Все было в целости, и если бы не десяток-другой японских трупов и большое число раненых, никто бы не сказал, что здесь только что разыгрался кровавый эпизод войны. Увидев Варю, он с сердцем плюнул:
— Опять принесла ее нелегкая!
Солдаты тотчас же столпились около девушки, ожидая своей очереди для перевязки.
— Смирно! — заорал Борейко.
Солдаты вытянулись, обернувшись к поручику.
— Спасибо за службу геройскую! Всем выдам по чарке водки.
— Рады стараться, покорнейше благодарим! — рявкнули в огвет артиллеристы.
— Тимофеич, выясни, кто у нас ранен или убит!
— Убитых, слава богу, нет, а раненых изрядно, — ответил Родионов, у которого тоже были перевязаны голова и левая рука.
— Двадцать человек, — доложил он через минуту, — изних шгеро тяжело.
— Значит, целых осталось всего пятнадцать. Маловато, надо будет просить пополнения. Прапорщик где?
— На «литербу» ушедши. Там тоже есть раненые, — сообщил Блохин, кривясь от боли в простреленном плече.
— Откуда там раненые?
— Капитан самолично пошли нам на выручку с вторым и третьим взводом.
— Сам-то он цел? — забеспокоился Борейко.
— Так точно. Вот они идут к нам.
Борейко оглушительно скомандовал «смирно»и, соскочив с бруствера, подошел к командиру рогы с рапортом.
— Бросьте эти церемонии, дорогой! Какие у вас поэери? — остановил его Жуковский.
Поручик доложил.
— А у вас? — в свою очередь, спросил он.
— Трое ранено и один убит.
— Жаль беднягу…
Поблагодарив затем солдат за службу, капитан подошел к Варе.
— Вы наш ангел-хранитель! Чуть бой, а вы уже на батарее. Я сейчас пришлю сюда Мельникова вам на помощь.
— Боюсь, чтобы меня отсюда не прогнал Борейко, он смотрит на меня волком…
— …хоть и сам нуждается в вашей помощи.
— Подождет Мельникова, а я займусь тяжелоранеными. Софрон Тимофеевич, подходи! — ласково обернулась она к Родионову.
— Он мне в морду штык сует, ну я и схватился за него рукой и порезал пальцы, да и голову тоже не предохранил. Кабы не Заяц, закололи б меня, — рассказывал фейерверке?.
— А что Заяц сделал? — поинтересовался Жуковский.
— Когда японец меня совсем уже брал на штык, он вскочил на него сзади и укусил за ухо. Тот от неожиданности не устоял на ногах и упал, тут его и прикололи. Вон за батареей лежит. Заяц с него на память башмаки снял — видите, красуется теперь в них.
Варя обернулась. Окруженный солдатами, артельщик, заложив руки в карманы, важно расхаживал по батарее в японских ботинках с обмотками.
— Знай наших! Приеду в Свенцяны, все с зависти полопаются, как я начну давить в них фасон, — шутливо хвастался он.
За Родионовым к Варе подошел Блохин. Пока ему очищали сквозную пулевую рану в плече, он морщился, но терпел, когда же ввели туда йоди-стый тампон, он разразился отборнейшей руганью, но тотчас опомнился.
— Ты не слухай, сестрица, это я для облегчения душевного, — поспешил оправдаться он.
— Потерпи, сейчас конец, — уговаривала его Варя, вводя глубоко в рану зонд. — Вставлю турундочки — и все.
Перевязка раненых уже заканчивалась, когда к батарее подъехали Белый и Кондратенко. Борейко в своем живописном неглиже поспешил скрыться. Жуковский, как всегда, при виде начальства сразу растерялся, пискливым голосом подал команду и, заикаясь, отрапортовал. Оба генерала тепло поздоровались с ним и поблагодарили за блестящее отражение атаки.
— Вы сами, говорят, зарубили двух японцев, — заметил Белый.
— Откуда вы это знаете, ваше превосходительство?
— На батарее литеры Б нам все рассказал Звонарев.
Капитан сделал досадливый жест.
— Я увидел, что Залитериая находится в опасном положении, и поспешил на помощь. Только и всего. Борей «о, тот действовал героически со своими солдатами. Больше половины людей ранены, в том числе и он.
