Мануэль направился к реке, держась в тени, деревьев; он шел осторожно, тревожно оглядываясь. Он двигался весь день, покрыв расстояние в два раза большее, чем когда спасался бегством в глубь джунглей.
Настала ночь. Он продолжал путь при свете звезд, пока их не скрыл туман. Оставшуюся часть ночи он ходил вокруг дерева, подняв голову. Наутро солнце встало с той стороны, которую он считал западом. Мануэль заблудился.
Прежде в подобных случаях его охватывал ужас; на этот раз все казалось иным. Направившись в сторону, которую он считал верной, он быстро шел до тех пор, пока от полуденного солнца не закипела кровь. Сочные листья и сердцевина молодых пальм составляли его еду. Он освежал пересохший рот соком растений. Затем он лег, укрывшись курткой, грудой веток, и заснул. проснувшись, он с трудом пошел вперед, отмахиваясь от летающих насекомых. Он вошел в густой лес и попытался найти дорогу назад, но не мог отыскать ее. Болотная вода утоляла его жажду, а мясо змеи послужило пищей. Ягуары выгнали Мануэля из лесу. Оказалось, что он идет по кругу; и в ночь, и в последующий день, к которому прибавился еще один — все оказывалось повторением того, что произошло накануне.
Дожди не приходили. В затихшем воздухе слышался лишь стук пальмовых ветвей. Он казался Мануэлю похоронным звоном. Мануэль почти ослеп от укусов насекомых, они заживо сдирали с него кожу; сознание туманилось, и он наконец упал. Жужжащая туча насекомых, кружа, стала опускаться на него; армии муравьев расползлись по телу. Красная слизь, оставляемая клещами, каплями скатывалась на него, подобно ртути. Мануэль пополз вперед сквозь жаркий кустарник. Он поминутно терял сознание и в бреду видел адские костры. Острые языки пламени лизали его плоть, он вертелся в огне; раскаленные искры впивались в мозг. Вниз, вниз — под разгоряченную землю, сквозь горячие порывы огненного ветра! Казалось, горел подлесок джунглей, деревья вызывали образы огненных столбов, пронзительно кричавшие обезьяны напоминали чертенят, птицы походили на раскаленные угли; но над всем этим, под всем этим, и сквозь все это неслась туча бесчисленных жужжащих угольков, что кусались кроваво-красными зубами.
В то мгновенье, когда разум Мануэля уже угасал, разразился дождь; он охладил охотника, смыл с него всех насекомых, утолил жажду и облегчил боль в утративших зрение глазах. Затем тропический ливень умчался прочь, оставив джунгли насквозь пропитанными водой. Мануэль шел вдоль стремительного потока, который, как он полагал, выведет его к реке. В нем вновь возродилась сила и желание сопротивляться.
С наступлением ночи он подошел к краю зарослей; подобно угрю скользнул в траве, пробрался сквозь чащу тростника к воде. На противоположном берегу мерцали огоньки. Поначалу он принял их за огненных мух, но тени от тел, движущиеся против света, подсказали ему, что он наткнулся на стоянку кашибос.
Река была здесь неспокойной, бурной. Вода быстро поднималась. К рассвету она должна была затопить берег стремительным потоком. Вода мерцала под бледными звездами, у нависших же берегов она казалась темной, как сталь, а посередине отливала старым серебром; порой из нее выпрыгивала рыба, а крокодилы плыли, найдя попутное течение.
Мануэль без колебаний ступил в реку, погрузившись в воду по шею. Уши были вровень с водой, и охотник превратился в слух. Река, казалось, звенела, сюда долетали еще слабые звуки джунглей. Переплывать ее в эти мгновенья было безопаснее.
Мануэль доверился реке. Пройдя по мелководью, даже не всколыхнув его, он, осторожно гребя, поплыл.
Рыбы выделывали перед ним замысловатые трюки: пауки и змеи касались его щек; кайманы плыли мимо, рассекая течение бугорчатыми носами, а череда пузырей, лопавшихся на поверхности, выдавала медленные движения рептилий, находившихся под водой.
