ДРУИДОВ НАБЛЮДАЮТ
Сведения о друидах, приобретенные античным миром, прошли на протяжении веков путь от реальности к вымыслу, по мере того как столкновение переходило в отчет, а отчет выцветал в слухи. С друидами столкнулись непосредственно, возможно, Посидоний и наверняка Цезарь. Цицерон, каким-то образом преодолевший языковой барьер, беседовал на философские темы с Дивициакусом, а армию римского прокуратора публично прокляли друиды на берегу Менайского пролива. Прямое копирование стандартных источников привело «друидов рапортов и отчетов» в сочинения тех, кто никогда не путешествовал по кельтским землям, и в конечном счете преобразило в «друидов слухов», которые подхватывали вместе с этнографическими и философскими любопытными разностями ученые Александрийской школы и отцы ранней христианской церкви.
С самого начала друиды были неизбежными жертвами интересов и идеологии тех, кто их наблюдал. Посидоний с надеждой искал в них подтверждения своим идеям о веке невинности и добродетельных философах-законодателях на фоне пейзажей, позолоченных отблесками уходящего золотого века. Цезарь смотрел также с надеждой, но оглядываясь через плечо на свой политический престиж в Риме. Впрочем, в целом писания Посидониевой группы дают нам замечательно объективную картину друидов и кельтской культуры, выразителями которой они являлись. За аутентичность представленной ими картины ручается близкое сходство их сведений с местными источниками и археологические свидетельства. К тому времени, когда мы добираемся до «друидов слухов», они уже далеко ушли от истинных знаний о них, так что их образ можно лепить как вздумается. Мы видим и интуитивных философов, и неиспорченных детей природы, которые гуляют близ богов и попутно наставляют Пифагора в эзотерической мудрости.
К. С. Калверли беспечно начал свою «Оду пиву» словами:
Те дни поэты называли золотыми,
Хоть, может быть, их золотили сами.
И если так, вдвойне я счастлив ими,
Наполнившими жизнь мне славными томами…
Связав таким образом воображаемый золотой век классической Античности с толстыми томами книг, автор благополучно уводит нас от Древнего мира к переплетенным в кожу фолиантам Стьюкли и собирающим едкую книжную пыль сочинениям Роуленда или Эдварда Дэвиса. Мы переходим от «друидов наблюдаемых» к «друидам воображаемым».
ДРУИДОВ ВООБРАЖАЮТ
Мягкое сияние золотого века лило утешительный свет, творя уют и вечные иллюзии, убаюкивая многих людей со дней Гомера и до наших нынешних. Он горел на тысячу лет дольше прославленной лампады в гробнице Туллии, «нетронутой сто пятьдесят лет». Сенека рассказывает нам, как Посидоний стремился отыскать золотой век. Артур Барлоу нашел его у американских индейцев, которых многие тогда сравнивали с древними бриттами. Уильям Блейк решительно и непреклонно поместил его на «скалистый берег друидов древних Альбиона». С эпохи Возрождения и далее поколение за поколением, когда являлась нужда, вновь и вновь открывали золотой век: золотые века тоже могут быть общественно необходимым артефактом. Иногда друиды бродили по зачарованным лугам, сумрачные философы среди «благородных дикарей», суровые поборники свободы, мудрецы естественной религии или патриархи, внимающие слову Бога, лично им произнесенному.
В ином подходе друиды могли фигурировать как творцы ужасов, совершающие жуткие кровавые жертвоприношения на фоне декораций Сальватора Розы. Друиды могли быть «по-настоящему мерзкими», как могли убедиться читательницы готических романов вроде Катерины Морланд. Подобно американским индейцам или полинезийцам, с которыми их время от времени сравнивали, древних бриттов и их жрецов, друидов, можно было представить в терминах либо «мягкого», либо «жесткого» примитивизма. И снова те, кто хотел ощущений и чувств, порождаемых темным миром тайн, открывали их для себя в неверных переводах с валлийского. Друиды, порожденные Йоло от Талисина, были готовы предложить им свою обманчивую помощь. А на церемониях Горседда и в Стоунхендже во время дня летнего солнцестояния объединенное друидство могло стать средоточием, точкой приложения националистического пыла или совместных выходок верующих меньшинств или шансом для изголодавшегося по церемониям мира, нарядиться в экзотический костюм и поактерствовать.
Нетрудно понять, чем привлекают симпатии публики друиды, особенно интересна их связь со Стоунхенджем или другими памятниками. В конце XIX столетия любители древностей стали археологами, и в лекционных залах или на заседаниях провинциальных археологических обществ старательно изгоняли друидов из своих новых моделей прошлого, веков каменного, бронзового и железного. С возросшими знаниями предыстории пришла потребность в иных моделях, большей сложности, но не было возможности избежать анонимности неграмотного прошлого, не оставившего письменных свидетельств. Обычный человек оказывался в сухом нереальном мире культур, периодов и типологий, а потому с облегчением обращался к людям с именем, инстинктивно предпочитая упрощенные объяснения сложных проблем. Друиды выглядели как вполне понятные исторические люди, вроде «круглоголовых» Кромвеля, крестоносцев или римлян. Приписать им Стоунхендж означало придать им смысл, превратить в клише, особенно приятное, потому что убирало необходимость думать.
