— Он беспокоился, что дядя превратно истолкует происшедшее, и настойчиво просил меня всё тебе объяснить.
— Оставим это.
— Ты можешь думать, что тебе угодно, но на втором этаже больше свежего воздуха, чем внизу, только поэтому мы поднялись туда и выпили кока-колы. Старики немедленно всё истолковывают в дурном свете. Дзёкити сразу бы понял, как надо.
— Ладно, пусть так. Мне всё равно.
— Ну, не совсем.
— Но ведь и ты меня правильно не понимаешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Допустим, между тобой… я говорю: «допустим», — между тобой и Харухиса что-то есть, я вовсе не собираюсь поднимать из-за этого шум.
Она недоверчиво смотрела на меня, не говоря ни слова.
— Я не проболтаюсь об этом ни жене, ни Дзёкити, — всё останется в тайне.
— Ты мне позволяешь пойти на такое?
— Может быть.
— Ты с ума сошёл!
— Может быть. Наконец-то ты поняла? Ведь ты так умна.
— Но откуда у тебя такие мысли?
— Я сам уже не могу наслаждаться любовными приключениями, зато мне доставляет наслаждение по крайней мере смотреть на других. Вот до чего доходят люди!
— Тебя приводит в отчаяние, что для тебя всё кончено?
— Но я могу испытывать ревность. Пожалей меня.
— Ты можешь убедить кого угодно. Пожалеть-то я могу, но я не хочу ради твоего удовольствия жертвовать собой.
— Какая же тут жертва? Разве, доставляя мне наслаждение, ты сама не получаешь удовольствия? Разве ты не будешь наслаждаться больше меня? Моё положение действительно достойно жалости.
— Смотри, как бы я опять не дала тебе пощёчину.
— Не будем обманывать друг друга. Впрочем, не обязательно Харухиса, это может быть Амари или кто-то другой.
— Как только мы приходим в беседку, сразу же начинается такой разговор! Пойдём погуляем, — у тебя не только ноги немеют, у тебя вся голова отравлена. К тому же госпожа Сасаки наблюдает за нами с веранды.
Дорожка достаточно широка, чтобы по ней ходить вдвоём, но с обеих сторон леспедеца так разрослась, что идти было невозможно.
— Листва такая густая, всё время цепляется за ноги. Держись за меня крепче.
— Если бы я взял тебя под руку.
— Каким образом? Ты такой низенький.
Она шла слева от меня и вдруг перешла на правую сторону.
— Дай мне палку. Держись за меня правой рукой.
Она предоставила мне своё левое плечо и, взяв в руки палку, стала раздвигать ветви леспедецы…
6 августа.
…Продолжаю вчерашнее.
— А как к тебе относится Дзёкити?
— Я сама бы хотела это знать. А что ты думаешь по этому поводу?
— Не знаю. Но я стараюсь особенно не думать о нём.
— Я тоже. Мои вопросы его раздражают. Правды он мне не говорит. Одним словом, меня он больше не любит.
— А если у тебя появится любовник?
— Он как-то сказал в шутку: «Появится так появится, делать нечего. Пожалуйста, не стесняйся».
Но похоже, он говорил серьёзно.
— Любой бы так ответил, если ему жена заявляет такое. Кто хочет признать своё поражение?
— У него, по-видимому, кто-то есть, какая-нибудь танцовщица из кабаре, какой я была когда-то. Я согласна на развод, если смогу видеть Кэйсукэ, но он разводиться не намерен. Он говорит: «Жалко Кэйсукэ, а ещё, если ты уйдёшь, папа будет плакать».
— Он подсмеивается надо мной.
— Тем не менее он всё о тебе знает, хотя я ему ничего не рассказывала.
— Потому что он сын своего отца.
— Тем не менее он всё о тебе знает, хотя я ему ничего не рассказывала.
— Потому что он сын своего отца.
— Он почтителен к родителям.
— В действительности, он не хочет терять тебя и только прикрывается мной.
