Сам мистер Квинт выбежал на проезжую часть, пытаясь пересечь дорогу, чтобы убежать от полицейских. Мистер Квинт заставил автобус свернуть в сторону. Автобус нанес мистеру Квинту скользящий удар, который швырнул его на землю. Мистер Квинт был контужен. Его увезли в больницу, где он теперь и находится под охраной, пока идет расследование.
– Вы читаете мне письменный рапорт? – спросил я.
– Именно так.
– А как насчет пересказа собственными словами?
– Я на работе, и я не один.
– Ну ладно, – сказал я. – Эллис запаниковал или думал, что его разыгрывают?
Пиктон хохотнул:
– Я бы сказал, первое. Его адвокаты скажут, что второе. Но знаете что? Когда в больнице вывернули его карманы, то нашли толстую пачку наличных и паспорт.
– Нет!
– Это не преступление.
– Что он сказал?
– Он еще ничего не сказал.
– А что с офицером, которого он толкнул?
– Сломал ногу. Ему повезло.
– А... когда пройдет контузия Эллиса?
– Все зависит от полиции Метрополитэн. Они могут задержать его на семьдесят два часа, пока не сформулируют обвинение. Я бы сказал, это дело случая. Он может собраться и уйти через несколько часов.
– Что вы сделали с моим рапортом?
– Передал в соответствующие инстанции.
Хорошее слово «инстанции», расплывчатое. Кто может сказать, что работает в «инстанциях»?
– Спасибо, что позвонили, – сказал я.
– Держите связь.
Это прозвучало как приказ. Я положил трубку и обнаружил присланную по факсу записку от Кевина Миллса. Он прямо перешел к делу. «Сид, ты сволочь».
Глава 7
Неделя была ужасной, единственным светлым пятнышком стало письмо от Линды Фернс, которое я получил в четверг. Буквы разбегались вкривь и вкось, мысли тоже.
"Дорогой Сид!
Я прошу прощения за то, как говорила с вами. Я все еще не могу поверить, что Эллис Квинт отрубил ногу Силвербою, но я припоминаю, что, когда он приехал сюда снимать телепрограмму, он уже знал очень многое о том, что случилось. Я имею в виду подробности, которых не было в газетах, вроде того что Силвербой любил конский корм, который мы ему никогда не давали. Как он об этом узнал, мы сами не знали, и я гадала, кто же ему об этом сказал. Но ведь Джо просил Эллиса помочь купить пони, и поэтому, я думала, Эллис много знает о нем и знал, что Силвербоя кормили конским кормом, пока мы его не купили.
И все равно – я понимаю, как вы не правы насчет Эллиса, и очень мило с вашей стороны было привезти Рэчел аквариум с рыбками, я не могу ее оторвать от него. Она спрашивает, когда вы вернетесь, и я не хочу говорить ей, что вы не приедете и что случилось, так что, если вы снова навестите нас, я больше не буду говорить, что вы ошиблись насчет Эллиса. Я прошу вас ради Рэчел.
Мы рады, что Эллиса не сшиб этот автобус. Искренне ваша, Линда Фернс".
Я написал ей, что благодарю за письмо, принимаю ее приглашение и скоро позвоню.
В четверг Эллис был обвинен в «причинении телесных повреждений», поскольку непреднамеренно толкнул «нападавшего» в зону повышенной опасности (под колеса автомобиля), и был освобожден до окончания следствия.
Норман Пиктон сообщил, не питая иллюзий:
– Одно во всем этом хорошо – у него конфисковали паспорт. Его адвокаты тычут пальцами в полицейских и кричат, что это скандал.
– А где теперь Эллис?
– Ваш рапорт вместе с моим ушел в прокуратуру.
– Вы хотите сказать, что не знаете, где он?
– Вероятно, он в Британии или где-нибудь там, где ему не нужен паспорт. Он сказал судьям, что решил делать спортивную программу в Австралии и ему нужен паспорт, чтобы получить визу.
– Вам не стоит недооценивать его, – сказал я.
– А ему – вас.
– Мы с ним слишком хорошо друг друга знаем.
В среду во второй половине дня Эллис появился в своей обычной телевизионной студии, как будто все было нормально, и в завершение на глазах сотрудников, записывавших спортивные новости, был спокойно арестован тремя офицерами полиции в форме. Эллис провел ночь в камере, а утром в четверг был обвинен в том, что отрубил ногу лошади – точнее, в том, что отрубил переднюю бабку дорогому чистокровному двухлетке, принадлежащему миссис Элизабет Брэккен из Комб-Бассет, Беркшир. Под шумное негодование народа судья потребовал для него заключения еще на семь дней – мера пресечения, обычно применяемая к обвиняемым в убийстве.
Норман Пиктон позвонил мне домой.
– Я вам этого не говорил, – сказал он. – Понятно?
– Я и не слышал ничего.
– Это может стоить мне работы.
– Я понял. Болтать не буду.
– Ну, в этом я уверен.
– Норман?
– Ходили слухи. Я видел копию судебного постановления о том человеке, который изуродовал вам руку. Вы ведь не сказали ему то, что он хотел, разве не так?
– Нет... но... каждый может свалять дурака.
– Некоторые могут. Так или иначе, слушайте. Эллиса задержали на семь дней потому, что после ареста он пытался повеситься в камере на собственном галстуке.
– Что?
– Никто не забирал у него пояс и галстук, потому что все знали, кто он такой. Никто в участке не поверил обвинению. Черт знает, что делается.
Высокое начальство относится к этому как к детской игре. Никто никому не говорит ничего о боли или смерти, Сид...
– Я обещаю, – сказал я.
– Через неделю для него потребуют еще семь дней заключения, отчасти чтобы предотвратить следующую попытку самоубийства, отчасти чтобы... – Он дрогнул перед правдой. Его карьера была под угрозой.
– Я обещаю, – торопливо повторил я. – И если я буду знать, что именно вы хотите утаить, то я буду знать, о чем не стоит говорить публично, правильно?
– Господи, – сказал он с некоторым облегчением. – Вот что... В шарнире секатора нашли лошадиную кровь, в жестянке с маслом – кровь и шерсть, кровь и шерсть на мешковине. У жеребца, который находится в ламборнской ветеринарной клинике, взяли пробы и послали вместе с этими для исследования на ДНК. Результаты будут на следующей неделе.
– Эллис об этом знает?
– Я полагаю, именно поэтому он попытался покончить с собой. Но на нем был фирменный галстук с узором из подков. Простой узел, который он завязал, не затянулся, потому что галстук был из чистого шелка.