Друиды вновь возвращают нас к Стоунхенджу. «Каждый век, – недавно написала Джакетта Хаукс, – имеет тот Стоунхендж, которого заслуживает… или желает». Романтическое XVIII столетие захотело увидеть друидов в Стоунхендже, и так началась их долгая связь с этим памятником, передаваясь от Мерлина у Джеффри Монмутского к римлянам Иниго Джонса и датчанам доктора Чарлтона. Но, как указывает она в блестящем своем обзоре современных разногласий по этому вопросу, сегодняшний «СТОУНХЕНДЖ, каким хотелось бы его видеть» в соответствии с меняющейся модой на приоритеты и шкалу ценностей, является прежде всего научным инструментом. Смеем ли мы надеяться, что друиды вернутся на круги своя, подкрепленные сумятицей гиперборейских мифов и долговечной бронзой календаря Колиньи. И может быть, наш век обретет таких друидов, каких захочется ему увидеть. Друидов, которые сменят белые одежды на белые лабораторные халаты и станут астрономами, пишущими компьютерные программы на галло-бритонском?
ФОТОГРАФИИ
1. Выпуклая серебряная пластина, 25х40 см, одна из пяти, украшающих внутренность церемониального котла, найденного в торфяном болоте близ Гундеструпа, Ютландия, Дания. Декоративный стиль котла сочетает восточноевропейские технику и мотивы с кельтскими темами. Предполагая оригинальное изготовление в Южной Словакии около 100 года до н. э. Сцена изображает божество героических пропорций, вроде бы топящее жертву в купели, подобно тому как комментатор Лукана из Берна описывает жертвоприношение Тевтату: «in plenum semicupium homo in caput demittitur, ut ibi suffocetur». На остальной части панели, видимо, изображена непрерывная процессия воинов, причем пешие щитоносцы несут дерево корнями вперед на концах копий, за ними следуют трубачи, дующие в «карникс», трубу в форме головы животного, а воины на конях замыкают строй. Было также альтернативное объяснение, что перед нами жертву опускают в ритуальную жертвенную шахту.
2. Раскопанный романо-кельтский круглый храм, на Блек-Холмс, Тистлтон, Рутланд. В окруженной рвом «temenos» (ограде) размещено несколько строений. Первая фаза круглого храма, относящаяся к раннему I веку н. э., была построена из бревен и содержала постамент для культовой статуи. Храм был перестроен во II веке, сохранился постамент статуи от предыдущей постройки. В другом храме (базилике), расположенном внутри ограды, было посвящение некоего кельта, Мокуксома, местному божеству Ветерису.
3. Аэрофотосъемка галльского погребения и святилища во время раскопок в Вер-ла-Гравелль, Марна, Франция (1948-1949 гг.). Квадратная и круглая, окруженные рвом ограды кладбищ железного века. Ямы для столбов храмов, которые можно увидеть среди меловых экскаваторных отвалов.
4. Вид на ритуальную земляную ограду типа «Viereckschanze», позднеримский железный век, в Бухендорфе близ Мюнхена, Бавария. Такие приблизительно квадратные площадки многочисленны в Южной Германии, и на раскопе показаны остатки бревенчатых строений и колодезеобразных шахт, но нет следов утилитарного использования.
5-9. Деревянные вотивные фигурки, представляющие кельтских божеств и других персонажей, из клада, содержавшего около 200 таких скульптур. Найдены в ритуальном пруде в галло-романском святилище богини Секвены у истока реки Сены. Они были помещены туда в середине I века н. э., но предполагается, что перешли из более раннего кельтского святилища или группы храмов, расположенных в том же месте. Мужские и женские фигурки, № 5 и 6 (от 63 до 80 см высотой) могут представлять собой божества или каких-то людей, приносящих дары; следующая, № 7, одетая в типично кельтский плащ с капюшоном (48 см высотой), более похожа на какую-то форму бога или духа, подобно троице фигур с закрытыми капюшоном лицами, «genii cucullati», известных по каменным скульптурам в романо-кельтской Британии. Четвертая, № 8 (24 см высотой), несомненно, представляет собой божество, изображенное, как часто бывает, с одной головой, и № 9 (70 см высотой), три головы на вертикальном шесте могут представлять собой трофей из нескольких отрубленных голов или черепов, точно так же, как ниши для черепов «tetes coupees» в каменных святилищах Южной Франции.
Фигурки истока Сены показывают, как много существовало кельтских и романо-кельтских священных скульптур из дерева. Они иллюстрируют описания Лукана (мрачные лики богов, вырубленных из дерева в лесном святилище) и комментарии Цезаря, описывающего «plurima simulacra», существовавших в Галлии. Возможно, Гилдас, описывая языческую Британию в VI веке н. э., сообщает именно о таких фигурах, когда пишет о «portenta diabolica», более многочисленных, чем боги Египта, вида окоченелого и зверского, которые видел повсюду вокруг себя.
