Берта сверкнула глазами, осмысливая сказанное.
– И Будда оказался у фотографа?
– Он был спрятан в его аппаратуре. Не будем вдаваться в подробности.
– Что он сказал, когда ты нашел статуэтку?
– Он не знает, что она у меня. Я ее украл.
– Ты меня доконаешь, – пробормотала Берта.
Я поднялся и вышел.
Глава 8
Элси Бранд показала мне вырезки из газет.
Это были колонки сплетен с множеством новостей о тех особах, что вечно на виду у публики. Много завуалированных клеветнических измышлений, по всей вероятности высосанных из пальца: «Что за подрядчик, как дурак, пребывает в раю, не ведая, что его жена наняла частного детектива, следившего за ним два месяца, и теперь она знает все о его апартаментах на Ноб-Хилл?.. Как получается, что некий юрист, чья фамилия начинается с М, всегда находит ночную работу для своего секретаря в пятницу вечером, когда его жена отправляется на собрание в свой клуб?..»
– Что о наших делах? – спросил я Элси.
Она показала на абзац почти в самом низу: «Ходят слухи, что богатая личность, которая тратит много времени на круизы вокруг чужих стран, не бывает дома слишком долго. Его жена, которая много моложе, строит свои собственные планы на то, как провести остаток жизни».
– Думаешь, это относится ко мне? – спросил я.
– Должно быть, – ответила она.
Я хотел было ответить, но нас прервала Берта Кул. Она воинственно встала в дверном проеме с деревянным духовым ружьем в одной руке и нефритовым Буддой – в другой.
– Не думай, что я собираюсь таскаться с этим утильсырьем, – выпалила она.
– Ты намеревалась обговорить гонорар, не так ли?
– Ты чертовски прав. Намеревалась.
– Тогда тебе лучше пойти на последний контакт с клиентом.
– Последний контакт, – отпарировала Берта, – будет, когда я определю размер гонорара. Я не собираюсь доставлять это ему на дом, словно мальчик-посыльный. Я все обдумала. Дональд, ты должен признать, что в финансовых делах Берта кое-что смыслит... Можно хорошо обыграть это. Ты возьмешь эти вещи и вручишь им. Расскажешь, каким путем удалось их вернуть. Не признавайся, что все было так чертовски легко и просто, как рассказал мне. Немного приукрась. Расскажи о своих умозаключениях, только не начинай с середины. Начни с первооснов. Расскажи ему обо всем, что связано с тем лифтом. Разукрась все хорошенько.
– Он может обидеться.
– Пусть обижается и катится к чертям. Мы должны получить свои деньги. Он уже оценил это утильсырье в девять тысяч баксов. Мы вернем ему украденное и избавим от головной боли.
Я покачал головой:
– Так не пойдет, Берта, нет!
– Что, черт побери, ты имеешь в виду под «не пойдет»?! Я говорю о деньгах!
– Я тоже говорю о деньгах, – сказал я. – Давай рассуждать логически. Если б, чтобы отыскать эти вещи, потребовался месяц, мы могли бы устроить большую игру. Мы же вышли на них и захватили сама знаешь как быстро. Мы не сможем расписать это как большую работу. Ну а поскольку это дело, как ни верти, относительно небольшое, почему бы не приуменьшить его и не заявить, что мы проделываем подобное каждый день перед завтраком? Мы пошлем ему счет за оперативную работу за один день, добавив стоимость проезда на такси и еды, а также непредвиденные расходы. Мы встанем на ноги благодаря новым клиентам. Когда-нибудь что-то понадобится друзьям Крокетта, и тогда они придут к нам, узнав о нас от него.
Берта поморгала и изрекла:
– Я обдумаю это. Отложу решение до утра. Может быть, ты и прав.
– Я уверен, что прав.
– Хорошо, Дональд. Забери утильсырье.
Я сказал:
– Если ты даешь мне персональное поручение, я отвезу утильсырье и позволю ему рекламировать нашу работу.
– Это дело, – одобрила Берта и буквально впихнула вещи мне в руки.
– Мне позвонить по телефону и сказать, что ты сейчас придешь к нему? – спросила Элси Бранд.
