Может быть, она уезжала из Парижа? А может быть, она тайком, не предупредив отца, переменила адрес. Года два тому назад я стал замечать, что отец очень изменился.
- В каком смысле?
- Трудно сказать. У него стало другое настроение. Он стал мрачным и каким-то беспокойным. Когда он слышал шаги на лестнице, он вздрагивал, но сразу успокаивался, даже если оказывалось, что это поставщик, пришедший требовать деньги.
Брат в то время уже жил отдельно. Сестра заявила, что в день своего совершеннолетия уедет от нас. Я, конечно, не сразу заметил, что он изменился. Это случилось постепенно, вы понимаете? Раньше, когда я заходил за ним в бар - мне приходилось это делать, выполняя его поручения, - я видел, что он пьет только виши. А теперь он начал пить аперитивы, и бывали вечера, когда он возвращался, изрядно нагрузившись, и объяснял, что у него болит голова. Он совсем иначе стал смотреть на меня, как будто стеснялся чего-то, и стал очень раздражительным.
- Ешь.
- Простите, но я уже сыт.
- А десерт?
- Если вы хотите...
- И тогда ты стал следить за ним?
Ален заколебался, он внимательно посмотрел на Мегрэ, нахмурив брови, и вдруг стал так похож на свою сестру, что Мегрэ даже отвел глаза.
- Я считаю нормальным, что ты попытался узнать, в чем дело.
- И все же я ничего не знаю.
- Понятно. Ты знаешь только, что он часто посещал эту женщину, обычно утром. Ты незаметно провожал его до бульвара Ришар-Валлас, ты сам это сказал. Ты стоял внизу, напротив дома, за решеткой Булонского леса.
Наверно, твой отец и его знакомая подошли к окну. Это она тебя заметила?
- Да. Она показала на меня пальцем. Конечно, потому что я смотрел на ее окна.
- Твой отец объяснил, кто ты такой. Он потом спрашивал тебя?
- Нет. Я ждал, что он заговорит со мной об этом, но он молчал.
- А ты?
- Я не решился.
- Ты нашел деньги?
- Откуда вы узнали?
- Признайся, что вечером ты залез в бумажник отца, конечно, не для того, чтобы взять деньги, но чтобы узнать...
- Нет, не в бумажник. Он прятал деньги под рубашками в комоде.
- Много?
- Иногда сто тысяч франков, иногда больше, иногда только пятьдесят.
- Часто?
- Как когда. Раз или два раза в неделю.
- И на другой день после того, как появлялись деньги, он шел на бульвар Ришар-Валлас?
- Да.
- И потом деньги исчезали?
- Она оставляла ему совсем немножко. Несколько мелких купюр.
Ален заметил огонек, блеснувший в глазах Мегрэ, который смотрел на дверь, но у него хватило силы воли не обернуться. Он понял, что вошла Жанна Дебюль.
Позади нее шел Брайен, вопросительно смотревший на комиссара, который, в свою очередь, сделал знак, разрешая агенту прекратить наблюдение.
Она появилась так поздно, потому что поднималась к себе в номер переодеться. На ней был строгий вечерний туалет, явно сшитый знаменитым портным, на руке широкий бриллиантовый браслет, крупные бриллианты в ушах.
Она не заметила комиссара и Алена и шла следом за метрдотелем, многие женщины с интересом разглядывали ее.
Ее посадили недалеко от них за маленький столик, который стоял почти напротив; она села, оглядела зал и, в то время когда ей протянули меню, встретила взгляд Мегрэ и сразу же стала пристально смотреть на его спутника.
Мегрэ улыбался спокойной улыбкой хорошо пообедавшего человека. Ален, страшно покраснев, не осмеливался взглянуть на нее.
- Она меня видела?
- Да.
- А что она делает?
- Презирает меня.
- Что вы хотите сказать?
- Она делает вид, что прекрасно себя чувствует, закурила сигарету, наклонилась, чтобы выбрать закуски с тележки, которая стоит рядом с ее столиком. А теперь она обсуждает с метрдотелем меню и сверкает бриллиантами.
- Вы ее, конечно, не арестуете! - сказал Ален с горечью, и в его голосе прозвучал вызов.
- Я ее не буду арестовывать сегодня, потому что, если бы я поступил так неосмотрительно, ей бы удалось очень быстро выпутаться.
- Она всегда выпутается, а мой отец...
- Нет. Не всегда. Здесь, в Англии, я бессилен, потому что мне пришлось бы доказывать, что она совершила преступление, предусмотренное законом экстрадиции, то есть выдачи преступника другому государству, но она не вечно будет жить в Лондоне. Ей нужен Париж. Она вернется, и у меня будет время заняться ею. Даже если это не произойдет сейчас, ее очередь все равно наступит. Бывает, что мы оставляем людей на свободе на целые месяцы, и это выглядит так, как будто они смеются над нами. Можешь на нее посмотреть. Тебе нечего стыдиться. Она храбрится. Но тем не менее она хотела бы сейчас быть на твоем месте, а не на своем. Предположим, что я оставил бы тебя у нее под кроватью. Она вернулась бы. Значит, в эту минуту...
- Не продолжайте.
- Ты бы выстрелил?
- Да.
- Почему?
Ален пробормотал сквозь зубы:
- Потому!
- Ты жалеешь?
- Не знаю. На земле нет справедливости.
- Нет, есть. Конечно, если бы я не возглавлял специальную бригаду и не должен был отчитываться перед начальником, судьей, прокурором и даже журналистами, если бы я был хоть на сегодняшний день всемогущим, я бы все устроил иначе.
- Как?
- Во-первых, я бы забыл, что ты стащил мой револьвер. Но это я еще могу сделать. Затем я бы постарался, чтобы один промышленник, не помню откуда, забыл, что его заставили отдать бумажник, сунув ему под нос револьвер, и думал, что он его просто потерял.
- Револьвер не был заряжен.
- Ты уверен?
- Я вынул все патроны. Мне нужны были деньги, чтобы доехать до Лондона.
- Ты знал, что Дебюль в Англии?
- Я следил за ней в то утро. Сначала я попытался зайти к ней. Но консьержка...
- Я знаю.
- Когда я вышел из этого дома, у подъезда стоял полицейский агент, и я решил, что это за мной. Я обошел вокруг дома. Когда я вернулся, агента уже не было. Я спрятался в парке и ждал, когда она выйдет из дома.
- Чтобы выстрелить в нее?
- Может быть. По-видимому, она вызвала по телефону такси. Я не смог к ней подойти. Мне повезло, я сразу же поймал другое такси, которое шло со стороны Пюто. Я ехал за ней следом до вокзала. Я видел, как она села в поезд на Кале.