Перед ним стояло множество стаканов из‑под вина, а с картины глядела мертвая рыба. В глазах танцора и этой рыбы проглядывало явное сходство.
– Знаете, я звоню вам уже два дня. Но вас не застать.
Он относился к людям, которые упорно не желают общаться с автоответчиками. Я и сама не люблю говорить с машиной, но когда речь идет о деле, приходится терпеть.
– Могли оставить имя. Я бы перезвонила.
– А смысл? Я хочу сказать, что старая леди нанимала вас разыскивать Кэролайн, а не хоронить. Я же не знал, что вы будете работать на нее и дальше.
– А какие у вас основания думать, что я снова на нее работаю?
– А вы снова на нее работаете?
С минуту я разглядывала его. Вокруг глаз залегли тени, что, впрочем, не мешало им любоваться. Прекрасное пленяет навсегда. Ну, Китc, понятно, имел в виду совсем иное. А что до Скотта, то странно… Раньше он никогда не упорствовал в расспросах. Я скрестила за спиной пальцы и солгала, впрочем, весьма невинно.
– Нет, больше я на нее не работаю. Я работаю на себя. Потому и пришла сюда.
Он высосал последнюю каплю из уже опустошенного стакана.
– Да уж, чувство вины – это настоящий убийца, не так ли?
– Вы позвали меня, чтобы о чем‑то сообщить?
– Насчет ребенка я ничего не знал, – сказал он так, будто я спорила с ним. – Кэрри ничего мне об этом не говорила.
– А с чего бы ей говорить об этом вам? Ведь вы утверждаете, что в интимной связи с ней не состояли.
– Да какая теперь разница, – хрипло проговорил он. – Когда мы с вами в тот раз говорили о ней, она уже была мертва, это я в полиции узнал.
– А может, еще и не была мертва. Она погибла где‑то между четырьмя и шестью тридцатью. А мы с вами тогда встретились часов в пять.
Он поднял на меня глаза и нахмурился, но ничего не сказал. Подошла официантка в мини‑мини‑юбочке, окутанная черной рыбацкой сетью. Было заказано еще две порции выпивки. Я решила не напрягать его. Вообще я терпимо отношусь к подвыпившим, отличая завзятых пьяниц от встревоженных чем‑то клиентов, пытающихся поддержать себя добрым глотком спиртного. Правда, клиенты почти никогда не заказывают выпивку стаканами, на это уходит слишком много времени и денег. То, что Скотт был на взводе, могло означать одно: он действительно потрясен гибелью Кэролайн и не знает, как с этим справиться. Да уж, чувство вины это и впрямь убийца… Но ведь со дня ее смерти прошел месяц, а он все еще оплакивает ее. Разве что он бисексуал, а не то, чем прикидывается, и столкнулся с кризисом несостоявшегося отцовства, или просто слишком грубо был нарушен естественный ход его жизни.
– А как же ваш спектакль? Вы больше не играете?
Он быстро взглянул на меня.
– Ну, одной кошкой меньше. – Он пожал плечами. – Мне так вообще не нравится эта музыка. Как новая одежда, которая еще к тебе не прилегла, а потому и носить ее не хочется.
– А как насчет вашего дружка?
– Моего дружка? Ох, он нашел себе другого. Дело обычное.
– И чем же вы теперь занимаетесь? Он пожал плечами.
– То да се. Репетиции, классы и все в таком роде.
– Но вы теперь не в «Херувиме»? Он горестно усмехнулся.
– Прямо сейчас – с вами. Не в «Херувиме».
– Простите, – тихо сказала я.
– Нет, не извиняйтесь. Никто в этом не виноват. Просто это такое ужасное место, такое грязное… А все эти маленькие мальчики и девочки ходят и ходят на пальчиках, радуя тем своих мамочек и папочек.
Официантка плюхнула на стол, доставив два стакана вина. Вино плеснулось через край. Реснитчатый сидел, тупо уставясь в пятно на скатерти, затем покачал головой и прервал молчание:
– Черт! Мне нужно поговорить с вами, поймите, но только если вы не работаете на старуху.