Я с минуту поколебался, потом улыбнулся:
– Нет, я хочу посмотреть на лицо этого типа, когда верну ему пропажу. Эта дыра во флагштоке не могла быть просверлена, если кто-либо из домашних не знал об этом. Другими словами, это должно быть внутренним делом. Хочу узнать, не сам ли Крокетт-второй организовал пропажу этих вещей, а затем для прикрытия позвонил нам. А если так, то почему он это сделал?
– Не будь с ним жестким, – предупредила Берта.
– Без необходимости не буду, – пообещал я.
– А как быть с фотографом? Не может же он быть вором! – сказала Берта.
– Может, – ответил я, – но на сей счет у меня другое предположение.
– Какое именно?
– Я вовсе не уверен, что фотограф знал про идола в фотокамере.
– Почему?
– Потому что он был завернут в полотно.
– И о чем это говорит?
Я объяснил:
– Предположим, некая женщина загорелась желанием заиметь этого божка и она знает, что наилучший способ вынести его – это спрятать в фотокамеру. Эта «Спид грэфик», где находился идол, снабжена широкоугольным объективом. Другими словами, этим фотоаппаратом без перезарядки можно сделать только один снимок. Обычно им пользуются, чтобы сфотографировать гостей за столом, и последним в эту ночь фотограф собирался сделать именно такой снимок. Кто-то, кто знал фотографа и его фотоаппараты, мог быть абсолютно уверен в том, что спрятать нефритового божка надежнее всего в этой камере. Таким образом, некая женщина, которая вознамерилась заполучить статуэтку, использовала в своих целях Лионеля Палмера, чтобы достать для нее каштан из огня. Затем осталось зайти как бы мимоходом в палмеровскую студию, задать несколько вопросов, а возможно, и договориться о свидании с ним, самым отвратительным мерзавцем, какого только можно себе представить, дождаться удобного случая, открыть заднюю крышку фотоаппарата, забрать божка и удрать.
– А при чем тут полотно? – спросила Берта.
– Фотограф мог спьяну засунуть полотно в камеру, но он не мог завернуть в него божка так аккуратно. Явно женская рука.
У Берты алчно блеснули глаза.
– Послушай, – сказала она, – меня осенило. Скажи ему, что в данный момент ты не можешь открыть, где обнаружил божка, потому что продолжаешь работать, чтобы привлечь виновного к ответственности. Это позволит проработать еще четыре-пять дней. Ты послоняешься возле фотостудии и увидишь, кто туда придет.
– Я не собираюсь слоняться возле этого парня неделю, он мне противен, – заявил я.
– Тогда я сама за него возьмусь, – решила Берта. – Мы повозимся еще немного, а потом представим Крокетту полный отчет. Докажем или то, что фотограф виновен, или то, что он только инструмент.
– Послонявшись вокруг него, – пообещал я, – ты многое узнаешь о жизни.
– Я достаточно знакома с реальной жизнью, – сказала Берта.
– Узнаешь углубленно и с вариантами.
– Я давно углубилась, изменилась и познала истину, – сказала она. – Убирайся к чертям! Ты пойдешь разыгрывать спектакль с Крокеттом, а я займусь выворачиванием фотографа наизнанку... А может, поручить это Еве Эннис? Я заметила, он к ней неравнодушен.
Я покачал головой:
– Ты заблуждаешься, Берта. Нужно выложить наши карты Крокетту на стол, побыстрее вернуть вещи, а уж затем он, если пожелает получить дополнительные сведения о Лионеле Палмере, поручит нам добыть их.
Берта утомленно вздохнула:
– С тобой спорить – все одно что с календарем. Убирайся отсюда к чертям и делай как знаешь. Во всяком случае, отправляйся к нему.
Глава 9
Я не смог миновать вахтера в дежурке многоквартирного дома, не объяснив ему, куда и зачем я несу это чертово духовое ружье. Может, я и сумел бы проскочить мимо конторки, сделав вид, что я – один из жильцов, но духовое ружье не допускало такого поведения.
– О вас должны были предупредить, – сказал человек за стойкой.
– Дональд Лэм, – представился я. – Позвоните мистеру Крокетту.
Он передал сообщение обо мне наверх, потом сказал:
– Мистер Крокетт в настоящее время недоступен, мистер Лэм, но его жена примет вас в своей студии. Это на двадцатом этаже, с другой стороны дома. Бой поднимет вас.
