– Полагаю, она следует общей политике. Как я уже сказал, ей надо есть.
– Это политика Джорджа Годбара?
– Самого большого белого вождя? Да, можно сказать, что за главным редактором газеты остается последнее слово.
– А лорд Тилпит?
Он удивленно посмотрел на меня. Автомат выдал две груши и лимон.
– Он не из тех владельцев газет, которые сами всем занимаются. Не Бивербук и не Хармсворт. Мы мало о нем знаем.
– Определяет ли он политику Джорджа Годбара?
– Возможно. – Лошадь, демон и вишенка. – И почему я допускаю, что ты берешь у меня интервью, когда должно быть наоборот?
– Что ты знаешь об Оуэне Клиффе Йоркшире?
– Все сволочи. Кто это?
– Весьма похоже, что приятель лорда Тилпита.
– Сид, я делаю свое дело. Изнасилования, убийства, задушенные во сне старухи. Я не кусаю руку, которая выписывает мне чеки.
Он разочарованно стукнул по автомату.
– Чертова штука ненавидит меня.
– У нее нет души, – сказал я. Пластиковыми пальцами я пропихнул в щель жетон и дернул за рычаг. Три лошади. Фонтан любви. Жизнь любит пошутить.
Кевин Миллс с брюшком, усами и дурным настроением вернулся к своей пишущей машинке, а я снова позвонил Норману и представился Джоном Полем Джонсом.
– Мои коллеги теперь считают, что Джон Поль Джонс – стукач, – сказал он.
– Отлично.
– Что у вас на этот раз?
– У вас остался еще тот конский корм, который я подобрал на пастбище Бетти Брэккен, и тот, который мы взяли из «Лендровера»?
– Да. И как вам известно, он идентичен по составу. – Тогда не могли бы вы выяснить, не продукция ли это «Топлайн фудс лимитед» из Фродшема в Чешире?
После короткого молчания он осторожно сказал:
– Это можно сделать, но неужели это необходимо?
– Если вы дадите мне немного этого корма, я могу сделать это сам.
– Дать не могу. Он весь взвешен и запакован.
– Черт.
А ведь я мог спрятать несколько кусочков в карман. Что за непростительная беспечность.
– Какая разница, откуда он? – спросил Норман.
– Ну... Вы говорили мне, что думаете, будто за кулисами маячат какие-то крупные фигуры? Ну так меня попросили их найти. – Господи... Кто вас просил?
– Не могу сказать. Сохранение тайны клиента и все такое.
– Это Арчи Кирк?
– Не так далеко, насколько мне известно.
– Ха! – неуверенно произнес он. – Я постараюсь. Если вы принесете мне немного корма, произведенного «Топлайн», я посмотрю, можно ли установить его идентичность с нашими образцами. Это все, что я могу сделать.
– Спасибо. Я привезу вам корм «Топлайн», но он, возможно, не совпадет с вашим.
– Почему?
– Гранулы – их состав меняется в зависимости от того, когда их произвели. Каждая партия должна иметь свои особенности, как говорят.
Он хорошо понимал, что я имею в виду, поскольку анализ ингредиентов может выявить их происхождение так же надежно, как нарезы на пуле.
– Кто навел вас на «Топлайн фудс»? – спросил Норман.
– Мой клиент.
– Сволочь ваш клиент. Скажите мне, кто он. – Я не ответил, и он тяжело вздохнул. – Ну ладно. Сейчас вы мне сказать не можете. Ненавижу детективов-любителей. Я дам вам кусок этой грязной тряпки из Нортгемптона.
Что вы собираетесь с ней делать и опровергли ли вы алиби Квинта?
– Вы великолепны, – сказал я. – Где мы можем встретиться? Нет, я не опроверг алиби.
– Попробуйте еще раз.
– Я всего лишь любитель.
– Ага, ага. Приезжайте к пяти часам на озеро. Я заеду за лодкой, чтобы забрать ее на зиму. О'кей?
– Я приеду.
– Увидимся.
Я позвонил в больницу в Кентербери. Дежурная медсестра сказала мне, что Рэчел «спокойно отдыхает».
– Что это значит?
– Ей не хуже, чем вчера, мистер Холли. Когда вы сможете приехать?
– Скоро.
– Хорошо.
Вторую половину дня я потратил на то, чтобы сменить свой старый аналоговый сотовый телефон на более защищенный цифровой, который поставит в тупик даже парней из Темз-Вэлли, не говоря уже о «Памп».
Из дому я позвонил мисс Ричардсон в Нортгемптоншир, и она заявила, что я не должен больше звонить ей.
Джинни и Гордон Квинт – ее близкие друзья, и совершенно немыслимо, чтобы Эллис мог изуродовать лошадь, и с моей стороны было непристойно и отвратительно даже думать об этом. Джинни ей все рассказала. Джинни была очень подавлена. То, что она покончила с собой, – целиком моя вина.
Однако я добился кое-каких ответов на два своих вопроса.
– Ваш ветеринар сказал, сколько, по его мнению, прошло времени после того, как жеребцу отрубили ногу, до семи часов, когда его обнаружили?
– Нет.
– Не скажете ли вы мне его имя и телефон?
– Нет.
Поскольку я годами собирал справочники местных телефонов, это было не так уж трудно – просмотреть нортгемптонширские «желтые страницы», найти ветеринара мисс Ричардсон и поговорить с ним. Он будет рад помочь, сказал он. Все, что он может с уверенностью сказать, – ни обрубок, ни нога не кровоточили. Мисс Ричардсон сама настояла, чтобы он избавил жеребца от страданий немедленно, и, поскольку это совпадало с его собственным мнением, он так и сделал.
Он не смог назвать полиции время нападения – скорее раньше, чем позже. Рана была чистой – один удар. Ветеринар удивился, что годовалый жеребенок мог спокойно стоять достаточно долго, чтобы к ноге приложили секатор.
Да, он подтвердил, что у жеребенка были легкие подковы и что да, вокруг были рассыпаны кусочки корма, но мисс Ричардсон часто дает лошадям корм в дополнение к траве. Он был рад помочь, но не помог. После этого мне пришлось решать, как добираться до озера, поскольку такое обычное дело, как управление машиной, сделалось трудной задачей. У моего «Мерседеса» была такая система, что я мог управиться одной рукой. Для пробы я согнул правую руку и сжал кулак. Больно. С раздражением я принял ибупрофен и поехал на озеро, желая, чтобы рядом был Чико.
Норман поднимал свою лодку в трейлер у самого края воды. Он заметил мое медленное приближение и замер.
– Что болит? – спросил он.
– Самолюбие.