– Я знаю, что моя кузина – католичка note 1 5 , – отвечала леди Певерил, – но сын ее, согласно воле своего покойного отца, воспитан в правилах англиканской церкви.
– Можно ли ожидать, что женщина, которая не страшится проливать кровь праведников ни на поле битвы, ни на эшафоте, станет блюсти святость своего обещания, если ее вера предписывает ей его нарушить? А если она даже сдержит свое слово, разве сыну вашему будет лучше оттого, что он погрязнет в болоте вместе со своим отцом? Разве ваши епископальные догматы не тот же папизм? Вся разница лишь в том, что вы поставили на место папы земного тирана и заменили искаженной обедней на английском языке мессу, которую предшественники ваши читали по‑латыни. Но зачем я говорю об этих предметах с женщиной, которая, имея глаза и уши, не может увидеть, услышать и уразуметь того, что одно лишь достойно быть увиденным, услышанным и понятым? Как жаль, что существо столь прекрасное и доброе обречено на слепоту, глухоту и неведение, как и все преходящее на земле!
– Мы не согласимся с вами в этом предмете, – сказала леди Неверил, которая по‑прежнему стремилась закончить эту странную беседу, впрочем, едва ли понимая, что именно внушает ей опасения. – Итак, прощайте.
– Останьтесь на минуту, – отвечал он, снова взяв ее за руку. – Я остановил бы вас, если бы увидел, что вы устремляетесь к краю пропасти, так позвольте же мне отвратить от вас опасность еще более грозную. Как мне подействовать на ваш неверующий ум? Должен ли я говорить вам, что долг крови, пролитой кровавым родом Дерби, еще не оплачен? Ужели вы пошлете своего сына к тем, с кого он будет взыскан?
– Вы напрасно пугаете меня, мистер. Бриджнорт, – возразила леди Певерил. – Как можно еще наказать графиню, если вина за поступок, который я уже назвала опрометчивым, давно искуплена?
– Вы ошибаетесь, – сурово отвечал он. – Неужто вы думаете, что ничтожной суммой денег, растраченных беспутным Карлом, можно расплатиться за смерть такого человека, как Кристиан, человека, равно любезного и земле и небу? Нет, не такою ценой искупается кровь праведников! Каждый час промедления умножает проценты страшного долга, который однажды будет взыскан с этой кровожадной женщины.
В это время на дороге, где происходил этот необычайный разговор, послышался далекий топот копыт. Бриджнорт с минуту прислушивался, после чего сказал:
– Забудьте, что вы меня видели, не называйте моего имени даже самому близкому и любимому человеку; запечатлейте мои советы в сердце, воспользуйтесь ими, и благо будет вам.
С этими словами он повернулся, пролез через отверстие в изгороди и скрылся в своем собственном лесу.
Топот коней, галопом скакавших по дороге, теперь раздавался совсем близко, и леди Певерил увидела нескольких всадников, чьи силуэты смутно вырисовывались на пригорке, перед которым она стояла. Всадники также ее заметили, и двое из них поскакали вперед с криком: «Стой! Кто идет?» Тот, кто был впереди, однако же сразу воскликнул: «Клянусь богом, да ведь это ее милость!» – и в ту же минуту леди Певерил узнала в нем одного из своих слуг. В следующую минуту к ней подъехал сэр Джефри со словами:
– Это ты, Маргарет? Почему ты в такой поздний час бродишь так далеко от дома?
Леди Певерил сказала, что ходила навестить больную, по не сочла нужным упомянуть о встрече с майором Бриджнортом, быть может, опасаясь, что муж ее будет недоволен этим происшествием,
– Благотворительность – дело доброе и похвальное, – промолвил сэр Джефри, – но должен сказать, что тебе не пристало, словно знахарке, бежать к любой старухе, у которой начались колики; а особливо ночью, когда в округе так неспокойно.
– Очень жаль, – отвечала леди Певерил, – но для меня это новость.
– Новость? – повторил сэр Джефри. – Дело в том, что круглоголовые вступили в новый заговор – почище, чем заговор Веннера
note 1 7 , подошло наше повествование, оба они гостили в замке Рашин на древнем острове Мэн.