Он даже переспросил:
- Вы обращаетесь ко мне?
- Вам следует лежать, - видимо, сама не очень уверенная в том, что ее слова могут иметь какую-нибудь цену в его глазах, сказала сестра. Она даже удивилась, когда Фу послушно повернулся и ушел в пещеру.
Сидя за маленьким столиком, который, так же как все в этой пещере, отзывал аптекой, Фу думал о том, что там, куда он только что смотрел, идет ожесточенная борьба наземных войск. Утром, едва только можно будет разобрать, что творится внизу, авиацию, конечно, вызовут. Самолеты должны будут принять участие в борьбе и оберегать свои наземные части от налетов противника. С этого часа будет особенно дорог каждый летчик, каждый самолет. Так неужели же кто-нибудь может лишить его права участвовать в этой борьбе, если сам он чувствует, что способен драться?..
Он пошарил по столу в поисках спичек и, не найдя их, крикнул сестре:
- Дайте огня!
- Ведь вы больной! - проговорила девушка, пытаясь казаться строгой.
Но Фу не обратил на ее слова внимания. Он достал из планшета кисточку и на углу рапорта Чэна, где была надпись начальника штаба, пометил: "Согласен".
Заклеил лист пластырем, оторванным тут же от катушки, которую он сам достал из шкафчика, и отдал сестре:
- В штаб!
- Больной... - начала было та.
Но он ее оборвал:
- В штаб, сейчас же!
Сестра поклонилась и выбежала из пещеры.
Фу снял трубку телефона.
- "Отца"!
Соединение происходило долго. Наконец ответил командный пункт Линь Бяо.
- Попросите "Отца" к аппарату, говорит Фу Би-чен. - И когда Линь Бяо взял трубку, летчик сказал: - Вы разрешили мне обращаться прямо к вам, если... если будет очень трудно... - И после некоторого колебания добавил: Меня тут сделали больным...
- Знаю, - ответил очень далекий голос командующего.
- Я прошу разрешения итти в бой.
- Полежите денек, там видно будет.
- Прошу разрешить... - начал было Фу, но командующий перебил:
- Это все?
- Все.
- Тогда лежите.
- Но я здоров!
- Медицина лучше знает.
Услышав в черном ухе трубки какой-то треск и думая, что командующий кладет трубку, Фу в отчаянии крикнул:
- Тогда разрешите приехать к вам!
На том конце трубки что-то пошипело, потрещало, и, наконец, снова послышался голос:
- Если вы не нужны Лао Кэ, приезжайте. Тут тоже найдется, где полежать...
В ту ночь Чэн почти не спал. Было еще далеко до рассвета, когда он вышел из пещеры.
Облачность поредела и к концу ночи исчезла почти совсем. Тонкие мазки прозрачной туманности, пересекавшие потускневшие звезды, говорили о торопливом движении высоких перистых облаков. Воздух был неподвижен. Самое чуткое ухо не уловило бы теперь в степи никакого шума, кроме стрекотания насекомых. И это стрекотание то спадало до едва уловимого тоненького звона, то усиливалось на миг и снова затухало. Словно все притаилось в ожидании розоватого отсвета зари, когда все заговорит в полный голос и степь заживает жизнью загорающегося дня.
Изредка просыпался перепел. Послав в притихшую степь троекратный свист, он снова умолкал.
Как всегда, тепел и парен был воздух, как всегда, спокойно поблескивали бледнеющие звезды, заканчивая свой путь. Ковш Большой Медведицы уже спрятал свою ручку за гребни холмов у реки.
Некоторое время Чэн медленно бродил по лагерю. Потом остановился. Ему не хотелось ни говорить, ни даже думать. Кажется, все стало ясно. Подачей рапорта о переводе он отрезал себе путь к бою. Да, значит, завтра он уложит свой чемодан. Куда же теперь? Как определит его судьбу командование? Мысль о том, что его могут отправить обратно в тыл, мелькнула было на миг, но Чэн решительно прогнал ее.
