Я так и подумал: «Надо рассказать Кристо…» Словом, я устал и прилег на кровать. Расслабил тело немножко по системе йогов, мне
нравятся такие эксперименты. Короче, расслабился до того, что тело словно застыло, – и вдруг я, я сам очутился вне своего тела! Я видел, как
отец на цыпочках прошел через комнату, думая, что я сплю. Но я вовсе не спал! Я бодрствовал и был вне своего тела. – Лебрен негромко и удивленно
рассмеялся. – А я не мог, абсолютно не мог управлять своим телом. Не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни пальцем, даже шеи не мог повернуть…
Тело мне уже не принадлежало, не повиновалось мне, я не мог им управлять. Был вроде ни при чем. Уверяю вас, я пережил странное чувство! И хотите
верьте, хотите нет, я не мог возвратиться обратно в свое тело. Признаться, я даже струхнул, душа отделилась от тела.
– Хм! – хмыкнул доктор Вакье.
– К чему это «хм», Вакье? Вы мне не верите или считаете, что я болен? Уверен, что Кристо меня понял бы и извлек из этой истории немало для себя
пользы… Уверен!
Вакье улыбнулся.
– Вакье, над кем вы смеетесь? – Лебрен перешел в наступление.
– Не над вами… Я подумал о Кристо. Примерно год назад он сказал бы: «Провода, которые соединяют ваши руки и ноги с управляющим устройством,
повреждены или порваны…» Он уподобил бы вас автомату. Теперь он, возможно, решил бы, что провода, по которым проходит электрический ток,
вырабатываемый вашим мозгом, вышли из строя или замкнулись и не могут пропускать ток… От автомата, от объекта он перешел к живому организму. Не
думаю, чтобы Кристо мог извлечь из вашего рассказа иной вывод…
Лебрен промолчал, но остался при своем мнении.
XXXV. Живая душа
Доктор Вакье категорически отверг все предложения насчет гирлянд и зеленых растений; в день рождения Натали единственным украшением залы будет
живая картина Кристо.
Бистро на дальнем конце улицы Р. находилось в угловом помещении старого дома. Нижняя зала после недавнего ремонта приобрела вполне современный
вид с телевизором и механическими биллиардами, и посещали ее в основном жители квартала; люди, так сказать, посторонние, а главное, не
считавшиеся с расходами, смело карабкались по винтовой лестнице и располагались в помещениях второго этажа с покосившимся полом и угрожающе
нависшими потолочными балками. Для господина Петраччи хозяин готов, если понадобится, отдать все бистро! Хватит и одной залы, нас будет всего
двадцать.
Доктор вместе с Марселем явились в бистро с утра, чтобы заняться электропроводкой. После полудня пришла Беатриса со скатертями и посудой, так
как бистро не могло похвастаться ни тем, ни другим. Картину Кристо, завешанную белой тканью, водрузили на камине, и Марсель, взобравшись на
стремянку, подводил к ней электрические провода, советуясь с доктором, пробовал прожекторы. Два официанта уже начали накрывать на стол.
Двери отперли только тогда, когда собрались все гости: в освещенном свечами зале их ждала Натали, сидевшая во главе стола напротив закрытой
картины, а проигрыватель исполнял «Свадебный марш» Мендельсона – идея Оливье! После первой минуты удивления гости оценили инсценировку и
развеселились. Натали предложила Кристо и Марселю сесть с ней рядом, пусть другие рассаживаются как кому вздумается, при желании могут даже
меняться местами во время обеда, обед будет длиться долго, так как предстоят различные аттракционы.
Вошли официанты с закусками, и все принялись за еду под нестройные звуки музыки, словно музыканты, спрятанные в яме оркестра, настраивали
инструменты.
Подарки появились одновременно с огромным блюдом раков – больше всего на свете Натали любила раков, – подарки, разложенные на
круглом столике, который подкатил Оливье. Каждый пакет был перевязан лентой и снабжен карикатурой на дарителя, а Натали полагалось угадать, кто
именно этот даритель. И она всех угадала. Оливье был ве ли ко ле пен! «Мне просто на месте не сидится, – шептала Натали Кристо, – так хочется
поскорее увидеть твой подарок».
Когда подали фазана, все уже достаточно развеселились. Слева от Натали Марсель Великий Немой улыбался и передавал блюда своей соседке Миньоне;
справа от Натали Кристо нетерпеливо ерзал на стуле; рядом с ним восседала Мишетта и недоверчиво следила за обслуживающим персоналом. Она
предпочла бы быть на кухне, но Натали заупрямилась и потребовала, чтобы она сидела за столом поближе к ней. За обедом, когда все
переговариваются через головы соседей, всегда может получиться так, что кто нибудь почувствует себя одиноко… Натали подумала, какая глупейшая
штука эти дни рождения и до чего смешно вдруг ощутить свой возраст именно в точно определенное число… Сорок восемь лет. Бабушке Луазель добрых
шестьдесят, а она совсем молодая. Тоненькая. А на другом конце стола доктор Вакье и Беатриса, и вид у них был довольно странный… Все здесь
пришли ради нее, все ее любят, но они, они живые, они объединены своими делами, делами живых, где ей нет места. Когда живой встречает живого,
то…
– Выступает Оливье Луазель в сопровождении гитариста Оливье Луазеля!
Оливье пел и танцевал твист, что подогрело температуру бала на добрый десяток градусов. Таковы уж эти ритмы: кажется, вот вот кончится, но твист
продолжается и продолжается… Глядя на Оливье, Натали, сидевшая в большом кресле, чувствовала себя парализованной. Они и в самом деле веселятся.
Проигрыватель играл без передышки, шуму было много. Среди всех этих живых с их делами Натали была лишь улыбающейся статуей, одна среди живых…
вот те на, они как раз заговорили об одиночестве. Клод скульптор ткнул пальцем в сторону Оливье:
– Это ты то одинок? Ты одинок, как Джонни Холидей, когда он поет в «Олимпии» песенку: «Дай руку безумцу» или что то в этом роде… Он протягивает
руку тромбонисту… и еще кому то, но никто не дает ему руки… и ему плюют в протянутую ладонь. Весь зал орет от любви к нему…
– Он мировой, этот Джонни! – завопил Малыш.
– Будет еще много сюрпризов, Натали, – шепнул Кристо и, чтобы обмануть свое нетерпение, побежал поговорить с Луиджи.
Слово «сюрприз» всегда наводило Натали на воспоминание об ее маленькой дочке, хотя «маленькой» сейчас двадцать семь лет… А тогда ей было всего
четыре или пять… Она не знала, что значит слово «сюрприз», и произносила его как «сверхприз». Да, были у меня в жизни «призы» и «сверхпризы» –
хватит. Натали попыталась рассказать Марселю, как ее маленькая дочка говорила «сверхприз» вместо сюрприз, но Марсель, очевидно, ничего не понял
в этой истории, вернее, даже не пытался понять, Натали только отвлекала его внимание от Миньоны, которой Лебрен как раз передал бумажную
салфетку с каким то рисунком. Натали прервала рассказ и стала наблюдать за маневрами Лебрена… Хотя Луиджи усадил его на противоположном конце
стола, они двое, Миньона и Лебрен, переговаривались улыбками и записочками. Дробь барабана… Рене Луазель склонился в поклоне перед своей
матушкой: это был следующий сюрприз…
Это вальс предзакатный
Лунных рыцарей знатных…
Госпожа Луазель старшая протанцевала вальс с сыном.