Словом, банковский счет отощал, как медведь после спячки, и, чтобы справиться с расходами на содержание
нашего старого особняка, включая еженедельную выплату жалованья Теодору, Фрицу и мне, Вулфу пришлось бы к середине июля расстаться с кое какими
ценными бумагами, что было крайне нежелательно. Вот почему, когда я спустился в цоколь, где хранились старые газеты, движило мною не одно лишь
праздное любопытство.
Убийство случилось две недели назад, но все подробности были с достаточной ясностью освещены уже в самых первых газетных сообщениях и с тех пор
существенно не менялись. Во вторник 20 мая, в три часа семнадцать минут дня, некий Питер Д. Оделл вошел в комнату на шестом этаже здания КВС на
Западной Пятьдесят четвертой улице, выдвинул нижний ящик письменного стола и мгновенно погиб. Бомба, которая разнесла его в клочья, была
настолько мощной, что не только подбросила металлический стол в потолок, но и разрушила две стены. Компания КВС – «Континентальные вещательные
сети» – занимала целое здание, а Питер Д. Оделл занимал в ней пост вице президента и отвечал за развитие. Комната и стол были не его; комнату
занимал другой вице президент, Эймори Браунинг, отвечавший за планирование.
Вот в двух словах, что случилось, но в дополнение к главному вопросу – кто подложил бомбу? – оставалось еще много неясностей. В том, что один
вице президент зашел в комнату другого, ничего необычного не было, но вот зачем понадобилось Оделлу выдвигать этот ящик? Тот самый ящик. Многие
в КВС знали – вот почему это и просочилось в «Таймс» и «Газетт», – что ящик не открывал никто, кроме самого Браунинга, который хранил в нем
бутылку (или бутылки) бурбона «Тен майл крик» двенадцатилетней выдержки. И Оделл наверняка знал об этом.
Никто не признался, что видел, как Оделл заходил в комнату Браунинга. Хелен Лугос, секретарша Браунинга, которая сидела в примыкающей комнате,
находилась в это время в архиве, располагавшемся в конце коридора. Кеннет Мир, один из заместителей Браунинга, проводил совещание на первом
этаже. Сам Браунинг был в это время у Кэсса Р. Эбботта, президента КВС, в его личном кабинете, занимавшем весь угол шестого этажа. Если кто и
знал, зачем пожаловал Оделл к Браунингу, то признаваться не пожелал. Вот почему ответ на вопрос «Кто подложил бомбу?» частично зависел от ответа
на другой вопрос: «Кто должен был выдвинуть этот ящик?».
Перечитав отчеты в пятнадцати экземплярах «Таймс» и в пятнадцати выпусках «Газетт», я уразумел только одно: я знал все подробности убийства
назубок. И все. Ни намека, ни малейшей зацепки, чтобы начать расследование, у меня не было. Когда я покончил с газетами, стрелки часов
показывали начало двенадцатого, следовательно, Вулф уже спустился из оранжереи. Я поднялся по лестнице в свою комнату и позвонил в «Газетт».
Поскольку газета дневная, телефон Лона Коэна обычно бывает занят с десяти утра до двадцати минут пятого, но мне все же удалось прорваться. Я
сказал, что мне хватит тридцати секунд, но Лон заявил, что с меня достаточно и пяти.
– Тогда, – мстительно произнес я, – я не расскажу тебе про бычков, которые паслись на заливном лугу и отбивные из которых припас для нас Феликс.
Ты можешь встретиться со мной в «Рустермане» в четверть седьмого?
– Могу, если нужно. А что захватить с собой?
– Только язык. Свой собственный. Ну и, конечно, пару фунтов салата, на потом.
Под «потом» я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола Пензера.
Свой собственный. Ну и, конечно, пару фунтов салата, на потом.
Под «потом» я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола Пензера.
Лон прошелся по поводу салата, и мы распрощались. Я тут же позвонил по другому, не менее привычному номеру, подозвал Феликса и сказал, что на
сей раз просьба посадить нас наверху, в уединенном кабинетике, исходит лично от меня, а не от Вулфа и что я очень рассчитываю на отборные
бифштексы. Феликс спросил, какими цветами украсить стол, но я ответил, что бифштексы, как ни странно, предназначаются не для женщины, а для
мужчины, из которого я надеюсь выцарапать ценные сведения, поэтому стол лучше украсить самым обыкновенным, растущим на каждом шагу
четырехлистным клевером – на счастье.
Предупреждать Вулфа, чтобы к ужину меня не ждали, мне не требовалось, поскольку по четвергам я всегда провожу вечер у Сола. Вулф садится ужинать
в семь пятнадцать, а покер начинается в восемь.
Когда мы покончили с утренней почтой, я вскользь обронил, что выйду из дома без четверти шесть, до того, как Вулф спустится из оранжереи.
Кеннета Мира я упоминать не стал, молчал про него и Вулф, но в середине дня позвонил Волмер и сказал, что доктор Остроу не выразил желания
узнать настоящее имя Рональда Сивера. Наврал, конечно. Доктор Остроу наверняка возжелал бы знать, как зовут Сивера, но только не после того, как
Волмер наябедничал о том, что Вулф прибег к мошенничеству.
Маленькая комнатка наверху в «Рустермане» хранила для меня множество приятных воспоминаний о тех днях, когда еще был жив Марко Вукчич, благодаря
которому ресторан снискал славу лучшего во всем Нью Йорке. Сам Ниро Вулф высоко ценил кухню «Рустермана», в который частенько захаживал посидеть
со своим старым другом. Кухня и сейчас оставалась отменной, как заметил Лон Коэн, проглотив третью ложку десерта; не поскупился он на похвалу и
позднее, когда запустил зубы в сочнейший бифштекс, запив его изрядным глотком фирменного кларета.
Примерно после четвертого глотка Лон сказал:
– Я чувствовал бы себя куда лучше – или хуже, кто знает, – если бы знал цену. Ясное дело – тебе что то понадобилось. Или Ниро Вулфу. Что?
Я проглотил кусочек мяса.
– Не Ниро Вулфу. Мне. Он даже об этом не подозревает, и я не хочу, чтобы он узнал. Мне нужны кое какие сведения. Сегодня утром я потратил два
часа, читая подряд все, что напечатали две великие газеты про убийство Питера Д. Оделла, но я все еще не удовлетворен. Вот я и подумал, что не
мешало бы поточить с тобой лясы.
Лон прищурился.
– Без дураков? Вулф и в самом деле не знает, что ты меня угощаешь?
– Клянусь прабабушкой индианкой.
Лон посмотрел примерно на фут выше моей головы, как он поступает всякий раз, когда решает – вскрыть карты или поднять ставку, – подумал, пока я
намазал маслом булочку, потом посмотрел мне в глаза.
– Что ж, – произнес он. – Пожалуй, тебе стоит поместить в «Газетт» объявление. Разумеется, под кодовым номером, если Вулф и впрямь не должен
знать о твоих подвигах.
При первом взгляде на Лона, на его мелковатое лицо с черными прилизанными волосами, никто бы не догадался, что он дьявольски хитер. Те же, кто с
ним знакомы, отлично это знают, включая самого издателя «Газетт» – потому то, наверное, кабинет Лона и располагается всего через две двери по
коридору от кабинета издателя.
Я покачал головой.
– Люди, которые меня интересуют, не читают объявления в «Газетт».