– Хорошо, – согласился я.
Поразмыслив, я понял, что нелепо ожидать удивления и восторга на лице Дина Крокетта-второго. Он окружил себя стеной и вовсе не расположен чему-либо удивляться.
Бой поднял меня на двадцатый этаж, а затем, вместо того чтобы пройти к секретному лифту, провел меня по коридору и позвонил в дверь с надписью: «Квартира 20-А». К двери подошла миссис Крокетт, сплошная улыбка и грация. На ней был художнический халатик, и от нее слегка пахло скипидаром. Но, взглянув на меня, Филлис перестала улыбаться. В глазах ее застыло изумление.
– Духовое ружье! – воскликнула она.
– Духовое ружье, – подтвердил я и добавил: – У меня также с собой...
– Мистер Лэм, войдите.
Она с улыбкой отпустила боя и вошла в квартиру.
– Это мое хобби, – объяснила она. – Здесь я провожу много времени. Я люблю рисовать, а мой муж, вы знаете, подолгу отсутствует... Я хорошо провожу время. – Она лукаво взглянула на меня. – А теперь вы скажете, что дьявол находит забаву для праздных рук.
– Так вы боитесь праздности? – спросил я.
– Не боюсь, – возразила она, – но убеждена, так лучше. – Опять взглянула на меня и пригласила: – Пойдемте в мою студию.
Комната была действительно оборудована как студия: высокие окна с матовыми стеклами, драпировки, позволяющие регулировать освещение, мольберт с натянутым холстом. Десятки картин вокруг. И обнаженная натурщица, стоящая на помосте в позе, какую в рекламах принимают женщины-фотомодели, якобы только что включившие автомобильный двигатель.
– Ох, я про тебя забыла, – сказала миссис Крокетт. – Я... Надеюсь, ты не возражаешь?
– Ну, возражать уже поздно, – ответила натурщица.
Филлис Крокетт рассмеялась:
– Рискну предположить, что мистер Лэм и раньше видел обнаженных женщин.
Она подошла к креслу, оглядела его и спросила:
– Где тут твое платье, Сильвия?
– Я повесила его в стенной шкаф.
– Я достану его, – произнесла миссис Крокетт, – а затем представлю вас друг другу официально.
Девушка засмеялась:
– Знаешь, лучше сначала представь нас друг другу, а потом я оденусь.
Филлис сказала:
– Мисс Хэдли, это Дональд Лэм. Он в настоящее время работает на... В общем, он принес Дину кое-какие вещи.
Сильвия Хэдли улыбнулась мне:
– Приятно познакомиться, мистер Лэм.
Она спокойно прошла к стенному шкафу, набросила на плечи шаль и села. Теперь я смог хорошенько рассмотреть ее лицо. Лицо этой девушки я видел днем раньше на одной из фотографий в студии Лионеля Палмера. Внезапно меня осенило.
– Вы принесли духовое ружье и что-то еще? – спросила миссис Крокетт.
– Духовое ружье, – твердо прервал я.
– А я думала, что...
– Духовое ружье, – снова перебил я, улыбаясь. – Другая часть задания продвигается, но... – Я повернулся к натурщице. – Вы профессиональная модель, я угадал, мисс Хэдли?
Она покачала головой и улыбнулась.
– В данный момент, – пояснила миссис Крокетт, – она моя подруга и, когда не позирует, очень скромная молодая леди. Но подумывает, не сделать ли позирование профессией. Ее положение изменилось, и...
Сильвия Хэдли рассмеялась:
– О, не тяни волынку, Филлис. – Она повернулась ко мне: – Мой муж оказался настоящим подлецом. Он спустил все, что у меня было, а затем его подцепила другая женщина, и он бросил меня в беде. Филлис ужасно мила и пытается создать видимость, будто то, что я делаю для нее, всего лишь приятельское одолжение. В действительности она мне платит. Я знаю, что она рисует и нанимает натурщиц. А мне надо есть и пить. Поэтому и попросила ее платить мне столько же, сколько другим натурщицам. Теперь вы все знаете, мистер Лэм, и нет нужды наводить тень на ясный день. В конце концов, я зарабатываю на жизнь честным трудом... Время от времени мы делаем перерыв. Вот такая, в двух словах, история.
