бы вы оказали мне честь сохранить этот клинок на память о человеке, который обязан вам жизнью и который ни секунды не помышлял о том, чтобы потребовать за него плату.
Фраза была произнесена с таким чувством собственного достоинства, что Вальвер даже опешил: он не ожидал подобного ответа от бедного малого, кутающегося в лохмотья.
— А как же вы? — наконец сумел вымолвить он.
— У меня останется шпага господина Роктая. Для меня это вполне подходящее оружие.
— Будь по-вашему, — решительно произнес Вальвер, — я принимаю этот поистине королевский подарок так же, как вы его делаете: от чистого сердца. Но теперь я вдвойне ваш должник.
— Вот и прекрасно, — расцвел Ландри Кокнар, — тем более что вы не из тех, кто уклоняется от уплаты по векселям. По вас это сразу видно, сударь.
— Послушай, — неожиданно обратился к нему на «ты» Вальвер, — я граф Одэ де Вальвер. А как твое имя?
— Ландри Кокнар, монсеньор.
— Так вот, Ландри Кокнар, прежде всего доставь мне удовольствие и не зови меня «монсеньором»; это звучит как-то удивительно глупо.
— Ах! ах! — засуетился Ландри, и его лукавые глазки забегали по сторонам. — Договорились, господин граф. А дальше?.. Что дальше?
— Дальше мне кажется, что наступил час, когда честным людям пора пообедать.
— Да, сударь, некоторые честные люди и впрямь могут позволить себе роскошь регулярно садиться за стол, но вот такие горемыки, как я, обедают, когда придется. И даже не каждый день, в чем вы можете убедиться, присмотревшись к моей тощей фигуре.
И Ландри Кокнар полунасмешливо-полусерьезно продемонстрировал свои худые руки и ноги.
— Сегодня у тебя будет обед, — улыбаясь, сказал Вальвер. — Я хочу отблагодарить тебя. Идем же со мной.
— Сударь, — радостно воскликнул Ландри Кокнар, — я так счастлив! Я сохраню воспоминание об этом дне на всю оставшуюся жизнь. — И прибавил: — За столом, на поле боя — всюду, куда вам будет угодно меня пригласить, я почту за честь быть вашим смиренным и преданным слугой.
Спустя несколько минут они уже сидели за столом, уставленным аппетитными кушаньями и пузатыми бутылками.
Пиршество происходило в трактире средней руки на улице Монмартр, в двух шагах от рынка. Вскоре в этот же зал вошел д'Альбаран. Он занял место неподалеку от двери и также заказал себе еду. Вальвер и его спутник не обратили на нового посетителя никакого внимания.
Ландри Кокнар отдал должное обеду, которым угощал его граф де Вальвер: ясно было, что ему не каждый день выпадает такая удача. Не зная, сумеет ли он сегодня поужинать, бедный малый ел за четверых и пил за шестерых. Ландри Кокнар был отменный едок и не дурак выпить, но при этом, как отметил внимательно наблюдавший за ним Вальвер, он не забывал и о хороших манерах. Он много и охотно говорил, но тем не менее ни разу не переступил той границы, которая отделяла его от благородного амфитриона [4] , устроившего для него сей роскошный пир и отбросившего при застольном общении излишние церемонии. Мы не исключаем, что иной на его месте вполне мог бы возомнить себя равным Вальверу, однако Ландри Кокнар был не таков: врожденное чувство такта удерживало его от фамильярности.
Вальвер также заметил, что, несмотря на огромное количество выпитого вина, разум Ландри сохранил прежнюю ясность, а глаза его не подергивались, как то бывает с пьяными, мутной пеленой.
Пока длилась трапеза — а она заняла немало времени, — Вальвер и Ландри Кокнар болтали о пустяках, поэтому мы не собираемся передавать здесь содержание этих разговоров. Впрочем, сказав «болтали», мы выразились не совсем точно. Одэ де Вальвер предпочитал, чтобы говорил в основном его спутник, и тот почти не умолкал, ибо тем для беседы нашлось с избытком.
— Однако ты не лезешь за словом в карман, — сказал Вальвер Ландри Кокнару.
— Признаюсь вам, господин граф, когда-то я собирался стать клириком. Но из-за моего дурного характера меня выгнали из монастырской школы, и я до сих пор жалею об этом. Ведь сегодня я бы уже наверняка был толстым капелланом с огромным жирным брюхом, а не жалким оборванцем, от которого остались только кожа да кости.
— И ты прекрасно держишься.
— Я состоял на службе у нескольких вельмож, сударь. А еще, милостивый государь, провидение наградило меня талантом подражания, и я без труда могу передразнить кого угодно, воспроизвести любые звуки, любую речь.
— Да уж, — усмехнулся Вальвер, — никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так здорово подражал кошачьему мяуканью, лаю собаки, крику осла и визгу свиньи. Думаю, что не только я был сегодня обманут тобой.
— О, — скромно потупился Ландри Кокнар, — какие пустяки. Я еще и не такое могу вам показать.
— Значит, ты считаешь, что наше знакомство продолжится?
Ландри Кокнар задумался, а затем, глядя прямо в глаза Вальверу, заявил:
— Сударь, как я уже говорил, в юности я хотел стать клириком и до сих пор сохранил глубочайшее почтение к нашей святой матери церкви. И вот что я скажу вам: я уверен, что сам Господь способствовал нашей с вами встрече. Так зачем же идти против Его воли? Почему бы вам не оставить меня при себе?
— Если я правильно тебя понял, ты предлагаешь мне взять тебя на службу?
— Да, сударь. Сегодня утром вы встали на пути у синьора Кончини, всемогущего властителя этой страны. Отныне вы враги не на жизнь, а на смерть. А мне почему-то кажется, что в этой борьбе я смогу быть вам полезным. Вы же сумеете защитить меня от Кончини, когда ему вновь вздумается меня повесить.
— Я бы не прочь, — медленно произнес Вальвер. — Но — увы! — я беден.
— Вы непременно разбогатеете, сударь, — заверил его Ландри Кокнар. — Да я и не требователен. Крыша над головой, похлебка, ваши обноски — вот и все, что мне нужно. Само собой разумеется, что если для вас настанут тяжелые времена, я тоже проверчу новую дырочку в моем поясе.
Вальвер предался раздумьям. Смышленая и плутоватая физиономия этого малого определенно была ему симпатична. Глаза его смотрели прямо и открыто, что свидетельствовало о его искренности. Одэ видел Ландри Кокнара в деле: в бою на такого товарища можно было положиться. К тому же бедолага сам предложил взять его на службу, сам пообещал повсюду следовать за хозяином. Преданный слуга, обязанный тебе жизнью…
— Послушай, — неожиданно спросил Вальвер, — расскажи мне, почему Кончини хочет тебя повесить.
Длинное худое лицо Ландри Кокнара озарилось широкой удовлетворенной улыбкой. Он понял, что выиграл партию. И, внезапно посерьезнев, начал свой рассказ:
— Знайте же, сударь, что в прошлом я был слугой и доверенным лицом синьора Кончини.
— Ты?! — Вальвер даже подскочил от удивления. — И когда же? — подозрительно спросил он.
— Семнадцать лет назад. Так что, как видите, история эта давняя. Впрочем, я тоже уже не молод. Это было во Флоренции. Тогда синьор Кончини еще не был тем, кем он стал сейчас.