Вдруг Мануэль, почувствовал, что какая-то могучая сила понесла воду вперед. Легкий речной ветер донес до него запах костра и глухой грохот отдаленных порогов. Мануэль пересек освещенное пространство и реку от одного темного берега до другого. Оглянувшись, он заметил, что черные рыла медленно сжимают вокруг него свое кольцо. Мануэль двинулся быстрее. Мерцавший свет исчез. Перед ним все погрузилось во тьму. Он ощутил, как липкие водоросли коснулись его лица; опустив ноги, он нащупал дно и осторожно выбрался на берег. Тут он опустился на землю, чтоб отдохнуть, собраться с мыслями перед последним переходом.
В глубь берега ничего не было видно даже на расстоянии вытянутой руки, поблескивающая река лишь сгущала темень. Мануэль пополз, стараясь на ощупь найти каноэ. Двигаясь вдоль ручья, он выбрался из болотной осоки и ступил на гладкую твердую землю. Тут обычно причаливали каноэ.
Мануэль напряг зрение. Во тьме все тени сливались воедино. Тихое бормотание странных голосов остановило его; он услышал говор каннибалов. И тут в нем словно проснулся яростный дух ягуара, преследующего добычу. Тихо скользя вверх по тропе, он перегнулся, желая посмотреть, что делается на берегу. Огни дрожали в темени ночи, освещая смутные круги, неясные движущиеся фигуры. Взглядом, полным ненависти, Мануэль следил за всем, что происходило тут.
Где-то внизу раздался всплеск, который привлек его внимание. Звук показался ему легким, но слишком определенным и резким, чтоб его мог вызвать какой-либо обитатель вод. И вновь тот же звук нарушил тишину, по-прежнему неестественный для его опытного слуха. То был звук весла. Неслышно, как тени, двигавшиеся вокруг него, Мануэль скользнул вперед, к воде, и прильнул к кромке берега, цепляясь за песчаный склон.
Длинное низкое каноэ, казавшееся еще чернее на фоне речной тьмы, вплыло в тень берега; проскрежетав о песок, каноэ осело, как только волна откатилась назад. Гладкая, стройная и простая по очертаниям лодка оказалась в метре от Мануэля.
Мануэль явился подобно привидению. Руки его словно клещи обхватили горло каннибала. Охотник оторвал его от земли и держал, пока тот, извиваясь, борясь в жестокой схватке, не вытянулся, содрогнувшись в последний раз.
Когда тело безжизненно обвисло, Мануэль бросил его и глянул в сторону смутно видневшейся тропы, ведущей к лагерю кашибос. Его охватило яростное желание убивать. Вновь перед глазами запестрели, словно крылья бабочек, стрелы, вонзившиеся в тело Сеньора; вновь он услыхал жуткий вопль победы. Он стряхнул с себя нахлынувшее наваждение, ступил в каноэ и выплыл на середину реки.
Поднялась луна, залив реку белым светом. Ветер донес гул полноводной Палькасу. Оказавшись на этой реке, полной порогов, Мануэль с презрением отнесся бы к погоне. Замедлившееся движение подсказало охотнику, что струя обратного течения пересекает устье. Скоро до его слуха донесся грохот реки, и он свернул в Палькасу. Заведя каноэ в первый из порогов, блестевший под луной, Мануэль ощутил, как лодка дрожит, готовая вот-вот взлететь в воздух. Удар за ударом вздымали кверху нос каноэ. Мануэль низко пригнулся к корме. Он напряг всю силу своих мускулистых рук, чтобы выровнять лодку. Водовороты словно играли с ним; пенистые волны кренили борт каноэ до уровня воды. Пороги следовали один за другим, покуда Палькасу не обратилась в грохочущий поток, разбившийся на несколько струй. Он яростно мчался на свободу. Крутые спуски, серебряные гребни волн, торчавшие камни — во всем чувствовался своевольный нрав стремительной реки. Поток то гневно, то сдержанно шумел, разбиваясь о черные валуны.