Разборчиво, но очень мелко было написано:
Если хочешь услышать мой чудный голос, позвони Б 3-36-13.
Белый карлик.
— Юрка Кубышкин! Это ты!—Анатолий вскочил, в одну минуту оделся и, волнуясь, побежал к телефону.
Разговор был коротким: Юра помнит и по-прежнему любит Анатолия, и в этом он скоро убедится на деле. Сегодня и завтра Юра не сможет зайти, очень занят, работает за Москвой. Заедет утром в воскресенье. У него свой «Москвич». «А по телефону у нас с тобой ничего, кроме „ахов“ и „охов“, не получится, держу пари», — закончил он.
— Помню, ты с дедом своим ездил на охоту. И сейчас увлекаешься? — спросил Анатолий.
— И сейчас охочусь.
— Раз так — едем вместе в субботу вечером или утром в воскресенье на охоту. Дядя знает места. Принято?
Условились выехать в субботу вечером.
Анатолий повесил трубку, но долго еще стоял у телефона.
Первый звонок… И какой хороший!
В последние недели в колонии да и в дороге он долго раздумывал о том, какой-то будет встреча со старыми друзьями, с настоящими, с теми, с кем дружил еще до этого проклятого Хозяина. Простят ли они? Захотят ли продолжать дружбу? А вдруг начнут читать скучные нотации? А может быть, отвернутся, постыдятся водиться с отбывшим заключение. Но ведь он, Анатолий, полностью реабилитирован, признан невиновным! Это по суду. А по своей совести? Разве он не изменил друзьям ради Хозяина, Яшки Глухаря, Чумы? Да, он был еще мальчишкой, не разобрался, не понял… И все-таки мысли о предстоящих встречах вызывали робость и неуверенность.
И вот — звонок Юры… Ни намека!..
3
Был еще один близкий друг. Правда, они, бывало, ссорились. Но в каком бы оскорбительном тоне теперь ни начал говорить Коля Фатеев — он же Маленький маршал, — Анатолий заранее решил не обижаться. Надо восстановить старую дружбу.
В каждом классе есть свой любимчик-заводила, которому подражает большинство. И в каждом классе есть «совесть класса», ученик не слишком любимый, но уважаемый за прямоту и резкость суждений, даже когда они расходятся с неписаными законами школьной жизни. А «законы» эти велят подсказывать «утопающему» и «насолить» нелюбимому педагогу. Но Коля Фатеев не признавал этих правил и держался твердо против всего класса.
Отец Коли, танкист, погиб на войне. Сын гордился подвигом отца и мечтал стать военным, и не просто военным, а маршалом! Об этом он как-то рассказал Анатолию, а потом не раз просил его не разглашать тайну.
Из-за маленького роста и слабого здоровья Колю не приняли в Суворовское училище. Но мальчик решил добиться своего. Прежде всего надо закалить тело и выработать железную силу воли. Он так и сказал своей матери. Ее уговоры и слезы не поколебали будущего маршала. И чего только не делал Коля, втайне копируя детство Суворова! Он перечитал почти все о любимом полководце, сделал выписки из «Киропедии» Ксенофонта, из «Биографии великих людей» Плутарха и других книг.
Мальчик, раньше спавший на мягком диване, перебрался на ковер. Воспитывая волю, он, сладкоежка, отказался от сладостей. Вставал в шесть утра, ложился точно в «двадцать два ноль-ноль». После утренней зарядки обливался холодной водой и вздумал было перейти на спартанский режим питания — черные сухари, кипяток, каша «геркулес» без масла, — но мать не позволила. Строго, пунктуально выполнял он намеченный порядок дня. Мать вначале огорчалась, потом решила, что блажь сына скоро пройдет. Но так продолжалось и месяц, и второй, и год… Коля втянулся, привык к такому режиму и даже увлекся когда-то нелюбимым спортом. Всегда серьезный, даже хмурый, в очках, он казался маленьким педантом-сухарем.
Самолюбивый, всегда уверенный в своей правоте, Коля нелегко сходился с ребятами и был деспотичен в дружбе.