Я осмотрелся кругом и показал на картины:
– Очевидно, вы много работаете.
Филлис засмеялась:
– Не знаю, заметили ли вы, мистер Лэм, но у нее совершенно божественная фигура. Я хочу запечатлеть ее на холсте в разных позах, как сумею.
– Я заметил, – сказал я сухо.
– Картины?
– Фигуру.
– Я так и думала, что заметили, – скромно вставила Сильвия.
– Вашего мужа нет дома? – спросил я миссис Крокетт.
– У моего мужа, – ответила она, – как известно, имеются личные апартаменты. Он скрывается в них каждый раз, когда хочет поработать, и при этом запирает дверь. И когда он там, он недосягаем для своей жены, своих друзей и вообще для кого бы то ни было. Вероятно, это бывает, когда он пишет свои книги о путешествиях. Сидит там и диктует часами.
– Секретарю? – спросил я.
– На диктофон. У него там маленькая кухонька, в которой он держит провизию. То, что можно приготовить без особых усилий: яйца, консервированные бобы, стручковый перец, испанский рис, хлеб из непросеянной муки... Он прилично готовит и может подолгу сидеть на белковых пищевых концентратах без свежей зелени. Иногда остается там два-три дня безвылазно.
– Из этого я должен заключить, что он не заинтересуется возвращением духового ружья?
– Конечно, заинтересуется, ужасно заинтересуется. Но он не захочет ничего об этом узнать, пока не выйдет из того, что я называю зимней спячкой.
– А когда это может произойти?
Она пожала прекрасными плечами.
Я поставил духовое ружье в угол.
– Сюда можно?
– Да. Факт остается фактом, вы отыскали его, мистер Лэм. Но как это вам удалось, да еще так быстро?
Я ответил:
– Это довольно длинная, но простая история.
Сильвия Хэдли переводила взгляд с нее на меня.
– Разве духовое ружье было украдено? – спросила она.
Филлис кивнула.
– Что-нибудь еще пропало? – спросила Сильвия, и мне показалось, что в ее голосе проскользнуло нечто большее, чем случайный интерес.
– Нефритовый Будда, – ответила миссис Крокетт. – Двойник Будды, исчезнувшего три недели назад.
– Ты имеешь в виду тот прекрасный кусок полированного зеленого нефрита, резного Будду в нирване с выражением спокойной сосредоточенности на лице?
– Именно его, – подтвердила Филлис. – Из-за него Дин устроил жуткую сцену.
– И я понимаю, ведь это одна из самых прекрасных резных статуэток, которые я когда-либо видела. Я... о, я была бы счастлива иметь даже его копию. Я собиралась попросить Дина заказать в Париже гипсовую копию... Ты хочешь сказать, что он пропал?
– Он пропал, – промолвила Филлис.
– Ох, это ужасно! – воскликнула Сильвия Хэдли.
Я взглянул на миссис Крокетт:
– Не думаете ли вы, что ваш муж настолько заинтересован в возвращении духового ружья, что захочет прервать свое заточение?
– Его невозможно прервать.
– Но там же есть дверь, – возразил я. – Можно постучать.
– Там две двери. Обе заперты. Между ними тамбур. Не думаю, что он услышит стук.
– А телефон там есть?
Она покачала головой:
– Эта часть квартиры сооружена по специальному проекту. Говорю вам, это совершенно немыслимо, если только...
– Если только что?
– Если он не работает. Тогда я могу привлечь его внимание через окно.
Я промолчал. Она задумчиво покусала губы, подняла духовое ружье и предложила:
– Пожалуйста, пройдемте со мной.
Она оставила Сильвию Хэдли сидящей, скрестив ноги, в тонкой шали, завязанной у талии, с двумя концами, ниспадающими от узла в виде перевернутой буквы V. Я последовал за Филлис. Она прошла в коридор, открыла дверь ванной комнаты и, усмехнувшись, произнесла:
– Протиснетесь поближе к окну, и посмотрим.
Я протиснулся к узкому окну ванной. Она открыла раму с матовым стеклом и придвинулась ко мне так близко, что наши щеки соприкоснулись. Окно находилось на противоположной стороне вентиляционного колодца шириной примерно семь с половиной метров и на добрых четыре с половиной метра выше нашего окна.