Но не следует забывать о нашем лагере…
— Вон там, в саванне, у леса, я вижу голое пространство земли между тремя утесами, не очень близко, но и не слишком далеко от озера, — сказал сэр Джордж, протягивая в названном направлении руку, а другой держа у глаз бинокль. — Там будет легко разводить и поддерживать огонь.
Гютри взглянул в ту сторону и нашел место удобным. Но после некоторого молчания добавил:
— Я бы остановился еще на одном месте, вон там, оно образует в чаще кустарника полукруг. Если вы согласны, один из нас исследует это место, а другой пойдет к трем утесам.
— Не лучше ли пойти вместе?
— Я полагаю, каждый из нас соберет достаточно данных, чтобы принять решение. Издали оба места хороши. Если, в конце концов, окажется, что и то, и другое годятся во всех отношениях, метнем жребий. Так мы выиграем время.
— Я не совсем уверен, что мы от этого выиграем, но, вероятно, ничего не потеряем. Идем! — заключил Фарнгем, — хотя я и не люблю разделяться.
— Меньше чем на час!
— Идет! И что вы берете на себя?..
— Я полагал бы Три Утеса.
Гютри, сопровождаемый Курамом и другим негром, хотя и шагал быстро, но на то, чтоб дойти до леса, ушло добрых полчаса. Место оказалось просторнее, чем он думал, и он нашел его удобным. Две скалы были голые, с красными каменистыми склонами Третья, гораздо большая, — покрыта неровностями и расселинами. В одной из расселин росли фиговые пальмы. В одном месте был черный провал, служивший входом в пещеру.
— Ты, Курам, — приказал колосс, — осмотришь местность отсюда до острого утеса, а твой товарищ — до круглой скалы Сойдемся опять на этом месте.
— Остерегайся пещеры, господин! — заметил Курам. Гютри в ответ засвистел и направился к изрытому утесу.
Он представлял поразительную смесь архитектурных форм: зубчатая башня, одна сторона пирамиды, зачатки обелисков, какие-то своды, овалы, фронтоны, готические стрелки… На всем следы неустанной работы лишаев, стенниц и метеоров…
Это дикое место могло быть хорошим убежищем. Пещера и большие углубления намечали жилье; их можно было устроить так, чтобы они стали недоступны для диких зверей или же обратить их в неприступную для людей крепость.
— Лагерь придется разбить здесь, — подумал Гютри, но ему пришли на память слова Курама: «Остерегайся пещеры!»
Храбрость и осторожность смешивались в Гютри в неравных дозах. Столь же рассудительный, как Айронкестль, но более пылкий, он внезапно бросался на риск, случайности, ловушки, головокружительные приключения. Громадный запас энергии, требовавшей выхода, мешал ему в таких случаях обуздать себя, а спортивный опыт внушал ему чрезмерную уверенность в себе. В боксе ни один противник не мог устоять против него Он справился бы с самим Дэмпси. Он мог поднять коня вместе с всадником и делал прыжки, как ягуар…
Пещера была обширнее, чем он предполагал. Чьи-то крылья задели его: ночная птица таращила во тьме глаза, блестящие фосфорическим светом; извивались ползучие гады… Пришлось зажечь электрический фонарь… Вокруг янки кишели подземные твари, которых свет заставил искать убежища в щелях. Неправильный свод был усеян летучими мышами. Многие из них, растерянные, с тонким писком, оторвались от свода и принялись кружиться, судорожно взмахивая беззвучными крыльями.
Затем начались внушающие опасения галереи, а в конце пещеры в расселины стал просачиваться мутный свет.
Путешественник вошел в одну из расселин, которая скоро стала слишком узкой. Когда он направил внутрь свет фонаря, пред ним скрылось волнующее зрелище. В конце расселины, в отдалении сбоку, два отверстия с отломанными краями, одно с наклоном вправо, другое — влево, позволяли видеть новые пещеры. Они, должно быть, открывались на западной стене утеса, которой Гютри еще не осматривал.