С первой же минуты он начинал исправлять и направлять нового друга. Это надоедало. Такое испытание выдерживали очень немногие. А Коля тяжело переживал, когда новые друзья отворачивались от него, что случалось нередко. Честный до щепетильности, непримиримый в делах чести, он всегда готов был оказать другу важную услугу. Он мог, не жалея своего времени, «натаскивать» перед экзаменом, готов был умереть за друга, но требовал в ответ того же и, главное, безоговорочного подчинения.
Анатолий подружился с Колей во время подготовки к экзаменам. Еще больше их сдружил каток. Оба любили, книги о путешествиях и охоте, увлекались моторами, мечтали о мотоциклах. Анатолий под влиянием Коли начал лучше учиться, стал серьезнее.
Так продолжалось два года. Потом Толю стал тяготить деспотизм Маленького маршала, он охладел к нему. А потом… потом запутался в липкой паутине Хозяина. Возможно, что немалую роль в дружбе с Хозяином сыграл неосознанный протест Анатолия против Колиного педантизма и жесткой, прямой как палка, самодисциплины.
Коля начал ссориться с Анатолием и требовал, чтобы тот не водился с Хозяином. Он даже появился в их компании, начал гневно обличать дворовых хулиганов. А кончилось это тем, что Анатолию еле удалось спасти его от избиения.
Вскоре после этого Хозяин, встретив Колю в переулке, окликнул его:
— Давай пять! — Он протянул ему костлявую руку. — Скажи, пожалуйста, чего ты фасон давишь?
— Я? Какой фасон? — Коля растерялся.
— Ну-ну! Ты кого другого разыгрывай, а не меня. Тихоня, тихоня, а кол в дневнике на четверку переделал. На Первое мая нализался. Нам все известно! Хочешь водиться с нами, так фасон брось. Не тебе над Хозяином быть!
Коля смотрел на него во все глаза и ничего не понимал. При встрече с Анатолием он потребовал объяснений.
— Понимаешь, могут тебе бока намять, — сказал Анатолий. — Ну, и я им наплел, что ты не такой уж сосунок. Это, так сказать, спасательная маскировка для тебя.
— Гнусное вранье, вот что это! Я не нуждаюсь в маскировке, да еще такой гнусной. Выбирай — я или они!
Анатолий рассердился. Дружбе с Колей пришел конец.
4
Телефонный разговор с Колей был трудным. Коля спрашивал напрямик, без дипломатии, и Анатолий отвечал так же.
— Рад, что ты вернулся, — сказал Коля, — если ты только не считаешь себя «отпускником».
— Не считаю! — отвечал Анатолий. — Начинаю жить по-новому. Может быть, по старой памяти, поможешь учебниками?
Но Колю не так-то легко было убедить.
— По старой дружбе помогу, если ты действительно хочешь учиться. Ты не врешь?
— Нет, не вру!
В таком же духе Коля допрашивал его довольно долго. О себе он сказал, что работает на автозаводе слесарем и там же учится в вечернем техникуме.
— Я тоже слесарь пятого разряда и к тому же шофер, — похвастался Анатолий.
Коля, видимо, не слишком поверил в пятый разряд и тал задавать специальные вопросы по слесарному делу им оторам внутреннего сгорания.
— Гм… А ты, пожалуй, неплохо разбираешься…
— Думаю, что неплохо.
— Ну, уж об этом предоставь нам судить. Поживем — увидим.
Анатолий не стал спорить, но напоследок с ехидной ноткой в голосе спросил:
— А как дела с маршальством? Продвигаемся?
— Да ну тебя! — Коля рассмеялся. — Подробно — при встрече. Зайду к тебе после занятий, часов в десять вечера. Не поздно?
***
Теперь можно было позвонить Нине. Анатолий трижды набирал номер, но не до конца и трижды трусливо опускал трубку на рычаг. В четвертый раз он даже услышал низкий гудок и все же положил трубку.
…Нина когда-то жила в этой же квартире, она была года на полтора старше Толи. Они часто ссорились, даже дрались. Дружба началась после того, как— Анатолий упал на катке и мчавшийся конькобежец, не успев свернуть, рассек ему норвежкой кожу на лопатке до кости.