Он стоял неподвижно, погруженный в эти невеселые думы, когда его внимание привлек треск, раздавшийся со стороны ближайшего аэродрома. Темную синеву небосвода прорвали струи голубых сверкающих линий. Они были, как стропила гигантского купола с вершиной, теряющейся где-то там, в высоте.
Это были следы трассирующих пуль. За ними следовали новые и новые - со всех сторон. То же повторилось на другой, на третьей точке. Аэродромы проснулись. Оружейники проверяли пулеметы. Сейчас займутся своим делом мотористы. Чэну едва хватит времени, чтобы сбегать за планшетом...
И вдруг он вспомнил, что бежать некуда и незачем: у него нет самолета. Он не примет участия в сегодняшних вылетах товарищей. Он впервые отчетливо, до конца, понял, что порвались его связи с полком, едва успев возникнуть, что он тут уже "чужой". И ему стало остро жаль покидать и полк с таким славным командиром и товарищей. Потом он вспомнил о Фу и повернул в сторону санитарной пещеры, - он решил проститься с Фу. Бывший ученик не должен был дурно думать о нем, когда его тут уже не будет.
У шалаша связистов его перехватил взволнованный Джойс:
- Половину ночи потратил на то, чтобы найти вас, - и протянул летчику лист приказа о назначении его временно исполняющим обязанности командира второй эскадрильи.
Не веря себе, Чэн дважды внимательно перечитал приказ.
Вбежав к связистам, он позвонил по телефону Лао Кэ и получил разрешение вылететь в бой на новом "Яке".
11
Из степи тянуло холодом. До знобкости свежий воздух, как в форточку, врывался через арку въезда на главную улицу, асфальтовая стрела которой прорезывала Улан-Батор из конца в конец.
Часовые у едва белевшей в темноте стены большого дома поеживались от холода. Поглядывая на медленное движение звезд, они ждали смены.
Звяканье приклада о камень или скрип сапога переминающегося с ноги на ногу цирика были единственными звуками, нарушавшими тишину.
Далеко за полночь в темноте послышалось мягкое цоканье нескольких пар некованых конских копыт.
Топот кавалькады приблизился к самому дому и оборвался напротив подъезда. В темноте замаячило светлое пятно плаща. Цирики скрестили было штыки винтовок, но привыкшие к темноте глаза их опознали Соднома-Дорчжи.
Адъютант и Гомбо-Джап под руки ввели в подъезд пошатывающегося на онемевших ногах Хараду...
Через час собравшиеся в кабинете Соднома-Дорчжи хмуро слушали допрашиваемого майора Хараду. Все знали, что забрасываемые теперь в МНР разведчики работали на командование расположенных в Китае американских войск. Ширма гоминдана, которой прикрывалось это командование, никого не обманывала: ни своих, ни чужих. Знали о фиктивности этой ширмы монголы, ловившие японо-гоминдановских разведчиков; знали и сами японцы-шпионы.
Содном-Дорчжи не случайно совершил головокружительное по быстроте путешествие по пустыне для встречи с Гомбо-Джапом.
Гомбо-Джап не случайно ежедневно, ежечасно и ежеминутно рисковал жизнью, не отставая от Харады с момента его появления в конторе Паркера.
Все говорило о том, что японскому майору поручается задание большой важности. Именно поэтому Содном-Дорчжи и хотел, чтобы суть этого задания, за подготовкой которого его люди тщательно следили в Китае, стала известна его товарищам по Совету министров МНР не в его пересказе, а из самого непосредственного источника - из уст Харады.
Японец говорил вполголоса, не спеша. Его блестящие, как уголья, глазки были полуприкрыты. Они загорались только тогда, когда в поле его зрения попадал изловивший его Гомбо-Джап.
- Прибегая к вашей снисходительности, с-с-с, - шипел японец, - я должен еще объяснить, что, снаряженный таким образом, я обязан был оставаться на вашей земле столько времени, сколько понадобится, не предпринимая никаких злых дел.
- Кому "понадобится"? - спросил Содном-Дорчжи.
- Посмею обратить ваше внимание на ту гребенку, которую этот человек, Харада движением связанных рук указал на Гомбо-Джапа, - взял у меня, с-с-с...