- Как? Вы не знаете, что...
Простыню приподнимают. Старик застывает, изумленно уставившись на труп.
- Ну?
Он молчит. Утирает глаза. Но вовсе не плачет: Мегрэ заметил, что глаза у него слезятся.
- Что вы делали на кухне?
Старик опять смотрит на окружающих. Кажется, их слова лишены для него всякого смысла...
- Каким образом вас заперли на кухне? Ключа внутри нет, снаружи - тоже.
- Не знаю, - лепечет он, как ребенок, опасающийся, что его накажут.
- Чего не знаете?
- Ничего.
- Документы при вас?
Он неловко роется в карманах, опять утирает глаза, шмыгает носом и наконец протягивает бумажник с серебряной монограммой. Полицейский комиссар и Мегрэ переглядываются.
Старик действительно в маразме или неподражаемо играет. Мегрэ извлекает из бумажника удостоверение личности и читает:
"Октав Ле Клоаген, судовой врач в отставке, шестьдесят восемь лет, Париж, бульвар Батиньоль, тринадцать".
- Всем выйти! - неожиданно взрывается он. Жозеф Маскувен послушно поднимается.
- Не вы. Вас это не касается. Да сядьте же, черт побери!
В этой кукольной квартирке теперь, когда в нее набилось чуть не полтора десятка человек, буквально не продохнуть.
- Вы тоже садитесь, господин Ле Клоаген. И прежде всего объясните, что вы делаете в этом доме.
Ле Клоаген вздрагивает. Слова он слышит, но смысл их не воспринимает.
Мегрэ повторяет вопрос, потом срывается на крик.
- А, вот вы о чем. Извините. Я зашел...
- Зачем?
- Повидать ее, - бормочет старик, указывая на прикрытое простыней тело.
- Решили узнать свое будущее? Старик молчит.
- Короче, были вы ее клиентом или нет?
- Да. Я зашел...
- И что произошло?
- Я сидел здесь. Да, здесь, на этом золоченом стуле. Потом постучали в дверь. Вот так...
Старик направляется к двери. Кажется, что он хочет удрать. Нет, он только отрывисто стучит.
- Тогда она мне сказала...
- Продолжайте. Что она вам сказала?
- Она сказала: "Живо туда!" И втолкнула меня в кухню.
- Это она заперла дверь на ключ?
- Не знаю.
- Дальше.
- Вот и все. Я сел к столу. Окно было открыто. Я смотрел на улицу.
- А потом?
- Потом - ничего. Пришло много народу. Я решил, что мне лучше не показываться.
Говорит он тихо, медленно, как бы нехотя, и внезапно, совсем уж неожиданно, осведомляется:
- Табачку не найдется?
- Вам сигарету?
- Нет, табаку.
- Вы курите трубку?
Мегрэ протягивает кисет. Ле Клоаген берет щепоть табаку и с явным удовлетворением заталкивает за щеку.
- Только не говорите моей жене. Тем временем Люкас обшаривает квартиру. Мегрэ знает, что ищет бригадир.
- Ну?
- Ничего, шеф.
Мегрэ знает, что ищет бригадир.
- Ну?
- Ничего, шеф. Ключа от кухни нет ни с той, ни с этой стороны. Я послал одного из инспекторов на улицу - вдруг ключ выбросили в окно.
Обращаясь к Ле Клоагену, Мегрэ резюмирует:
- Итак, вы утверждаете, что явились сюда незадолго до пяти, чтобы повидаться с гадалкой. Без нескольких минут пять кто-то постучал в дверь особым образом, и мадмуазель Жанна втолкнула вас в кухню. Так? Вы смотрели на улицу, потом услышали голоса, но остались на месте. Даже не посмотрели в замочную скважину.
- Нет, не посмотрел. Я думал, у нее посетители.
- Вы и раньше бывали здесь?
- Каждую неделю.
- С давних пор?
- С очень давних.
Маразматик? Или нет? Квартал бурлит. Когда подъезжают машины прокуратуры, на улице толпится уже человек двести. Повсюду солнце, яркие краски, на террасах так приятно потягивать холодное пиво. Из-за новоприбывших Мегрэ приходится опять влезть в пиджак.
- Ба! Комиссар! - восклицает товарищ прокурора. - Значит, дело обещает быть интересным?
- Если не считать того, что я покамест имею дело с двумя психами, - ворчит Мегрэ себе под нос.
Этот идиот Маскувен не сводит с него глаз. Старик жует табак и шмыгает носом.
Подъезжают еще машины. Теперь это пресса.
- Вот что, Люкас, забирай-ка двух этих чудиков. Я буду на набережной через полчаса.
И тут Маскувен отмачивает нечто совсем уж сногсшибательное. Подняв голову и поискав шляпу по гостиной, где теперь царит полный хаос, служащий Пру и Друэна с серьезным видом, который он сохраняет при любых обстоятельствах, выпаливает:
- Вот видите, господин комиссар, Пикпюс убил-таки гадалку.
2. Человек в поту
Любопытно! Машинально уставившись на руку, обыкновенную руку, лежавшую на прикрытом лоснящейся штаниной колене, Мегрэ внезапно почувствовал весь трагизм происходящего и перестал считать своего спутника просто второстепенным персонажем с некоторыми странностями.
На улице Коленкура был форменный базар, по выражению Мегрэ, ненавидевшего подобные наезды прокуратуры. В царившей вокруг толчее Октав Ле Клоаген показался комиссару бесцветным субъектом с отупелым взглядом - разве что Мегрэ удивила пустота, читавшаяся иногда в светлых глазах старика, словно его душа на мгновение улетала куда-то. Каждый вопрос ему задавали дважды, трижды лишь потом слова доходили до него, и он хмурился, пытаясь уразуметь, о чем его спрашивают.
Позднее, на набережной Орфевр, в кабинете, который закатное солнце превращало в парильное отделение бани, Мегрэ, исходя потом и непрерывно утираясь, провел обстоятельный допрос, но почти безрезультатно. Ле Клоаген не проявлял признаков растерянности. Напротив, казалось даже, что он старается идти навстречу комиссару. И хотя тот без конца промокал лицо и шею платком, кожа у старика, так и не снявшего пальто, оставалась совершенно сухой. Это Мегрэ заметил. Сомнений тут быть не могло.
Теперь они ехали вдвоем в такси с открытым верхом. Было восемь часов вечера, и по улицам Парижа разливалась приятная прохлада. Ле Клоаген не шевелился, и Мегрэ бессознательно следил за его рукой, лежавшей на колене, - рукой на удивление длинной, с ревматическими суставами и такой пергаментной кожей, что кое-где она едва не лопалась, словно пересохшая кора на дереве. На указательном пальце не хватало первой фаланги.
"О чем говорит такая рука? - думалось Мегрэ.