– Вы считаете меня дурой! А когда я сказала, что Яна убили, я тоже была дурой? Так, по-вашему? – Она резко раскрыла свою сумочку, торопливо порылась в ней и достала конверт. – Вот что я сегодня получила. Прочитайте и посмотрим, что вы скажете!
Диего, сидевший рядом, протянул руку, но она, перегнувшись, передала конверт Фоксу. Фокс посмотрел на адрес и почтовый штемпель, вынул листок бумаги и осмотрел его с обеих сторон.
– Обращения нет, – объявил он, – написано от руки чернилами, кстати, почерк не тот, что был на посылке, которую получила миссис Помфрет. Текст гласит: «Те, кто хотят причинить вред Рейху, поплатятся за это, как твой брат. Хайль Гитлер!» Вместо подписи – свастика.
Вы говорите, мисс Тьюсар, что получили это сегодня?
– Да. Утром, заказным письмом.
– Я заметил, что письмо заказное. Можно я возьму его?
– Нет. Я собираюсь передать его в полицию.
– Конечно, это ваше право. Но мне бы хотелось поговорить с вами об этом позднее.
– Поговорите сейчас! – воскликнул Кох. – Нелепость какая-то! Надо же, мисс Хит – нацистка! Что вы на это скажете, мистер Гилл?
– Ничего. Я поражен.
– Абсурд. И свастика вовсе не доказывает, что нацисты несут ответственность за смерть Яна. Они, скорее всего, решили воспользоваться этим несчастьем, к которому не имеют никакого отношения.
– В любом случае, – вставила миссис Помфрет, – раз Гарда решила передать письма в полицию, мы им уже не располагаем. Но мне кажется, что заявление мистера Гилла дает нам право потребовать объяснений у мисс Хит. С какой целью она вынесла скрипку из гримерной и прятала ее в течение двух дней?
Тед Гилл тяжело вздохнул.
– С этим можно подождать, – сказал Фокс. – Вы поговорите с мисс Хит позднее, если сочтете это стоящим занятием. Мистер Гилл считает, что, увидев скрипку, она поддалась иррациональному и непреодолимому импульсу.
– Не верю, – коротко отозвалась миссис Помфрет.
– Хорошо, я предлагаю вариант, который поможет решить две проблемы сразу, – сказал Перри Данхэм. – Вряд ли она нацистка, но, может, она страдает клептоманией? – С кривой усмешкой он обратился к отчиму: – Она была здесь в тот день, когда украли вазу Ван Ли, верно? Бьюсь об заклад, что это она стащила вазу: наверное, хотела положить начало собственной коллекции. Затем она стащила скрипку, чтобы начать другую коллекцию.
– Мадам, вам нравится чувство юмора вашего сына? – язвительно обратился Кох к миссис Помфрет.
Она ответила ему таким же взглядом и тем же тоном:
– Это не юмор, мистер Кох. Хотя он мог и шутить. Мне приходила в голову точно такая же мысль, совершенно серьезно. Вспомните, когда исчезла ваза, вы сказали, разумеется в шутку, что могли бы и сами ее взять, потому что были единственным из присутствующих, кто вполне понимал ее ценность. Хотя мы с мужем все время подозревали мисс Хит, мы, естественно, молчали, поскольку никаких доказательств у нас не было. Теперь, по крайней мере, мы можем сказать, что думаем. Согласен, Генри?
– Думаю, что да. – Помфрет чувствовал себя неловко. – Если это имеет какой-то смысл. Если это поможет вернуть вазу…
– Такой результат не исключается. – Миссис Помфрет перевела свой пронизывающий взгляд на Фокса. – Расскажите, пожалуйста, как вы узнали, что скрипку украла мисс Хит?
– Нет, – резко возразил Фокс. – По крайней мере не сейчас, потому что я должен сообщить вам еще нечто важное. Мы все это время занимались расследованием, что произошло со скрипкой после того, как Тьюсар играл на ней вечером в понедельник. А теперь следует установить, что произошло со скрипкой до того, как он на ней играл? – Голос его напрягся, в нем зазвучали язвительные нотки, что приковало к нему взоры всех присутствующих.