Родители! Господи Христе, они думают, что владеют нами, что мы их собственность. Только называют это не обладанием, а любовью. И все идет прекрасно, пока вы не сделаете нечто такое, чего они никак не ждали или чего ни в коем случае не желают вам,
тем более что и Господь запрещает. Так чья же это жизнь– их или ваша? Вот и у нее так было. Ну не стала она второй Мэри Ремберт. Ну так и что? А вот теперь я думаю, что она заслужила право на отдых и покой. Если только и в самом деле это было ее решением. А может, это все из‑за беременности, а? Показать длинный нос бывшему любовнику…
– Кто был отцом ребенка?
– Я ведь уже сказал, она не говорила мне о ребенке.
Вопрос ему явно не понравился.
– Хорошо. В таком случае я попытаюсь выяснить еще кое‑что. Что вы знаете об ее долгах?
– Я уже говорил вам, что она нуждалась в деньгах.
– Но в каких именно деньгах, Скотт? Ей нужно было много денег? Сколько? На что она их тратила, не считая одежды? – Он пожал плечами. – Я выяснила, что ее долг составлял восемь тысяч фунтов, а это уже не смешно. На что она потратила столько денег?
Он рассмеялся, но смех его больше походил на грубый гогот.
– Кто‑нибудь когда‑нибудь говорил вам, что у вас приемы социального работника?
– Да я все время слышу это. Итак, вы желаете разговаривать со мной или будете сидеть и тупо продолжать пить? Если второе, то у меня время ограниченно. Но учтите, при таком образе жизни ваша красота омрачится преждевременными морщинами.
Он вздохнул.
– Ох, да деньги, сказать по правде, всегда есть куда потратить. Медицинские счета, физиотерапия и все в таком духе… Если верить слухам, она, когда работала в «Лефт фит фёрст», похоже, баловалась наркотиками. Кокаин, может, немного амфетамина. Но когда пришла в «Херувим», за ней ничего в этом роде не замечалось. Вопреки тому, что пишут во всех этих ваших газетенках, есть множество наркотиков, которые легко бросить. Особенно если у вас нет денег на их покупку.
Видно, я кажусь этому малому старухой. Или он просто мелочно мстителен.
– А у нее денег не было?
– Стоит ли нам об этом говорить?
– Так о чем же вы намерены говорить, Скотт? Или вы пригласили меня сюда лишь потому, что не могли найти в столь поздний час собутыльника?
Я нахмурилась, сердито взглянула на него, тогда он откинулся на спинку стула и сказал:
– Точно не знаю, не уверен, но думаю, она могла уехать в Париж.
– В Париж?
Должна признаться, я нашла его замечание весьма полезным, потому что мне такое и в голову не пришло бы.
– Столько времени прошло, ведь верно? Я мало что и помню. Кажется, это было примерно через месяц после ее прихода к нам, где‑то в феврале – она увидела в одной из газет объявление… Но прежде, чем вы зададите вопрос, я отвечу, что не помню ни названия газеты, ни от какого она была числа. Говорю лишь то, что она сама сказала. Какая‑то работа во Франции. Даже не знаю, что это была за работа, правда. Разве, пожалуй, одно – речь шла о временной работе за очень хорошие деньги. Ну, она была раздражена «Херувимом», раздражена плохой оплатой, раздражена вообще всем. Мне кажется, она решила, что если уедет, займется чем‑то другим, расплатится с долгами, то со временем отделается от мисс Патрик и от проклятых обязанностей перед ней. Как бы там ни было, но она сама говорила, что решается на отъезд из‑за этого всего. А потом, недели через две она отправилась на собеседование. Я знаю об этом, потому что ей пришлось смотаться в Париж, а я прикрывал ее, ну, я имею в виду, взял на себя ее классы. Вернувшись, она почти ничего не рассказывала. Только сказала, что там требуется кто‑то вроде личного ассистента по бизнесу и что она места не получила.