Не превышая в поперечнике трех полетов пущенной из лука стрелы, островок этот был совершенно круглый, в центре немного приподнятый, что делало его похожим на щит. Между плоскими камнями отшлифованными приливной волной, здесь росли одни только лишайники. Для поединка это было превосходное место. Чтобы попасть туда, противники должны были переправиться на лодках с того и другого берега и покрыть одинаковое расстояние, отделявшее их от ровной площадки, где и решалась судьба в поединке. Разгоряченные бегом, противники не тратили силы на предварительные маневры. Миг встречи одновременно означал и начало боя.
Жители Эйрарбакки столпились на береговых утесах. Рыбаки, только утром вернувшиеся с восточного побережья, жадно слушали рассказы о невероятных событиях вчерашнего дня: о возвращении «Большого змея», о разоблачениях, сделанных сыновьями Вальтьофа, и о вызове, брошенном Эйрику Рыжему Торстейном Торфинсоном. Окруженный слушателями, Гаральд Толстопузый повествовал о схватке Эйрика с Глумом:
— Он вернулся еще сильнее, чем был. Мне думается, он мог бы одной рукой свернуть Глуму шею. Да, Торстейну Торфинсону придется нелегко.
Мнения разделились. Многие вспоминали былые подвиги Торстейна, его ловкость и упорство.
Торстейн подобен волку, который держит в пасти зайца. Даже под ударами он ни за что не выпустит бедного зверька и, едва живой, найдет в себе силы, чтобы мертвой хваткой вонзить клыки в добычу.
Но большинство присутствующих предпочитало помалкивать — не хотелось раньше времени делать предсказания. Ведь это была не обычная распря. После поединка, смотря по тому, чья возьмет, разгуляются страсти, и победитель постарается обессилить вражеский клан, как бы довершая этим свою победу.
Торгрим, Ньорд и Льот Криворотый — самые ярые приверженцы Торфинсона — переходили от группы к группе, прислушиваясь к разговорам. Они не преминули бы передать своим покровителям слова зрителей, подслушанные на берегу. Но осторожность подсказывала им не упреждать событий, не петь преждевременной хвалы ни той, ни другой стороне. К тому же необходимо было подчиняться старинному обычаю викингов: во время хольмганга одобрение громогласно высказывали только при особенно ловких ударах и необычайных проявлениях мужества.
Старый Рюне и члены альтинга заняли места на самом возвышенном месте берега, откуда открывался вид на весь островок, выбранный для поединка. Само присутствие старейшин обеспечивало честное соблюдение правил боя. Прежде чем противники заняли места в своих лодках, старейшины должны были проверить длину мечей и вручить щитоносцам по три кожаных щита, допускаемых условиями единоборства.
Льот подошел к тому месту, где стояли Бьярни Турлусон, Вальтьоф и Скьольд.
— Ты что, Криворотый, наелся гнилой рыбы, что ли, и тебе не сидится на месте? — съязвил Бьярни. — Ступай прочь — от тебя дурно пахнет!
— Рано ты загордился, Бьярни Турлусон! Я бы на твоем месте воздержался от оскорбительных слов — Эйрик Рыжий еще не правит в Исландии.
Бьярни расхохотался. Веселый огонек, который так любил Скьольд, зажегся в его глазах и, казалось, осветил все лицо.
— Ах, вот почему ты бродишь по берегу из конца в конец с негодяем Торгримом и этим мерзким хорьком Ньордом! Неужели Торстейн Торфинсон так слабо верит в свое оружие и для прославления своей доблести нуждается в подобных глашатаях? Смотри мне в лицо, Криворотый, и не дрожи, как осиновый лист! Клянусь Фрейей, что, если ты приблизишься ко мне еще хоть на один шаг, я сброшу тебя с этой скалы. Ветер с моря обострил мое обоняние, и я говорю тебе при всех, что от тебя разит тухлятиной! Ты весь провонял трусостью и предательством. А ну-ка, подойди ближе, жалкий раб! Может быть, хоть этим докажешь, что ты человек.
Раскатистый смех могучего скальда вспугнул пролетавшую чайку.
Льот опешил и переминался с ноги на ногу.