10. Мужская голова, известняк (20 см высотой), романо-кельтская скульптура I века н. э. из Глостера, Римский Glevum. Хотя ее считали светским портретом конкретного человека, в манере скорее кельтской, чем классической, с равной вероятностью можно предположить, что это изображение одного из молодых божеств мужского пола, относящегося к кельтскому пантеону. Она представляет одно из художественных решений, в которых могли изображать кельтских богов под влиянием привычной для Рима манеры провинциального искусства.
11. Бронзовая подставка, одна из пары для перенесения выгнутой ручки сосуда в форме ведра из Брафтон-Эйлаф, Кент. Это пример серии подобных подставок в форме человеческих масок, датируемый последней фазой доримского железного века и захвативший римский период. Черты лица резко стилизованы в кельтской художественной манере. Глаза должны были быть инкрустированы, на голове, возможно, были рога, ныне отломанные. Здесь представлена иная схема, согласно которой сверхъестественные существа могли быть представлены зримо, в данном случае рогатый бог принадлежит к той же группе галльских божеств с рогами оленя, к которой относится бог Герне (Гернуннос). Другие типы рогатых богов, полулюдей-полузверей в Британии и Галлии, не обязательно должны были носить это имя.
12. Голова мужской деревянной фаллической фигуры из Шеркока или Ралагана, гр. Каван, Ирландия. Показана в полный рост на рис. 31а. Сопоставима по решению с фигурой на фото № 8 из группы, найденной у истока Сены. Показывает простую трактовку существенных черт в дереве. Поскольку найдена в Ирландии, присутствующие элементы натурализма нельзя считать прямым влиянием римского провинциального искусства.
13. Каменная голова мужского персонажа, возможно, романо-кельтское божество. Найдена близ римской дороги в Эпплби, Камберленд. Эта поразительная голова приписывается стилистически большой группе северобританских находок романо-бриттского контекста, когда божество мужского пола представляют с одной головой, что дает еще один пример широкого спектра художественных решений, в камне, дереве, металле, доступных кельтскому миру друидов для представления богов в ощутимой форме.
14. Аэрофотосъемка, показывающая романо-кельтский двойной храм середины II века н. э., помещенный в доримскую ограду, окруженную рвом, по крайней мере, раннего I века н. э., в Госбексе, Колчестер, Эссекс. Первоначальный квадратный храм состоял из широкого ограждающего рва, в одном углу которого во времена Антонина был построен каменный храм. Видимо, примерно в то же время все это место было заключено в большой квадратный крытый портик каменной постройки. Культовая статуя Меркурия напоминает о том, что этот бог ассоциируется с одним из кельтских божеств.
15. Аэрофотосъемка, показывающая план двойной прямоугольной, окаймленной рвом ограды в Пэйвенхэме, Бердфордшир. Это место не было раскопано, так что дата его и функции неизвестны. Однако оно вполне может относиться к квадратным или прямоугольным, окаймленным рвами оградам, включающим в свои границы романо-кельтские храмы, то есть быть священной оградой кельтской традиции.
16, 17. Два вида на модель раскопанного кельтского святилища III века до н. э., в Либенице, Колин, Чехия. Священное место было огорожено прямоугольной насыпью и рвом почти 300 футов длиной, близко к центру расположена могила женщины, предположительно жрицы этого храма. В восточном конце находятся попарно расположенные ямы под столбы и комплекс ям и углублений, вырытых для ритуальных целей и возлияний (возможно, включавших в себя кровь), функционирующих примерно в течение двадцати четырех лет. В этом подземном святилище есть вертикально укрепленный камень и пара массивных обгорелых столбов, у подножия которых найдены были два бронзовых торка (кельтское шейное кольцо), они вырезаны в форме человека и потому украшены шейными кольцами.
18. Титульный лист книги Элиаса Шедиуса «De Dis Germanis», напечатанной в Амстердаме в 1648 году. Это была пионерская работа о друидах. На гравюрах показан бородатый, увитый дубовыми листьями жрец в длинном одеянии и жрица-помощница, которая бьет в барабан бедренными костями человека. Они изображены на фоне лесной поляны, усеянной трупами жертв. Это хороший пример друида, представленного в духе жесткого примитивизма середины XVII века, современное описание первобытных людей в виде жестоких дикарей, согласно Джону Обри и Томасу Хоббсу.
19. Друид, гравюра Эйлетта Саммса, «Britannia Antiqua Illustrata», Лондон, 1676 г. Это изображение, повлиявшее на все последующие соображения о внешнем облике друидов, было визуальным воплощением словесно описанной Джоном Селденом группы из шести статуй, найденных у подножия горы Фихтел в Германии, которых антикварий Конрад Селтес в 1502 году счел изображением друидов. Рисунок Саммса был затем скопирован Роулендсом и Стьюкли и стал с тех пор признанным аутентичным образом друида, пока такие антикварии, как Мейрик и Смит (фото № 25) не стали использовать бриттские доисторические украшения как костюмные аксессуары.