Из зарослей ивняка вышли трое в касках и длинных прорезиненных плащах. В руках высокого худосочного немца вспыхнул фонарик. Тонкий луч ощупал каждого из группы Тасманова и остановился на Рыжикове, согнувшемся под тяжестью "языка".
– О-о!.. – протянул худосочный и подошел к старшине. Он долго разглядывал Петухова, потом выдернул у него изо рта кляп. – Кто есть ты? – спросил по-русски худосочный, по-видимому офицер.
Петухов с присвистом втягивал в себя воздух, мрачно и злобно смотрел в глаза немца и вдруг процедил сквозь зубы:
– А пошел ты к... гад...
Худосочный дернулся и резко и быстро ударил сержанта по скуле.
– Русишер швайн... – пробормотал он, вытирая руку о полу плаща.
"Пока все в порядке, – думал Тасманов, – обойдемся без рукопашной – это другие немцы. Они никого из ушедшей на задание группы не знают в лицо. Синяк Петухова не в счет – сам напросился".
Офицер между тем еще раз скользнул лучом по разведчикам и удовлетворенно вымолвил:
– Gut. Bis zum Gefechtsstand sind es 500 Meter. Richtung links von der ersten Grabenlinie [1] .
– Danke... [2] – как можно радушней сказал Тасманов, тяжело повел плечами, как бы стряхивая усталость, полушепотом скомандовал: – Vorwerts... [3]
Пройдя заросли ивняка, капитан резко свернул вправо к смутно чернеющему лесу. Если верить карте, там должен быть холм.
* * *
Небо высветлилось, но как бы продолжало землю. Густые облака, ровные как полотно, неподвижно висели над лесом. Предрассветный синий туманец стлался там, где кончался горизонт, постепенно сливаясь с облаками.
Сквозь словно заледеневшую, хрупкую паутину кустарника неясно проступали открытая пойма, заливные луга за рекой. И по всему берегу строгие ряды траншей.
В воздухе стоял бесконечный писк ласточек. Их гнездами, как дробью, был пробуравлен восточный крутой склон холма.
Тасманов лежал рядом с Кудрей и рассматривал в бинокль обрывистый левый берег реки.
– Похоже, фрицы решили тут задержаться надолго, – пробормотал капитан, делая пометки на карте, – и окопчики на полный профиль, и блиндажики...
Тасманов надолго прильнул к биноклю.
– А вот и следы тягачей. Пушечки, Тихон... пушечки, скорее всего, в ельник упрятали. И заметь, тяжелые пушечки...
– Как же вы... все это видите? – восхищенно выдохнул Кудря.
Капитан насмешливо взглянул на Тихона.
– Разведчику нужно видеть все сразу, – мягко сказал он, – второго раза ведь иногда просто не бывает. Сейчас другое дело. Мы у них за спиной, а они не оглядываются, им, видишь ли, некогда.
Тасманов говорил все это Кудре, чтобы успокоить парня, а заодно настроить себя не торопиться, проверить еще раз то, что так назойливо лезет в окуляры бинокля.
Немцы могли ведь сооружать и фиктивный вал обороны, готовясь к контрудару. Капитана беспокоило отсутствие интенсивного движения на проселочной дороге, ведущей от берегового среза в глубину леса.
Тасманов ждал Рыжикова, которого послал к дороге вместе с Струткисом.
Что касается времени, то оно, по подсчетам капитана, было на исходе. В немецком штабе должны хватиться своих разведчиков.
Тасманов скосил глаза вправо, где у самого среза на вершине устроились Петухов и Долгих. Разведчиков не было видно, едва приметно шевелились кусты. Капитан приказал Петухову вести наблюдение за поймой реки и бродом, откуда могли появиться поисковые группы противника.
Тасманов представил себе ничейное пространство, по которому придется уходить от немцев, возможный бой, вспомнил белую лошадь, привязанную в чаще, оружие, боеприпасы и рацию убитых немецких разведчиков, спрятанные в дупле старого дуба, просеку, по которой удобно скакать верхом, и удовлетворенно подумал, что все сделал правильно, тихо порадовался своей дотошной предусмотрительности, которая оставляет шанс на возвращение без потерь.
