А Мариньи в свою очередь думал: "Что ж, посылайте Бувилля.Даэто
же дитя невинное, ни на грошхитростивнемнет,увидите,счемон
вернется".
Верный слуга короля, получив нежданно-негаданно столь важное поручение,
даже зарделся от гордости.
- Не забудьте же, Бувилль, что мне нужен папа, - напомнил король.
- Только об этом и буду печься, государь.
Людовик Х потребовал назначить срок отъезда. Ему хотелось, чтобыпосол
был уже в дороге, и внезапно он заговорил властным тоном:
- НаобратномпутизаезжайтевАвиньонипотрудитесьпоторопить
конклав. А коль скоро говорят,чтовсеэтикардиналылюдипродажные,
потребуйте побольше золота у мессира де Мариньи.
- А где взять золото, государь? - осведомился последний.
- Как, черт возьми, где? В казне, конечно!
- Казна пуста. Вернее, государь,тамосталосьровностолько,чтобы
рассчитаться с долгами, самый поздний срок выплатыкоторыхденьсвятого
Николая. И ни гроша больше.
- Как так, казна пуста? - воскликнул Валуа. - Почему же вынесказали
нам об этом раньше?
- Я, ваше высочество, хотел начать с этого вопроса, но вы сами недали
мне говорить.
- А почему казна пустует, по вашему мнению?
- Да потому, ваше высочество, что, когда народ голодает, трудно взимать
подати и налоги. Потому, что бароны, как вам первому известно, - продолжал
Мариньи, дерзко возвысив голос, - отказываются вносить пошлины, науплату
которыхсогласилисьподобройволе.Потому,чтозаем,сделанныйу
ломбардских торговыхкомпаний,ушелдопоследнегогрошанавойнус
Фландрией,натувойну,которуювысдостойнымлучшегоприменения
упорством уговаривали нас вести...
- ...и которую вы пожелали закончить по собственному почину, - вскричал
Валуа, - прежде чем наши рыцари успели одержать победу и прежде чем успела
пополниться наша казна. Ежели королевство Французское неизвлеклоособых
выгод из тех болеечемстранныхдоговоров,которыезаключаливы,то
полагаю, что для вас лично, Мариньи, дело обернулось иначе, ибо не в ваших
привычках забывать себя при заключении сделок. Слава Богу, яэтоиспытал
на своей шкуре.
Последняя фраза Карла Валуа содержала прямой намек на одну сделку между
ним и Мариньи: в 1310 годуграфупросилкоадъюторауступитьемусвое
ленное владение Шанрон в обмен на Гайфонтэн и тут же начал вопить, что его
нагло обманули.
-Какбытонибыло,-заметилЛюдовикX,-Бувилльдолжен
незамедлительно отправиться в путь.
Даже не оглянувшись в сторону короля, словно не слыша его слов, Мариньи
гневно воскликнул:
- Государь, я был бы весьма признателен, если бы еговысочествоВалуа
выразился яснее насчет лилльских договоров или взял свои слова обратно.
Глубокое молчание воцарилось в зале. Дерзнет лиграфВалуаповторить
вслух ужасное обвинение, которое он только что бросилвлицокоадъютору
своего покойного брата?
И граф Валуа дерзнул:
- Я скажу вам прямо, мессир, чтоговорятлюдиувасзаспиной,а
говорят они, что фламандцы подкупили вас, дабы вы отвели с их земельнаши
войска, и что вы присвоили себе те суммы, которые должны были поступитьв
государственную казну.
Дерзнет лиграфВалуаповторить
вслух ужасное обвинение, которое он только что бросилвлицокоадъютору
своего покойного брата?
И граф Валуа дерзнул:
- Я скажу вам прямо, мессир, чтоговорятлюдиувасзаспиной,а
говорят они, что фламандцы подкупили вас, дабы вы отвели с их земельнаши
войска, и что вы присвоили себе те суммы, которые должны были поступитьв
государственную казну.
Мариньи поднялся с места. Егообветренное,грубоелицопобелелоот
гнева, и теперь он действительно походил на своюстатую,воздвигнутуюв
Гостиной галерее.
-Государь,-началон,-сегодняявыслушалстолько,сколько
благородному человеку не приходится слышать за всю свою жизнь... Все,что
я имею, я получил милостью вашего батюшки за те труды, что делил снимв
течение шестнадцати лет. Меня только что обвинили ввашемприсутствиив
воровстве и в сговоре с врагами королевства; никто не поднял голоса вмою
защиту, и в первую очередь я не слышал вашего голоса, государь.Ятребую
назначения особой комиссии попроверкедел,отчитыватьсявкоторыхя
обязан только перед вами.
Гневзаразителен.ЛюдовикХвнезапнорассвирепел:егораздражало
вызывающее поведение Мариньи - с первой минуты заседания тот шел наперекор
всем планамкороля,обращалсясним,скоролем,каксмальчишкой,
подчеркивал его, Людовика, ничтожество, славословя покойного государя.
- Что ж, мессир, комиссия будет назначена, раз вы сами того просите,-
ответил он.
Этими словами ЛюдовикСварливыйлишилсебяединственногоминистра,
способного вершить вместо него дела и помогать в управлениигосударством.
Люди посредственные терпятоколосебялишьльстецов,чтоипонятно:
стараниями льстеца посредственность может несчитатьсебятаковой.Еще
долгие годы Франции было суждено расплачиваться за эти сорвавшиеся в гневе
слова.
Мариньи взял свой мешок, сложил в него бумаги инаправилсякдверям;
его действия лишь усилили гнев Людовика Сварливого.
- С сегодняшнего дня, - добавил он, - вы уже неведаетебольшенашей
казной...
- Я и сам поостерегся бы ведать ею впредь, государь, - ответилМариньи
с порога.
Спустя мгновение послышались егошагиитутжезатихливглубине
коридора.
Карл Валуа торжествовал и дивился этой скорой развязке.
- Вы не правы, брат мой, - обратился к нему граф д'Эвре, -нельзятак
круто обходиться с человеком.
- Нет, я более чем прав, - отрезал Валуа, - ивскоревысамипервый
будете меня благодарить. Этот Мариньи - язва на теле государства,инаша
задача выжечь ее как можно скорее.
- Так, значит, когда же, дядя, - спросил Людовик Сварливый, возвращаясь
к засевшей ему в голову мысли, - когда жевыотправитепословкмадам
Клеменции?
Как только Валуа пообещал, что Бувилль пустится в дорогу никак не позже
чем через неделю, король закрыл заседание Совета.