Смех Бьярни, как отточенное лезвие, вонзался в его нутро. Отступить — значило потерять навсегда всякое уважение жителей Эйрарбакки. А если пренебречь угрозой скальда, надо было быть готовым к опасной драке. Бьярни был крепок, как скала.
— Ты ведь безоружен, Бьярни Турлусон…
К ним приблизилось несколько человек. Все напряженно ждали начала хольмганга. Эта перебранка немного разрядила тяжелую атмосферу, ослабила томительную неопределенность.
— Ты ведь безоружен, Бьярни Турлусон, — повторил Льот.
— Неужели ты думаешь, что мне нужно оружие, чтобы переломать кости какому-то Льоту Криворотому? Когда я отгоняю пса, мне не нужен меч. Пса отпихивают ногой или стегают ремнем.
Ответ скальда был встречен одобрительным смехом. Викинги повеселели.
— Ты сам этого хотел, Турлусон!
Льот обнажил меч и нацелил его в сердце Бьярни.
— Берегись, дядя Бьярни! — крикнул Скьольд. — Льот целится в сердце, а метит в живот.
Вальтьоф привлек сына к себе. И зачем понадобилось Бьярни впутываться в эту историю? Неужели любовь к острому слову будет постоянно брать у него верх над разумом?
Дикий рев Льота эхом отозвался в Боргарфьорде, и в ответ послышался могучий хохот Бьярни. Викинги сузили круг.
Льот пригнулся и бросился вперед, стараясь нанести противнику опасную рану в живот. Но скальд не дрогнул, а только слегка повернулся на каблуках, и клинок скользнул по его кожаной безрукавке. Широкий меч Льота, ударив о камень, высек из него целый сноп искр. Тогда Бьярни с удивительной точностью поймал руку Льота и начал выворачивать и сжимать ее запястье. Льот завопил и выронил меч, который отлетел в сторону, как уже ненужная вещь.
Пальцы Бьярни сжимались все сильнее, и люди, стоявшие близко, слышали, как хрустели и дробились кости. Бьярни не уступал в силе легендарному Аудуну Длиннобородому, который во время охоты легко скручивал шею схваченному живьем орлу.
Торгрим и Ньорд издали видели, как туго пришлось их приятелю, но и не подумали вмешиваться. Все были восхищены победой Бьярни, и это сбило с них спесь.
— Брось его на съедение рыбам, Бьярни!
— Мы уже достаточно нагляделись на его глупую рожу! Брось его, как бросают сломанный нож!
— В море его! Хватит ему угрожать нам законами альтинга!
Бьярни не торопился. Он выжидал, пока лодки обоих бойцов отплывут от берегов Боргарфьорда. Он не хотел, чтобы возбуждение викингов улеглось. Бьярни не сомневался, что победит Эйрик Рыжий и что его победа сплотит всех жителей острова. Это сплочение было необходимо Эйрику для успеха колонизации Гренландии.
— Отпусти меня, Бьярни Турлусон! Фрейей и Тором клянусь, я не причиню вреда никому из твоих друзей!
Больших усилий стоило Льоту молить о пощаде, но невыносимая боль доходила уже до плеча и отдавалась в затылке. На пепельно-сером лице блуждали безумные глаза.
— Но ведь я поклялся свернуть тебе голову, Льот, а клятва Турлусона дороже золота.
Викинга подошли к ним так близко, что Льот ощущал на затылке их горячее дыхание. Кто-то из них торопил Бьярни скорее разделаться с доносчиком.
— Не верь ни одному его слову, Бьярни! Он будет кляузничать до последнего вздоха. Поторопись разделаться с ним! Судьи альтинга уже проверили щиты противников. Эйрик и Торстейн со своими щитоносцами садятся в лодки.
— Не думай, что я слепой! — ответил скальд.
Гнев его понемногу утих, и ему противно было приканчивать Льота.
Но клятва викинга была превыше всего.
Теперь Льот уже хныкал, как ребенок, и его плечи судорожно вздрагивали от всхлипываний.
— Послушай, дядя Бьярни! — вдруг заговорил Скьольд. — Клятва, произнесенная одним Турлусоном, может быть снята другим. Мой брат Лейф будет участвовать в поединке как щитоносец Эйрика Рыжего.