Однако на все советы вызвать врача мисс Эмили устало закрывала глаза и объясняла, что ее случай — единственный в своем роде, что это страшное заболевание уже поставило в тупик лучших лондонских специалистов, и только один врач, которого ей рекомендовали исключительно по знакомству, назначил курс лечения, который дает хоть какую-то надежду на улучшение. Обычные же врачи в ее случае совершенно бессильны.
— Сдается мне, — без обиняков заявила ей на это мисс Хартнелл, — вы, милочка, себе на уме. Доктор Хейдок даром что врач, а человек прямой. Думается мне, он не стал бы особо рассусоливать и прямо бы вам сказал, что хватит уже ломать комедию и пора бы уже поиметь совесть, что, не сомневаюсь, пошло бы вам только на пользу.
Однако мисс Эмили оставила ее мнение без внимания, а только еще больше ослабла и окружила себя бесчисленными коробочками с непонятными снадобьями, от которых у нее вскоре совершенно исчезла тяга к обычной пище и появились абсолютно немыслимые запросы, на удовлетворение которых отныне уходила подавляющая часть времени ее сестры и служанки.
Когда Глэдис открыла дверь, мисс Марпл была поражена тем, как изменилась и осунулась девушка. Мисс Лавиния ожидала гостью в той части бывшей залы, которая после установки перегородок, разделивших ее на четыре части, больше других напоминала гостиную.
Лавиния Скиннер была высокой сухопарой женщиной лет пятидесяти. Ключицы у нее выпирали, голос хрипел, а манеры — шокировали.
— Рада вас видеть, — произнесла она. — К сожалению, Эмили прилегла: ей, бедняжке, опять нездоровится. Надеюсь, вам удастся ее развеять — это, конечно, если она вас примет. Временами она просто не желает никого видеть. Бедняжка так исстрадалась!
Мисс Марпл ответила какой-то любезностью. Поскольку кроме как о прислуге в Сент-Мэри-Мид говорить было особенно не о чем, мисс Марпл оставалось только ждать, когда беседа плавно повернет в свое привычное русло. Когда это наконец случилось, она тут же вспомнила, как кто-то ей говорил, будто эта милая Глэдис Холмс от них уходит.
Мисс Лавиния радостно закивала.
— В следующую среду. Перебила нам всю посуду, мерзавка. Нельзя же с этим мириться?
Мисс Марпл вздохнула и заметила, что нынче приходится мириться практически со всем. Слишком уж трудно заманить прислугу в деревню. Неужели мисс Скиннер и впрямь решилась расстаться с Глэдис?
— Да, новая прислуга, конечно, проблема, — согласилась мисс Лавиния. — Вот Деверье до сих пор никого не нашли. Правда, кто к ним и пойдет? Сплошные ссоры, всю ночь танцы, едят чуть не каждые полчаса. Да и хозяйке, прости Господи, в куклы бы еще играть, а она туда же, замуж. В хозяйстве абсолютный ноль. Да мне что, мужа ее жалко. А вы слышали: от Ларкинсов прислуга тоже ушла. Удивляюсь только, чего они так долго тянули. Мало того, что у судьи характер не приведи господи, так ему еще в шесть утра подавай эту.., как ее.., чоту-хазри [8] — как он только ее ест?! Опять же, и миссис Ларкинс минуты помолчать не умеет… Вот от миссис Кармайкл ее Дженет ни за что не уйдет. Хотя, честно говоря, на месте миссис Кармайкл я бы сама ее выгнала: больно уж она наглая.
— Вот и я говорю: вы подумайте насчет Глэдис. Хорошая ведь девушка. Я неплохо знаю ее семью: люди сплошь честные и работящие.
Мисс Лавиния покачала головой.
— Поверьте, у меня есть причина от нее избавиться… — многозначительно сказала она.
— Брошь? — еще, многозначительнее отозвалась мисс Марпл.
— Вы-то откуда знаете? Небось сама девчонка и проболталась? Честно говоря, я почти уверена, что это она ее взяла. А потом испугалась и положила на место. Хотя, конечно, говорят: «Не пойман — не вор…» Вы загляните к Эмили, мисс Марпл, — сменила она тему. — Может, ее это подбодрит.
Мисс Марпл повиновалась.
Мисс Эмили, разумеется, занимала лучшую в доме комнату. Постучавшись и услышав слабое «войдите», они открыли дверь и погрузились в таинственный полумрак. — Все шторы были задернуты, а на кровати возлежала мисс Эмили, наслаждаясь полумраком и своими страданиями.