Сюда пробивался смутный свет, на фоне которого электрические лучи чертили лиловатые конусы. В правой пещере три льва и две львицы вскочили, испуганные необычным светом. Львята лежали в темном углу. Дикая поэзия была в этих странно связанных семьях диких зверей. Самцы не уступали вымершим львам Атласских гор, а самки заставляли вспомнить о светлошерстых тигрицах.
— Как прекрасна жизнь! — подумал Гютри.
Он засмеялся. Эти страшные звери были в его власти. Два-три удара из слоновьего ружья, и цари зверей вступили бы в вечную ночь. В нем воспрянула душа древних охотников. Гютри вскинул свое ружье на плечо. Но его взяло раздумье, вмешалась осторожность, потом вдруг его охватила сильная дрожь: обернувшись, он увидел вторую пещеру, с еще более страшными обитателями. Ни в одном из обширных американских зверинцев Сидней не видел львов, подобных тем, которые стояли здесь в полутьме. Казалось, они пришли из глубины доисторических времен, эти гиганты, подобные тигро-льву или felti spelaea шелльских раскопок.
Молния сверкнула по красному граниту. Все львы испустили согласный рев. Гютри слушал их, задыхаясь от восторга. Он прицелился еще раз, но, уступая какому-то невыразимому чувству, покачал головой и стал отступать. «Лагерь здесь не удастся разбить!» — подумал он.
Очутившись наружи, он быстро направился к Кураму и другому негру, шагавшим по направлению к скалам, и сделал знак не ходить дальше. Они остановились, дожидаясь гиганта, который спешил, так как с минуты на минуту львы могли выйти из своего логова. Рев зверей замирал. Обладая неважным чутьем и ленивым умом, они, вероятно, продолжали еще оставаться как бы в гипнозе перед щелью, в которую брызнули лучи таинственного света.
Вдруг рев рассек пространство, и появились лев с львицей. Это не были те громадные хищники, которых он видел во второй пещере, но и их рост поразил Курама. В их позах сквозила беспечность. Еще не наступил час, в который эти властелины царства животных развертывают свою страшную силу. Больше чем тигр вне ночной тьмы лев как бы вянет. Для войны, так же как и для любви, ему требуется бледное мерцание звезд, черный хрусталь ночей.
Лев ступал рядом с львицей, которая шла, крадучись, чуть не ползком. Сидней зарядил ружье и щелкнул затвором. В магазине было шесть зарядов.
Новый рев прорезал пространство, и лев-великан, в свою очередь, вынырнул в тени скал.
— Черт возьми! — выругался Гютри… — Мы играем со смертью.
Первый лев бросился и в шесть прыжков был уже на полпути от янки, второй оставался неподвижным, во власти звериных грез, не стряхнув еще с себя пещерных теней.
Теперь о бегстве нечего было и думать. Сидней повернулся к зверю и выстрелил одновременно с Курамом и его товарищем. Пуля слоновьего ружья задела череп льва и взорвалась в двухстах шагах; пули негров не причинили зверю никакого вреда.
Три громадных прыжка — и рыжее тело льва, как скала, грохнулось на то самое место, где стоял человек, но тот отскочил в сторону, и когти и зубы льва ударились об острое лезвие охотничьего ножа. Слоновье ружье грохнуло вторично — и невпопад, так как прыжки зверя и человека не давали возможности прицелиться… Одного из них ждал вечный мрак.
Негры взяли опять на прицел, но Гютри был перед самым зверем, и они боялись выстрелить, не доверяя своей ловкости.
Чтоб напугать льва, Гютри испустил дикий крик; лев ответил ревом. Две силы столкнулись. Лев стал на задние лапы, выпустив когти, раскрыв пасть, откуда торчали гранитные клыки… Но у человека было оружие: он нагнулся и до рукоятки воткнул длинный охотничий нож в грудь зверя.
Но тот не упал.