А совсем рядом дом, он внимательно оглядел его, и горло у него перехватило.
Именно тут в блестящие периоды, когда у них заводились деньжата, они жили оба на полном пансионе у прекрасной Луизы, довольно полной брюнетки, которая была похожа на императрицу Евгению и в которую все они были влюблены.
Иногда вечером Энди возвращался понурив голову, ложился рядом с ним у Луизы был только один просторный дортуар - и заявлял с деланным равнодушием:
- Завтра уезжаем отсюда.
Это значило, что он проигрался. Это случалось нечасто. Он не играл как все остальные. Да он и не был как все. В его облике была некая нервозность, которая не встречается у этих мужчин, выдубленных солнцем и изъеденных песком из шахт. Лицо у него так и оставалось бледным, и он был любимчиком Луизы, которая считала, что у него девичья кожа.
Вечерами напролет он, отмечая все выигрыши, сидел у стола с рулеткой и был поглощен расчетами, в которых Кэли Джон ничего не понимал. Иногда Малыш Гарри посматривал на Энди с повышенным вниманием, хотя шантрапа, к которой они принадлежали, его не интересовала.
- Сразу видно, что ты сын училки! - пошутил однажды Кэли Джон, взглянув на листочки, испещренные цифрами.
Компаньон не засмеялся, только втянул в себя воздух.
Он и правда был единственным сыном учительницы из Фарм Пойнт, так что, будучи еще ребенком, в школе был как у себя дома. Не потому ли у него так рано зародились мысли о побеге.
В двенадцать лет он заявил:
- Я уеду, и вы все обо мне еще узнаете.
В тринадцать - четырнадцать он сам выбрал себе в друзья Кэли Джона, может быть, потому, что чувствовал в том собачью покорность и преданность.
Если их наказывали, он с уверенностью заявлял:
- Пусть. Однажды они поплатятся.
Он много читал, знал все истории про Запад и границу. В шестнадцать он по случаю купил книжку по геологии.
- Думаешь, мать тебя отпустит?
- Это как ей захочется. Если отпустит, мы расстанемся по-хорошему, с поцелуями. Если нет, я все равно уеду.
А Кэли Джон бы не отважился уехать без родительского согласия. К счастью, у него было много братьев и сестер. Единство семьи не так много значило для его родителей.
...Еще одна табличка, дом, который показался ему совсем маленьким, а ведь в воспоминаниях он остался самим воплощением роскоши: театр Санбурна, который называли "Клеткой для попугаев".
Такой же, как был. Турникета больше не было, но та же конторка, где платили за вход и продавали сувениры, гид открывает дверь в пыльный зал с ложами, как будто висящими в воздухе, сцена с выцветшим занавесом, фотографии звезд: Лили Пиктон, Линда Лу, Мадам Мусташ. Блондинка Мери...
Он бы вернулся к машине и уехал, не заметь знакомый дом с верандой, а на веранде - старика, который качался в кресле-качалке. Он не мог вспомнить поначалу его имя. Его взяло сомнение: не подводит ли память, особенно из-за длинной белой бороды? Однако Кэли Джон отважился подойти поближе.
- Доктор Швоб? - поинтересовался он.
Старик взглянул на него, нахмурил густые белые брови.
- Я тебя не узнал, сынок. Тем не менее то, как ты произносишь мое имя, наводит на мысль, что ты тут когда-то был. Входи. Бери стул...
Взгляд его не утратил живости. Зубы были длинные, и из-за этого казалось, что он скалится.
Зубы были длинные, и из-за этого казалось, что он скалится.
- Ты с ранчо?
Странно, когда к тебе в шестьдесят восемь относятся как к мальчишке.
Доктор, правда, был значительно старше. Ему было больше сорока, когда Кэли Джон познакомился с ним. Тогда доктор был толстоват, массивная цепочка от часов пересекала белый жилет, он носил цилиндр с плоским верхом, и тогда доктора украшала квадратная иссиня-черная борода.
- Меня зовут Кэли Джон...
- Это мне ничего не говорит... Какой год?
- С тысяча восемьсот девяносто седьмого по тысяча девятисотый. В шахте...
- Я тебя лечил?
- Однажды кусок породы упал мне на ногу...
- Если не лень, войди в дом, увидишь, что кабинет остался таким же, каким ты его знал...
Темная комната с креслом, обитым черным молескином, складной столик, бледный фаянс, а на стене ковер, который выцвел еще тогда, когда Кэли Джон был тут, дипломы на иностранном языке.
- Зайди, если интересно... Меня-то вот подводят ноги. Остальное - в порядке. Да! В прошлом году я еще принимал роды, последние, в тот день господа мои юные коллеги отправились, не знаю уж там на какой конгресс медиков... Я иногда кое-кого из них вижу, приезжают, как ты, взглянуть, - как тут... Те, кто может, понимаешь? Большая-то часть отправилась Бог знает куда продолжать свою собачью жизнь... А некоторые стали богачами и влиятельными людьми, приезжают в больших машинах показать останки города хорошеньким женщинам... У тебя ранчо?
- Около Тусона.
- Как называется?
- "Кобыла потерялась".
- Кажется, я что-то про него слышал... Ты кладбище видел?
- Видел, - проворчал Кэли Джон.
- Те, кто приходят посмотреть на него, не понимают... Задают идиотские вопросы... Думают, что мы были бандитами... Они не знали этих мест в мое время с апачами, с одной стороны, которые отдавали свои земли по пяди, бутлегерами, спекулянтами, бандитами - с другой, и никого, чтобы во всем этом навести порядок, потому что все торопятся разбогатеть и безжалостно расталкивают друг друга локтями.
Закон был очень нужен, разве нет? Ну вот его и творили сами, честно, принимая риск на себя... Это не мешает тому, что те, кто сумел воспользоваться трудом тысяч животных, а люди того времени в основном такими и были, оказались теми, кто сумел взять свои денежки...
- Как Малыш Гарри, например, - отважился вставить свое слово Кэли Джон, смущенный, как перед школьным учителем.
Старый доктор взглянул на него с удивлением, губы у него раздвинулись в саркастической усмешке, обнажая длинные желтые зубы.
- Малыш Гарри всегда оставался только счетоводом. Ведь его и называли Счетоводом, знаешь?
- Да...
- И не только потому, что он был похож на счетовода, со своей бородкой и пенсне, он действительно им был.
Не знаю, где его искали, но его точно искали... Те, кому он был нужен... Понимаешь?
Казалось, он забавляется сам с собой, играя с собственными воспоминаниями, как с мячиками.
- Следи за тем, что я говорю... С одной стороны, дают деньги. Много денег, потому что для того, чтобы привлечь достаточное количество народа к шахтам, нужно было им хорошо платить... Вокруг этих работающих людей вскоре собираются проходимцы, которые поузнавали в больших городах, что нужно представителям людского стада.