Римлянин был поражен. Он подошел, присел на корточки и начал что-то говорить. Говорил он довольно долго.
- Совершенно верно, - сказал я ему по-английски. - И катись ты от меня подальше!
- Еще пива? - спросил М'Кола.
- Вижу, ты хочешь споить меня, старик.
- Н'дио, - да, - ответил он, делая вид, что понимает по-английски. - Смотри, Римлянин. - Я начал лить пиво себе в рот, но, увидев, что
Римлянин, глядя на меня, делает горлом глотательные движения, чуть не поперхнулся и опустил бутылку. - Хватит. Больше двух раз за вечер не могу:
вредно для печени.
Римлянин продолжал говорить что-то на своем языке. Дважды я услышал слово “симба”.
- Симба здесь?
- Нет, - ответил Римлянин. - Там. - Он махнул рукой в темноту, и я так ничего и не понял. Но слушал его с удовольствием. - Я убил много
симба, - сказал я. - Я-истребитель симба. Не веришь-спроси у М'Кола. - Я чувствовал, что меня, как всегда по вечерам, одолевает желание
похвастаться, но рядом не было Старика и Мамы. А хвастать, когда тебя не понимают, куда менее приятно. Все же это лучше, чем ничего, особенно
после двух бутылок пива.
- Поразительно, - сказал я Римлянину. Он продолжал рассказывать что-то. На дне бутылки оставалось немного пива. - Дед, - позвал я. - Мзи!
- Что, бвана?
- Выпей пива. Ты уже стар, оно тебе не повредит. Я видел глаза Деда, когда осушал бутылку, и понял, что ему тоже хочется пива. Он выпил
все, что оставалось, и склонился над прутьями с мясом, нежно прижимая к себе бутылку. - Еще пива? - спросил М'Кола.
- Да, - ответил я. - И патроны.
Римлянин продолжал разглагольствовать. Видно, он был еще больший говорун, чем Карлос, которого я встречал на Кубе. - Все это необычайно
интересно, - сказал я ему. - Ты молодчина. И я тоже-оба мы славные ребята. Послушай-ка... М'Кола принес пиво и мою охотничью куртку, в карманах
которой лежали патроны. Я отпил глоток, заметил, что Дед не сводит с меня глаз, и выложил перед ним шесть патронов.
- Сейчас буду хвастать, - заявил я. - Придется вам потерпеть. Глядите! - Я по очереди дотронулся до каждого патрона:
- Симба, симба, фаро, ньяти, тендалла, тендалла. Каково? Хотите верьте, хотите нет. Гляди, М'Кола! - И я снова перебрал все шесть патронов:
лев, лев, носорог, буйвол, куду, куду.
- Айяяй! - ахнул Римлянин.
- Н'дио, - торжественно подтвердил М'Кола. - Да, это правда.
- Айяяй! - снова воскликнул Римлянин и ухватил меня за большой палец.
- Святая правда, - сказал я. - Хоть и трудно поверить.
- Н'дио, - повторил М'Кола и сам принялся перечислять:
- Симба, симба, фаро, ньяти, тендалла, тендалла!
- Можешь рассказать это им всем, - сказал я по-английски. - А с меня на сегодня хватит.
Римлянин снова заговорил, обращаясь ко мне, и я внимательно слушал его, прожевывая новый кусок жареной печенки. М'Кола занялся головами
куду, освежевал одну и показал Камау, что делать со второй. Это была кропотливая работа, они вдвоем при свете костра осторожно очистили глаза,
нос и уши, потом удалили все мясо, не повредив шкуры, искусно и аккуратно. Не помню, когда я лег спать и ложились ли мы вообще в ту ночь.
Не помню, когда я лег спать и ложились ли мы вообще в ту ночь.
Помнится, я достал словарь и велел М'Кола спросить мальчика, есть ли у него сестра, а М'Кола серьезно и твердо ответил мне за него:
- Нет, нет.
- Да пойми ты, я ведь без всякой задней мысли спрашиваю. Просто из любопытства. Но М'Кола был непоколебим.
- Нет, - сказал он и покачал головой. - Хапана! - Таким же тоном он говорил “нет”, когда мы выслеживали льва в густых зарослях. На этом
прервался наш светский разговор, и я стал разыскивать почки; брат Римлянина выделил мне кусок из своей доли, я насадил почку на прут между двумя
кусками печени и начал поджаривать их над костром. - Будет отличный завтрак, - сказал я вслух. - Куда вкусней фарша. Потом мы долго беседовали о
черных антилопах. Римлянин не называл их “тарагалла” и вообще не знал этого слова. Сперва я думал, что речь идет о буйволах, потому что Римлянин
все время повторял “ньяти”, но, оказывается, он хотел этим сказать, что они черны, как буйволы. Потом он начал рисовать их на золе у костра, и
стало ясно, что он говорит именно о черной антилопе. Рога ее изогнуты, как восточные сабли, и концами касаются загривка.
- Самцы? - спросил я.
- Самцы и самки.
С помощью Деда и Гаррика я выяснил, что поблизости бродят два стада.
- Завтра?
- Да, - ответил Римлянин. - Завтра.
- Кола, - сказал я. - Сегодня куду. Завтра-черные антилопы, буйволы, симба.
- Не надо буйволы! - ответил он, отрицательно качая головой. - Не надо симба!
- Мы с вандеробо-масаем пойдем на буйволов.
- Да, да, - радостно подтвердил вандеробо-масай.
- Тут близко есть большие слоны, - ввернул Гаррик.
- Завтра на слонов, - сказал я, поддразнивая М'Кола. - Нет! - Он понимал, что я его поддразниваю, но и слышать не хотел ничего подобного.
- Да, да, на слонов, - сказал я. - На буйволов, на симба и на леопарда.
Вандеробо-масай взволнованно кивал:
- И на носорога, - добавил он.
- Хапана! - сказал М'Кола уже страдальчески. - На тех холмах много буйволов, - перевел Дед слова Римлянина, который в сильном возбуждении
вскочил на ноги и указывал куда-то вдаль, за хижины.
- Хапана! Хапана! Хапана! - твердил М'Кола решительно. - Еще пива?
- Он отложил нож.
- Ну, ну, не сердись, я пошутил.
М'Кола присел рядом со мной и заговорил, пытаясь объяснить что-то. Он упомянул имя Старика, - видимо, хотел сказать, что Старику это не
понравилось бы, что он не допустил бы этого.
- Я пошутил, - сказал я по-английски. Потом добавил на суахили:
- Завтра на черных антилоп?
- Да, - горячо подхватил он. - На антилоп. Потом мы с Римлянином долго беседовали, я говорил по-испански, а он уж не знаю по-каковски, и
так мы с ним, кажется, разработали весь план кампании на завтрашний день.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Не помню, ложился ли я в ту ночь, припоминаю лишь, что сидел у костра в сером предрассветном сумраке с кружкой горячего чая в руке, а мой
завтрак на вертеле имел не очень-то привлекательный вид и был весь покрыт золой.