На фоне белоснежной подушки неясно вырисовывалось худенькое нерешительное личико, обрамленное растрепанным ореолом желтоватых волос, сильно напоминающих гнездо, наспех свитое какой-то обезумевшей птицей. В комнате пахло одеколоном, камфарой и лежалыми бисквитами.
Приоткрыв один глаз, Эмили Скиннер слабым голосом сообщила, что «сегодня у нее не самый лучший день».
— Телесные, муки для меня ничто, я к ним давно привыкла, — меланхолически продолжила она. — Больше всего страданий мне причиняет сознание, что я для всех обуза. Бедная Лавиния: ей так тяжело со мной приходится. Кстати, Лэвви, душечка, если тебя не затруднит, нельзя ли впредь смотреть, когда наливают грелку? Сейчас она так давит на грудь, что почти невозможно дышать. А в прошлый раз, наоборот, принесли полупустую, и она тут же остыла. Но это, конечно, пустяки.
— Прости, дорогая, я сейчас немного вылью.
— Может, лучше налить заново? Сухарей у нас, естественно, нет… Ничего, ничего, я обойдусь. Хотя так хочется сухарика… Ну, дай мне тогда слабенького чайку. С лимоном. Нет лимона? Ну ничего-ничего, только тогда уже и чаю не надо. Молоко, кажется, свернулось еще утром. Ну и ладно, все равно мне сейчас не очень хочется. Обойдусь. Господи, такая слабость во всем теле! Кто-то мне говорил, устрицы очень питательны. Ну что ты, Лэвви, я же просто к слову. Уже поздно. Куда ты сейчас побежишь? Ничего страшного не случится, если я денек не поем.
Однако Лавиния уже выскочила из комнаты, на ходу бормоча, что на велосипеде до деревни рукой подать.
Больная одарила мисс Марпл слабой улыбкой и заметила, что, кажется, опять доставила милой Лэвви беспокойство.
Вечером мисс Марпл пришлось признаться Эдне, что ее миссия не увенчалась успехом.
По деревне начали неудержимо расползаться слухи.
Мисс Уэтербай, встретив мисс Марпл на почте, взволнованно зашептала:
— Дорогая, вы уже слышали? Они написали ей в рекомендации, что она исполнительная, непьющая и бог знает какая еще. Только вот про честность там нет ни единого словечка. Ни единого! Так-то вот! Думаю, во всей этой истории с брошью что-то все-таки есть. Не те, знаете, сейчас времена, чтобы вот так просто выгонять прислугу. Кто сюда поедет-то? Да еще в Олд-Холл! Вечером оттуда просто страшно одной возвращаться! Вот увидите, никого они не найдут. Так что придется Эмили забыть о своей ипохондрии [9] , встать с кроватки и приняться за хозяйство самой.
Известие, что сестры Скиннер нашли-таки через агентство новую — причем решительно во всех отношениях безупречную — прислугу, стало для жителей Сент-Мэри-Мид страшным разочарованием.
— Рекомендации за три года, и все с самой лучшей стороны. С детства обожает деревню и согласна на меньшее жалованье, чем Глэдис. По-моему, нам просто повезло.
— Однако! — только и сказала мисс Марпл, когда Лавиния выложила ей все это в рыбной лавке.
Все это было слишком уж хорошо, чтобы оказаться правдой, и Сент-Мэри-Мид от всей души надеялась, что в самый последний момент эта безупречная служанка растает в воздухе как дым.
Сент-Мэри-Мид ошиблась и вскоре, мрачно насупившись, наблюдала, как сокровище по имени Мэри Хиггинс едет в такси по направлению к Олд-Холлу. Приходилось признать, что вот так вот с ходу ничего плохого о ней сказать нельзя. Мэри Хиггинс была недурна собой и очень аккуратно одета.
Когда мисс Марпл нанесла в Олд-Холл следующий визит (в рамках подготовки благотворительного базара к приходскому празднику), дверь ей открыла Мэри Хиггинс. Вне всякого сомнения, это была горничная высшего класса. Лет сорока, с черными, аккуратно уложенными волосами и здоровым румянцем. Легкая полнота умело скрыта черным платьем и белоснежным передником. На голове — чепчик. («Как в добрые старые времена», — рассказывала соседкам мисс Марпл.