Если да, тогда он будет откомандирован для выполнения поручения на неопределенный срок, но останется в списках полка. Если им в общем все равно, от него вполне могут потребовать отказаться от патента, прежде чем принять предложение. Это было большим препятствием — он не хотел выходить в отставку.
Леди Изабель заговорила с ним:
— Родни, Джоанна немного… огорчена, что ее не пригласили, когда ты здесь.
Он пожал плечами и пробормотал, что сделал все, что мог, только что не умолял на коленях. Леди Изабель настаивала на своем:
— Конечно, но все-таки рани поступила очень странно. И ведь не скажешь, что она вовсе не знакома с тем, что мы называем хорошим тоном…
К его облегчению, Джеффри обернулся и в блаженном неведении ворвался в разговор.
— Ты что-то осунулся, старина — слишком много работал. Ха, пока ты тут прозябал, мы в Бховани славно проводили время. Звездочка завоевала первый приз на скачках среди упряжных лошадей. Том «Еще бутылочку» наконец допился до белой горячки; Джон МакКардль отнял у него его Библию и обещает, что он скоро поправится. Луиза Белл родила мальчика; миссис Кавершем довольно убедительно разыгрывает любящую бабушку, но не стоит напоминать ей о внуке слишком часто. В мае придет черед рожать Дотти ван Стингаард. Эдди Хедж продолжает обхаживать бедняжку Викторию. Впрочем, ты должен знать обо всем этом от Джоанны. С тех пор, как мы приехали сюда, у нас не было времени перекинуться словечком, разве что в субботу после обеда в этой давке, но тут дорогая кузина Кэролайн принялась изводить тебя вопросами насчет мятежа.
Родни торопливо подхватил, желая, чтобы леди Изабель позабыла о Рани и ее неожиданной грубости.
— Святой Георгий, она устроила мне настоящий перекрестный допрос, верно? Даже де Форрест заинтересовался — или сделал вид. Что это на него нашло? Он действительно ездил вчера в город с мисс Лэнгфорд? Она говорила, что они туда собираются.
Леди Изабель, задумчиво хмурясь, ответила:
— Да, ездили. Из-за этого они даже пропустили восшествие на престол, хотя вполне могли бы съездить до или после…
— Это восшествие, или коронация, или как это еще называется — самое потрясающее зрелище, какое я когда-либо видел, — нетерпеливо вмешался Джеффри.
— И знаете, что мне больше всего запомнилось? Золотые лампасы на брюках вице-губернатора и мистера Далламэна. Раджи, магараджи, навабы, придворные и все прочие были в ослепительных. роскошных, но бесформенных одеяниях. А в первом ряду стояли эти двое в своих строгих синих мундирах, и стоило прикрыть глаза, как лампасы на их брюках — эти широкие золотые полосы — полностью подавляли все окружающее. Они так… дисциплинировали.
Леди Изабель сказала:
— А мне больше всего запомнился малыш. У него был такой трогательный вид во всех этих драгоценностях и с игрушечной саблей. И глаза такие огромные. Ты, конечно, видел рани, Родни? Он похож на нее?
— Да.
Во время коронации Шумитра, подчиняясь индийскому обычаю, наблюдала за происходящим с закрытого балкона. Родни как-то взглянул вверх, но балконы не были освещены, а дымка, поднимавшаяся от свисавших с потолка зарослей хрустальных люстр, делала женщин совсем невидимыми, хотя сами они могли видеть все.
Разговор угас. Тропа свернула к югу и потянулась вдоль берега. Сквозь деревья поблескивала вода. Начался район, столетиями служивший охотничьим заповедником раджам Кишанпура, — типичные сухие джунгли Центральной Индии. Вдали в голубоватом тумане таяли поросшие кустарником холмы, с выпиравшими тут и там шероховатыми глыбами базальта.
В дружеском молчании они миновали открытое пространство, потом милю двигались по карликовому тиковому лесу, где под ногами слонов хрустели и обращались в прах огромные засохшие листья, пока не очутились на опушке, покрытой жесткой травой и окаймленной чахлым колючим кустарником.
От крепости их отделяло девять миль — они приближались к Кишанскому водопаду. Леди Изабель подняла глаза и уцепилась за рукав мужа; Родни присвистнул; Джеффри ахнул, и, спохватившись, небрежно поднес к глазу монокль.
На высоком берегу реки раскинулся палаточный городок. Один шаг слона перенес их из тускло-зеленых и бурых джунглей в ослепительное прошлое. Все входы в лагерь охранялись всадниками в лимонно-желтых одеяниях и остроконечных железных шлемах, со старинными копьями в руках. Вдоль широких аллей длинными неровными рядами стояли разноцветные шатры. Некоторые из них были длиной в сто футов, шириной — в сорок, а высотой — в тридцать. Шатры разделялись разноцветными полотнищами, образуя городки внутри города — так что каждый раджа мог удалиться в собственные владения и развлекаться, как ему вздумается. Раджа Пиллоры мог ласкать двадцать грудей десяти девушек, которых он привез с собой и мечтать о еще шестистах сорока четырех грудях, томящихся без ласки в его далеком дворце; раджа Килои — курить опиум и слушать дутар; наваб Пуркхи — пить холодную воду и сочинять изысканные стихи на классическом фарси; а маленький мальчик, правивший Кишанпуром — играть со своей бархатной куклой и тянуть Шумитру за волосы.
В прозрачном воздухе вяло колыхались на небрежно привязанных к опорам шатров шестах знамена и штандарты. Выше всех, как и подобало, развевалось лимонное знамя Кишанпура, рядом висели тускло-пурпурный флаг Джамалпура, такой же степенный и величавый, как само княжество, и испещренный тигровыми полосами штандарт Лалкота, вся история которого представляла собой мрачный список убийств, предательств и насилия. В английском городке порыв ветерка всколыхнул над шатром комиссара самый большой британский флаг, какой Родни когда-либо доводилось видеть. Внезапно он расхохотался и подтолкнул локтем Джеффри — «Юнион Джек» висел вверх ногами. Слон остановился; погонщик окрикнул его и что-то проворчал: слон переступил с ноги на ногу и медленно опустился на колени. Они прибыли.
Позже, когда солнце уже село, Родни вышел из своей палатки и спустился сквозь лагерь к реке. У самого водопада возвышался холм, с которого река была видна на целую милю. Там он и сел под диким лаймом и подставил ветру влажные от пота волосы. Река текла между низких, поросших кустарником берегов: выше по течению она достигала четырехсот ярдов в ширину и казалась мелководной. Оставаясь столь же широкой, она плавно вливалась в разлом в базальтовой скале и спадала со стофутовой вышины шипящей льдисто-зеленой завесой. Внизу берега резко смыкались, заставляя реку мучительно пробивать себе путь через узкое ущелье. Заходящее солнце слепило Родни и золотило висевшую над истоком водопада дымку.
На другом берегу человек склонился с серпом над крохотным полем, примостившимся на склоне утеса. Вдали, ярдах в трехстах от истоков водопада, судя по всему, виднелась принадлежащая ему хижина и от нее к северу относило клочья дыма. Родни увидел, как мимо хижины к реке протащилась запряженная буйволами повозка. До него донеслись слабые крики погонщика, загонявшего буйволов в воду. Там должна была проходить дорога — за повозкой тянулось облако пыли. Он оглядел на берег, на котором сидел: так и есть, другая хижина и стоит прямо напротив первой — верный признак брода. Похоже, им можно пользоваться только в разгар сухого сезона.