Времени – вот чего не хватало капитану Тасманову. День хоть и пасмурный, вставал, но низкие промозглые облака как бы сливались с верхушками сосен и создавали впечатление, что это и не день наплывает вовсе, а подкрадываются сумерки. В бинокль была видна сырая, вскопанная лопатами земля, ломти аккуратно срезанного дерна, маскирующего пулеметные гнезда и блиндажи, торчащие из земли обтесанные комли бревен.
Гул возник внезапно. Ровный, пока еще глухой, он наползал на холм с запада, и, прежде чем Кудря успел высунуться из укрытия, пораженный этим новым грозным звуком, Тасманов холодно произнес:
– Лежать... Танки...
"Вот оно подтверждение намерения противника контратаковать, – думал капитан. – Немцы понимают, что мы измотаны, тылы остановлены распутицей и все-таки рассчитывают на наш атакующий азарт. Они выиграли время и успели подтянуть технику".
Рыжиков и Струткис появились с западной стороны холма. Тасманов даже вздрогнул, услышав шелест за спиной.
– Танки и самоходки, товарищ капитан, – доложил старшина, – в ельнике две батареи тяжелых и одна противотанковая... Танкисты – эсэсовцы... Сам видел. Однако опять "Викинг"...
Тасманов внимательно и насмешливо взглянул на Рыжикова:
– Что бы я без тебя делал, старшина ты мой товарищ Рыжиков – ас разведки, ночной орел... "Викинг", говоришь? Это хорошо. Это кое-что проясняет... А?
– Проясняет, товарищ капитан, – улыбаясь всем лицом, подтвердил Рыжиков, – будут атаковать, когда наши попробуют сбить их с позиций...
– Комплимента ждешь, стратег, – усмехнулся капитан. – Комплименты дома, а сейчас...
– Товарищ капитан... – вскрикнул Кудря, которому Тасманов минутой раньше передал бинокль, приказывая наблюдать за противником.
Капитан рванул из рук Тихона бинокль.
– Так... охота на лис с собачками, – пробормотал он, разглядывая в окуляры берег реки. – Все правильно – спешат закрыть брод... Пора Парашеньке замуж выходить...
То, что появление поисковых групп для Кудри было полной неожиданностью, не оправдывало его вскрик.
Эмоции у разведчиков не в почете. Они мешают сосредоточиться. А думать сейчас нужно быстро и точно.
Тасманов опустил бинокль.
"Через десять минут собаки возьмут след, еще через двадцать они будут на холме. Тридцать минут – это шесть километров при хорошем шаге. Идти на запад, сделать петлю и выйти к реке южнее брода. Умеет ли плавать Тихон?"
Капитан свернул карту, засунул в планшет.
– Уходим... Рыжиков, Струткис, вперед... Смотреть в оба. Направление – вест...
* * *
Высоко над головой шумели сосны. Деревья в бору рослые, голые, с хвоей на макушке. Если вскинуть голову, может показаться, что небо над головой сплошь усеяно маленькими зелеными облачками.
Голову вскидывать некогда – все внимание сосредоточено на движении. Рыжиков, идущий впереди легким быстрым шагом, иногда взбрасывает руку с компасом, проверяя направление.
Так они шли час. По соображениям Тасманова, марш-бросок должен был вымотать преследователей и увеличить разрыв во времени. Он остановил группу на отдых возле едва приметного родничка.
Выслав в сторону преследователей охранение, Тасманов обернулся к радисту:
– Давай, Коля, самое время...
Долгих развернул рацию, повертел ручку настройки. Капитан взял наушники и окунулся в поток звуков. Мир ожил и заговорил. Из неведомых далей полетели свисты, гул, треск, вкрадчивое поскребывание, лихорадочная дробь ключа, обрывки фраз. Потом остался один голос. Кто-то монотонно по-немецки передавал шифровку: сто сорок пять – тридцать, четыреста восемь – шестнадцать...
Немец делал паузы и снова сыпал цифирью.
Капитан повертел ручку настройки. Вражеский передатчик работал на волне, указанной в нашем штабе Долгих, и услышать своих пока не было возможности.
– Вызывай...