Сам занимал две комнаты, а в тёмной, выходящей окном в стену, жили три молодые купленные им девушки. Новую, Татьяну, поселил он в каморке под лестницей. Девушки ежедневно уходили к мастерице-швее, с утра до ночи обучались шитью и вышиванию гладью. Стала к швее ходить и Татьяна. Из рассказов старого солдата, коротавшего жалкую жизнь в кухне и бесплатно работавшего на офицера в должности денщика, стряпухи, няньки и прачки, Татьяна узнала, что офицер за пять лет скупил до тридцати молоденьких девчонок. Он обучал их какому-либо ремеслу, а когда они входили в возраст, развращал их; красивых иногда сдавал выгодно в аренду на месяц, на два своим холостякам-сослуживцам, затем перепродавал девушек с большим барышом в качестве домашних портних, кастелянш или горничных, а на их место приобретал за гроши новых. Он кормил своих рабынь скудно, одевал плохо, потому девушки волей-неволей должны были тайком от господина снискивать себе пропитание. Вечерами они заглядывали в кабачки или на купеческую пристань с целью подработать деньжонок своими прелестями. По словам денщика, одна из девушек года три тому назад заболела дурной болезнью и заживо сгнила, другая от тоски повесилась, третья бросилась в Неву, но была спасена. Офицеру всё это сходило с рук.
Был случай при Татьяне. Пришли к офицеру три торговца коврами, три чернобородых перса, ради покупки девушек на вывоз в Персию. Показывая товар лицом, офицер велел трём девушкам раздеться. Персы пришли от молодых красоток в восхищение и, не жалея денег, купили их по триста рублей за душу - цена по тому времени необычайно высокая. Так как закон воспрещал продавать живой товар на вывоз за пределы государства, то офицеру Вахромееву пришлось в обход закона, по совету стряпчего, составить с персами официальное договорное условие, по которому хозяин отдавал девушек якобы в обучение ковровому мастерству сроком на двадцать пять лет каждую.
Девушки с отчаяния, что их вскорости увезут невесть куда - на чужбину, предались столь неутешному рыданию, что на их вопли сбежался со всего квартала народ.
- На расправу! Офицера на расправу! Персюков на расправу! Бей их! шумел, осведомившись о причине девичьего горя, народ. В окна квартиры Вахромеева полетели камни.
Явившийся наряд полиции, установив, что сделка совершена на законном основании, нагайками разогнал толпу. Защиты и спасения проданным девушкам не было.
Войдя в возраст, Татьяна стала любовницей офицера. Она ненавидела своего тирана, но, чтобы избавиться от постыдной жизни, у неё были только два пути: побег или самоубийство. Но бежать - это значит быть пойманной, наказанной кнутом и снова водворённой к господину. Оставалась смерть! Умирать Татьяне не хотелось. Она неустанно молила бога, чтоб лиходей скорей продал её в какое-либо семейство. Но Вахромеев привязался к ней и не желал с ней расставаться. Она забеременела от него и родила.
Однако настал конец. Офицер проиграл в карты казённые деньги, его пришли арестовать; он схватил пистолет и застрелился. Что же после этого произошло с Татьяной? Нашлись добрые люди, которые помогли ей стать вольной. Дело разбиралось в одном из столов юстиц-коллегии. Дознано было, что самоубийца не имеет наследников, кроме новорождённого сына, мать которого, Татьяна Пирогова, крепостная самоубийцы, после судебного разбирательства объявлена вольной.
Через неделю ребёнок умер, и вот Татьяна решила попытать счастья в кормилицах.
Пока барынька осматривала молодую женщину, вся недолгая жизнь промелькнула в её сознании, как тяжёлый сон. Ей едва минуло девятнадцать лет, но глаза её задумчивы и скорбны. Только одно тяжёлое видела она в жизни и на собственном опыте убедилась, что каждый человек имеет свою страшную судьбу, исполненную несчастий.
"Пройди сквозь всю землю, ни единого человека не сыщешь счастливого", - говаривал бывало девушкам мудрый старый денщик офицера-самоубийцы.
