Нелегко было мистеру Мобсу завербовать экипаж для нового плаванья. Но в такое положение капитан Мобс попадал не впервые, и у него накопился солидный опыт в преодолении трудностей подобного рода. В какой же гавани нет кабаков и в каком уголке земли не найдется неудачников, опустившихся искателей счастья, людей с темным прошлым или простаков, жаждущих приключений? Мобс переговорил с некоторыми кабатчиками, вечерком завернул со своими помощниками в одну-другуго подозрительную пивнушку и не поскупился на угощение. — Эй, вы, джентльмен с красным носом, — не тоскует у вас сердце по морю? Мы отчаливаем загребать деньги, и, если кто из вас не такой богач, чтобы жить на проценты, тому сейчас улыбается фортуна — он может разбогатеть…
Песенка эта была не нова, но когда в голову ударит виски, людям малость отшибает память и они принимают фальшь за чистую монету. Великолепный корабль, хорошие харчи, большая команда, сравнительно мало работы и, кроме твердого жалованья, проценты с прибыли — это звучало весьма заманчиво. Иной оскудевший моряк задумывался, в ином неудачнике опять оживала надежда поправить свои дела. В одном кабаке орудовал сам Мобс и не скупясь выставлял бутылку за бутылкой, в другом его удачно замещал Гопкинс, а где-то еще с таким же успехом действовал Иварсен.
Дошлый шкипер бросал семена, и семена эти упадали не на камень. Поздно ночью к судну пристала шлюпка и на палубу взобралась орава пьяных людей. Немного погодя от берега отчалила другая шлюпка. Тогда «Сигалл» поднял якорь и распустил паруса. Несколько ранее завербованных матросов, не успевших в тот вечер напиться, стали на вахту. И когда утром, протрезвившись, остальные сползли со своих коек и выглянули за двери кубрика, вокруг корабля уже колыхался безбрежный океан. Поднялась кутерьма. Большинство моряков не взяли с собой ничего из вещей, другие вспомнили, что они подрядились плавать совсем на другом судне. Но больше всего эта оказия огорчила молодого парня по имени Джек Першмен. Боцман Иварсен напел ему, будто «Сигалл» — экспедиционное судно и направляется искать клад на одном из островов в восточной части Океании. Грязное судно, смердящий запах ворвани и жестокие люди на палубе совсем обескуражили юношу.
— Мы обмануты! — возмущенно говорил он своим товарищам по несчастью. — Мы имеем право потребовать, чтобы судно зашло в ближайший порт и высадило нас на берег.
— Сходи, потолкуй об этом с капитаном, — подбивали Першмена пожилые и видавшие виды матросы. — Можег, он примет во внимание наши претензии.
— Пойдемте все, — предлагал Першмен. — Если старик не уступит по хорошему, заставим силой.
— Лучше поговори ты сам. А то он, чего доброго, сочтет наше выступление за бунт, а в таких случаях, сам знаешь, шкипер волен применять всякие каверзные средства.
Першмен ушел. Минуту спустя люди услышали свирепый рев, на палубе прогремел револьверный выстрел, и до матросского кубрика долетели истошные вопли Першмена. Мистер Мобс собственной персоной взял на себя труд вышибить из этого молодца вредные замашки. С помощью Гопкинса и Иварсена он превратил лицо Першмена в окровавленный кусок мяса. Узловатый конец веревки, которым мастерски умел пользоваться Иварсен, до тех пор плясал по спине парня, пока к Першмену не вернулось сознание и он не пустился наутек.
— Эй, ты! — заорал Мобс вслед беглецу. — Скажи остальным, если найдутся еще субъекты, которые думают так же, как ты, пусть приходят на переговоры! Голодная акула велит им кланяться.
Поднялся ропот, хмурыми взглядами люди издали проводили капитана, но никто больше не утруждал хозяина «Сигалла» разными досужими выдумками. Целую неделю залечивал Першмен свои раны.
А грязная посудина с несколькими десятками людей из отбросов цивилизованного общества, которые с невероятным самомнением и е еще более невероятными претензиями носили имя белого человека, неслась вперед, навстречу океанскому простору.
Поняв, что онн бессильны против капитана Мобса и его подручных, на стороне которых стоял закон — этот верный союзник эксплуататоров и насильников, — одураченные моряки старались выместить свою злость друг на друге. Неуступчивость в ничтожных мелочах, грубая ругань, бесконечные перебранки и потасовки спасали жизнь на «Сигалле» от чрезмерного однообразия. Сильные безжалостно помыкали своими более слабыми товарищами, взваливали на них всю тяжелую работу. Наглецы подчиняли себе слабовольных, в матросском кубрике появились свои господа и слуги. Молодой Першмен с самого начала показал себя безнадежным простаком — ему и доставалось больше всех. И как только он мало-мальски оправился от побоев, верховоды из экипажа взяли его в оборот. Помимо непосредственных обязанностей, на него одного взвалили ответственность за чистоту в кубрике, он должен был приносить пищу, мыть посуду и заниматься всеми прочими мелочами. Более пронырливые стали лебезить перед Иварсеном и Гопкинсом, таким же путем заручились благосклонностью самого Мобса, ибо ему по душе были покорность, эгоизм и несогласие среди подчиненных. В остальном капитану не было дела до того, что происходит в матросском кубрике. Лучше всего, если они не ладят между собой, — это укрепляет власть капитана.
Несмотря на подобные моральные качества, экипаж «Сигалла» вполне соответствовал своему назначению. Большинство этих опустившихся и деклассированных людей прилично знали свое дело. Среди них были отличные гарпунеры, такелажники, бывалые штурманы, гребцы, или же просто физически сильные люди, привычные к тяжелой работе и скверным условиям жизни. И хотя многие из них долгое время шатались без дела и кое-как перебивались на чужой счет, они все же считали предстоящий промысловый рейс только суровым и неизбежным испытанием — не больше.
Один лишь Першмен не мог примириться со своей судьбой. На берегу он жил в сравнительно сносных условиях. Его отцу принадлежала небольшая ферма. Никогда ни один человек не унижал его так грубо, как здесь, на корабле. Ему были противны эти люди и их обычаи, противно само соприкосновение с ними, один лишь вид капитана Мобса заставлял кипеть кровь в жилах юноши. В отчаянии он часто смотрел на море: не покажутся ли где-нибудь паруса другого корабля, верхушки пальм — предвестники земли? В одной из корабельных шлюпок Першмен запрятал бочонок с водою и краденые сухари. При первой же возможности он собирался бежать.
А «Сигалл», будто нарочно, избегал близости островов. Дни и ночи мчался корабль по безжизненной водной пустыне.
Наконец они заметили первых китов. Началась работа. В первый день удалось убить двух матерых самцов, из которых заготовили девяносто бочек жира. К третьему кашалоту капитан Мобс никак не мог подогнать корабль на такое расстояние, чтобы выстрелить по нему гарпуном. Были посланы две шлюпки охотников. Загарпунить-то кашалота удалось, но разъяренное животное оборвало трос и бросилось на лодку. Молодой Першмен видел, как чудовище одним ударом хвоста вдребезги разнесло лодку. Этот случай произвел на него глубокое впечатление. Погибло трое матросов, и хотя они не были ни друзьями Першмена, ни вообще хорошими товарищами, их внезапная смерть потрясла юношу.
Это было только начало охоты. В трюме «Сигалла» лежали еще сотни порожних бочек. Разве участь тех троих не могла в будущем постичь других, в том числе и его, Першмена? Нет, он не желал испытать такое, не хотел ждать.