Он продолжал: – Скорее вопрос заключается в том, кто это сделал, поскольку что с ней сделали, я уже знаю. В понедельник, между полуднем и восемью часами вечера, кто-то вылил большое количество лака в одно из отверстий скрипки и затем покрутил ее, чтобы лак как следует разлился по внутренней ее поверхности.
Послышались возгласы недоверия и удивления.
– Боже милостивый! – воскликнул Феликс Бек. – Но такое… никто из живых… – Он запнулся и умолк.
– Я обнаружил лак, – продолжал Фокс, – когда с помощью маленького фонарика пытался через отверстие разглядеть внутренности скрипки. Мне удалось увидеть только маленький участок, поэтому я не знаю, залил ли лак всю внутреннюю поверхность скрипки, но, скорее всего, это так. Я соскреб немного лака, он был еще вязким, поэтому, думаю, он попал в скрипку не так давно.
Я консультировался с экспертом…
– Где она? – спросил Адольф Кох.
– Я же сказал, внутренняя поверхность…
– Я имею в виду скрипку. Где скрипка?
– В хранилище банка. Можете поверить мне на слово, лак там есть. Эксперт сказал, что скрипка теперь будет постепенно разрушаться. Можно разобрать ее и удалить лак, но даже если это будет сделано, он уже успел впитаться в дерево настолько, чтобы изменить тональность звучания. Эксперт сказал также, что толстый слой лака на нижней или верхней внутренней поверхности нарушает резонанс и тонкость звучания любой скрипки и что каждый, кто знаком с музыкальными инструментами, это прекрасно знает.
Фокс обвел глазами сидящих за столом: его острый взгляд не пропустил ни одного лица. Хиби Хит он не застал врасплох, она приняла более нелепую позу, которая в других обстоятельствах привлекла бы к ней внимание всех присутствующих, прижала руки к груди и воскликнула жутким загробным голосом:
– Лак!
Однако, похоже, ее никто не услышал. Каждый по-своему реагировал на безмолвный допрос Фокса.
Наконец Текумсе нарушил тишину:
– Итак, теперь вы все знаете, и вам это не нравится.
Я не виню вас. Полагаю, что новые факты укрепят подозрения мисс Тьюсар, что ее брат был убит. Возможно, это так. Возможно, и нет, с точки зрения закона. Тот, кто испортил скрипку Тьюсара, вероятно, хотел просто унизить и опозорить его. Даже если кто-то рассчитывал, что тот придет в такое отчаяние, что покончит с собой, было бы невозможно доказать, что такой расчет существовал и привел к преднамеренному убийству. Поэтому я сомневаюсь, что кто-то собирается заплатить за жизнь Тьюсара своею собственной жизнью. Но все же платить за содеянное придется. Когда я сидел в зале в тот вечер и смотрел на лицо Тьюсара, я не знал, что происходит, но сейчас знаю. По роду своей профессии я расследовал множество преступлений, включая и убийства, и не помню ни одного столь изощренного и омерзительного, как это.
– Судя по вашему тону, вы хотите упрекнуть нас в отсутствии совести? – саркастически спросил Кох. – Смею вас уверить: я не наливал лак в скрипку Яна.
Послышался ропот.
Фокс резко сказал:
– Не мое дело упрекать вас, я представил вам факты. И сделал это на сей раз не на правах дружеского участия. Я собираюсь немедленно сделать одно из двух: либо я допрошу каждого из вас с глазу на глаз, и подробно, и вы ответите…
– Тягомотина! – с чувством воскликнула миссис Помфрет. – Конечно, нам придется решить, что делать дальше, но если вы думаете превратить мой дом в полицейский участок…
– Выбирайте, миссис Помфрет: или полиция, или я.
Более того, я начну с вашего сына. Когда я вчера остался здесь один, он зашел и сказал, что вы хотите со мной поговорить. Он задержался в этой комнате, а я вышел, однако тут же вернулся и, заглянув в замочную скважину, увидел, что он достал скрипку.