Всё это пришло Татьяне как-то вдруг, и такое смятение охватило её душу, что она почти ничего не слыхала, о чём расспрашивала её барыня.
- Три рубля в месяц будешь получать на всём готовом. Согласна ли?
- Согласна, - ответила Татьяна и, всхлипнув, заплакала.
- Идём. Кормилицам плакать нельзя, молоко прогоркнет. Садись на дрожки, милая... Стёпка, пошёл!
Шестидесятилетний беззубый Стёпка зачмокал, задёргал вожжами. Дрожки двинулись, затарахтели, увозя свободную Татьяну из плена в плен.
3
Солнце светило ярко, по-весеннему. Косые лучи его оживляли стройную перспективу улиц, кудрявую молодую зелень в садах и скверах, праздничные группы нарядно разодетых прохожих, лакировку шикарных карет, лоск выхоленных рысаков, лёгкие крылья порхающих в небесной синеве белых голубей.
Белокипенными брызгами рябилась Нева, а золотой шпиц собора Петропавловской крепости, подобно огненоносному копью, вонзался в небо. Многочисленные челны, душегубки, лодки да нарядные, разукрашенные резьбой "рябики" знатных вельмож, правительственных коллегий и частных предпринимателей скользили по каналам, Фонтанке, Мойке и Неве. Этих любимых жителями средств передвижения было в столице не меньше, чем лошадиных упряжек. На иных рябиках гуляли по праздничному делу пьяненькие, с гармошками, песнями, балалайками и выпивкой. Шумно и весело было на воде.
Вот увеселительный рябик князя Юсупова, похожий своим убранством на богатую венецианскую гондолу; в корме - просторный балдахин, украшенный портьерами малинового бархата с мишурной золочёной бахромой, в середине места для двенадцати гребцов, в носу - хор песенников. Рябик играет под солнцем яркими красками, резьбой и позолотой. Гребцы сильные, загорелые красавцы, одеты в шитые серебром, вишнёвого цвета куртки, на головах шляпы с пышными перьями. Под балдахином старая княгиня с внуками - девочкой и мальчиком, два лакея, калмычонок в красном жупане, немка с англичанкой. Хор песенников в двадцать человек складно запевает:
Как у ключика у гремучего,
У колодезя у студёного
Добрый молодец сам коня поил,
Красна девица воду черпала...
Протяжная грустная песня плавно катилась над невскими водами.
- Суши вёсла! - скомандовал из-под балдахина молоденький барчонок в морской форме.
Белые вёсла были враз подняты. Вода стекала с лопастей хрустальными брызгами. Гребцы дружно пристали к хору. И как только ударила песня, на всех ближних рябиках сразу всё смолкло. Как маленькие рыбёшки, они окружили просторный рябик Юсупова и, держась на некотором от него расстоянии, всей флотилией двинулись вслед за ним по течению.
Старинная русская песня своим словесным складом и величием напева всех очаровывала, будила в сердце давно забытое, родное. Обаянию песни прежде всех поддались подвыпившие и пьяные: они трясли головами, косили набок рты, всхлипывали. Старушки устремляли усталые глаза вниз, жевали губами, вздыхали. Влюблённые девушки и молодые люди брались за руки, смотрели друг другу в глаза, как в волшебное зеркало, и, внимая песенным голосам, таинственно улыбались.
Юсуповский рябик остановился посреди реки, а песня плыла, плыла:
Как возговорил добрый молодец:
"Где ж любовь твоя, душа-девица?
Ты зачем моё сердце вынула,
А сама дала обещаньице
Моему врагу быть женой навек?.."
- Мочи вёсла! Приналяг! - скомандовал барчонок.
Рябик пошёл к Васильевскому острову, к пристани купеческих иностранных кораблей. Там иноземные гости торгуют разными диковинками.
Вот сюда-то, в этот любопытный уголок столицы, и отправилась ради развлечения внуков старая княгиня Юсупова.