— Не скромничайте, Николай Васильевич! Мы все хорошо знаем вашу личную храбрость и неустрашимость в бою.
Оглянувшись, Белый увидел свою дочь за перевязкой.
— Так вот где ты пропадаешь? — накинулся он на нее. — Ищем ее по всему Артуру. Пошли в госпиталь, там ее нет, на перевязочном пункте тоже нет, а она, оказыватся, лазит по батареям. Постыдилась бы людей-грязмая, растрепанная, в стоптанных туфлях. Сейчас же отправляйся домой и приведи себя в порядок.
— Варя вчера и сегодня самоотверженно работала под огнем, — вступился Жуковский.
— И совершенно напрасно. В госпиталях не хватает сестер, а здесь и санитары справятся.
— Все любовь, — бросил вскользь подошедший Борейко.
Варя ответила ему уничтожающим взглядом.
— Просто дурь, — сердито буркнул Белый.
Разобиженная девушка, демонстративно попрощавшись только с солдатами, все же не утерпела и зашла в офицерский блиндаж, где находился телефон. Вызвав Звонарева, она пожаловалась на несправедливость.
— И Борейко гонит, и папа сердится. Но все равно завтра буду опять на пункте. Вы же помните, что береженого и бог бережет. — И девушка повесила трубку, тяжело при этом вздохнув. Затем она гордо прошла мимо Борейки и скрылась за поворотом дороги.
Генералы осмотрели батарею и отбыли в штаб Стесселя, пообещав прислать пополнение из моряков.
Стессель собирался уже покинуть штаб, когда Кондратенко и Белый подъехали к крыльцу.
— Пойдемте, господа, обедать, за столом мы обсудим все интересующие вас вопросы, — любезно пригласил он гостей.
В столовой их встретила Вера Алексеевна. Приветливо поздоровавшись, она распорядилась прибавить два прибора.
Пока генералы совершали предобеденный туалет, подошел Никитин. Он выглядел еще больным после только что перенесенной дизентерии.
— Владимир Николаевич! Как я рада вас видеть, — заспешила к нему навстречу генеральша.
— Первый выход мой к вам, драгоценная матушка Вера Алексеевна. Если бы не вы, давно лежал бы я в земле сырой. Пожалуйте ручку, благодетельница вы моя.
— Для вас, Владимир Николаевич, у меня все найдется. Ведь вы мой рыцарь без страха и упрека.
— Таким и останусь до самой гробовой доски! — пылко заверил ее генерал.
Все заняли места. Пока генеральша разливала суп, мужчины занялись водкой и закусками. Особенно отличался Никитин. Рюмка за рюмкой с быстротой молнии исчезали в его глотке. Одновременно лицо его принимало неестественно красный цвет, а мысли приобретали необычайную легкость.
— Слыхал, Анатолий Михайлович, о новом подвиге нашего артурского Архимеда-Смирнова? — обратился он к Стесселю.
— Опять начудил где-нибудь?
— Сидел это он, сидел и вдруг изобрел новый способ артиллерийской стрельбы при помощи высшей математики и тому подобной ерундистики. Это открытие так его потрясло, что он, забыв обо всем, как был, выскочил на улицу и побежал прямехонько к Василию Федоровичу. Чуть невыразимые по дороге не потерял! — захохотал Никитин.
— Отдайте графин, Владимир Николаевич, — решительно потребовала Вера Алексеевна.
— Одну распоследнюю, — взмолился генерал. Но хозяйка уже спрятала водку.
Стессель покатывался со смеху, слушая болтовню своего друга и наблюдая за его войной с Верой Алексеевной.
— Это тебе не я! Здесь потачки не получишь.
Кондратенко и Белый тоже улыбались в усы.
— А Фокушка-то наш тоже отличился, — продолжал Никитин. — Приказал ты отправить все резервы на позиции. Значит, и ему тоже надо с ними отправиться, а идти не хочется, больно сильно япояец стреляет. Ну, и объявил он, что ввиду праздничного дня резервы задерживаются до завтра.
— Какого же святого он праздновал? — спросила генеральша.
— Труса праздновал, матушка Вера Алексеевна, — выпалил Никитин.