Говоря откровенно, я почти ничего не знаю о своём сыне Дзёкити, наследнике дома Уцуги. По-видимому, мало на свете отцов, которые так плохо осведомлены о своих драгоценных отпрысках. Он окончил экономический факультет Токийского университета и поступил работать в акционерное общество Pacific Plastic. Но я плохо представляю, чем он занимается. Его фирма, как будто, покупает резину у химической компании Мицуи и делает фотографическую плёнку, полиэтиленовые покрытия, предметы из полиэтилена, вёдра, тюбики для майонеза и так далее. Завод находится в Кавасаки, но основное отделение в Токио, на Нихонбаси, где он и служит. Скоро его, кажется, сделают начальником отделения, но какое у него жалованье и какие премии он получает, мне неизвестно. В будущем он станет главой семьи, но пока глава я. Содержание семьи до некоторой степени лежит на нём, в основном же на это идут мои доходы с недвижимости и акций. Ещё несколько лет назад хозяйство в доме вела моя жена, но потом оно перешло в руки Сацуко. По словам жены, Сацуко очень хорошо ведёт дела и тщательно просматривает все счета от лавочников. Иногда она заходит на кухню, проверяет содержимое холодильника. Прислуга дрожит, заслышав имя молодой хозяйки. Любящая новшества, Сацуко установила в кухне машину для переработки отходов и выговаривала О-Такаси за то, что та бросила в неё картофель, который ещё можно было есть.
— Если испортилось, нужно отдать собаке. Вам нравится кидать сюда всё что попало. Лучше бы я не покупала такую машину, — жаловалась Сацуко.
Но кроме того моя жена говорит, что Сацуко до предела сокращает домашние расходы, мучит прислугу, а сэкономленное кладёт себе в карман и, ограничивая остальных, сама купается в роскоши. Иногда она поручает О-Сидзу проверить на счётах расходы, однако большей частью занимается этим сама. Налогами у нас ведает управляющий, но все вопросы с ним решает она. Дел у молодой хозяйки очень много, и всё спорится в её руках. Без сомнения, эти качества Дзёкити очень нравятся. С этой точки зрения сейчас положение Сацуко в доме Уцуги очень прочное, и она необходима даже Дзёкити.
Когда моя жена возражала против женитьбы, Дзёкити отвечал:
— Да, она бывшая танцовщица, но я уверен, она прекрасно будет вести хозяйство. Я вижу, что у неё есть к этому способности.
В то время он говорил наобум, вряд ли он был настолько прозорлив. Её способности проявились после замужества, а до этого она и сама, наверное, не подозревала о своём даре.
Признаюсь, давая разрешение на брак, я не думал, что он продлится долго. Дзёкити вспыхивает и быстро гаснет, я сам был таким в молодости, но сейчас я не сказал бы, что дело обстоит так просто. В первое время женитьбы Дзёкити был влюблён по уши, а потом явно поостыл. На мой взгляд, Сацуко гораздо красивее, чем была до замужества. Скоро десять лет, как она вошла в наш дом, и с каждым годом только хорошеет. Особенно красивой она стала после рождения сына. В ней ничего не осталось от бывшей танцовщицы. Впрочем, наедине со мной она нарочно воскрешает свои прежние ухватки. Может быть, она так же вела себя наедине с Дзёкити в то время, когда они любили друг друга, но всё кончено. Ценя в ней прежде всего организаторские способности, не думает ли мой сын, что лишиться её было б крайне неудобно? Когда она притворяется невинной, она, как ни крути, производит впечатление достойной дамы. Речь и манеры у неё бойкие, она очень прозорлива, при этом так обаятельна, так любезна, так тактична! Внешне так оно и есть, и Дзёкити в глубине сердца этим гордится. Вряд ли он намерен разводиться, и если даже замечает что-то предосудительное, то смотрит на это сквозь пальцы, тем более что она так безупречно себя ведёт…
7 августа.