– Ну, тогда ничто мне не мешает приступить немедленно, – сказал он.
– Конечно, ничто, – согласился я.
Работа со свитками – скорее искусство, чем наука. Для каждого свитка приходилось вырабатывать особые методы в зависимости от степени сохранности, качества кожи, состава чернил и других факторов. В минуту слабости Салли призналась мне, что не сумела бы выполнить эту работу: для этого требовался огромный опыт, которого у нее не было.
Элдридж работал как средневековый алхимик, пропаривая, смачивая, брызгая и крася. Его кабинет пропитался запахом химикалий и другими, еще более странными, а пальцы у них с Салли вечно были испачканы реактивами. Салли доложила, что поглощенность работой подавила его животные инстинкты настолько, что он лишь изредка делал попытки поинтересоваться наиболее выдающимися частями ее тела.
Каждый свиток расправляли, оценивали его содержание и приступали к подробному переводу. Одна за другой перед нами раскрывались бухгалтерские книги городской торговли, звучали приказы, отданные Великим Львом и Советом девяти семейств. Записи вели безымянные чиновники – сжато, экономно, без всякого полета воображения и ненужных описаний. Этот абсолютно прагматичный взгляд вполне соответствовал стилю жизни, который воссоздавался по нашим находкам на раскопках. По вечерам мы обсуждали результаты.
– Типично для финикийцев, – подтверждал Элдридж. – У них не было интереса к пластическим искусствам, их керамика груба и однотипна. По моему мнению, их скульптура, вернее, то немногое, что от нее сохранилось, просто отвратительна.
– Для занятий искусством нужно богатство, свободное время и безопасность, – предположил я.
– Верно, хорошие примеры – Рим и Греция. Карфаген, а до него Финикия были в слишком опасном положении, им приходилось постоянно бороться за выживание. Торговцы и воины, они больше интересовались богатством и властью, чем роскошествами.
– Не нужно углубляться так далеко, современное искусство тоже возникает у наций, обеспечивших себе безопасность и богатство.
– А мы, белые африканцы, подобны карфагенянам древности, – сказала Салли. – Когда в холмах скрывается золото, никто не интересуется картинами.
Свитки подтверждали нашу теорию. Золото с Зимбао и Пунта, слоновая кость с южных травяных равнин или из лесов вдоль большой реки, шкуры и сушеное мясо, соленая рыба с озер, вино и масло из расположенных на террасах садов Зенга, медь с холмов Тии, соль из котловин на западных берегах озер, олово с места слияния двух рек, зерно в плетеных камышовых корзинах из Срединного царства, солнечные камни с южной крокодильей реки, железные слитки из шахт Салы – и рабы, тысячи и тысячи людей, с которыми обращались как с домашним скотом.
Отсчет времени в хрониках начинался с какого-то неизвестного момента в прошлом – мы полагали, что это дата основания нашего города, – и каждая новая запись начиналась с пометы вроде «год 168, месяц слона». Из этих записей мы сделали вывод о десятимесячном годе, состоявшем из 365 дней.
Как только была установлена природа свитков, я предложил Элдриджу не идти последовательно с начала к концу, а брать отдельные свитки выборочно, чтобы попробовать получить общее впечатление об истории города.
Он согласился с моим мнением, и скоро перед нами стала разворачиваться картина обширной колонизации Центральной и Южной Африки воинственным и энергичным народом. Политическим центром был город Опет, которым правил наследственный царь, Великий Лев, и олигархия из девяти аристократических семейств. Декреты Совета девяти касались огромного множества проблем, от мер, необходимых для расчистки ведущих в озеро каналов, чтобы те не зарастали водорослями, до выбора вестников, которых посылали к богам Баалу и Астарте.
Астарта здесь, казалось, упоминалась чаще, чем обычная для Карфагена Танит. Мы полагали, что «вестники» – это человеческие жертвоприношения.
Мы обнаружили тщательно записанные семейные древа, основанные, как и у евреев, на генеалогии по женской линии. Каждый аристократ мог проследить свое происхождение до самого основания города. Из хроник также явствовало, что религия составляла важную часть жизни и представляли собой распространенную форму политеизма с двумя главными божествами, мужским и женским – Баалом и Астартой.
Продвигаясь вперед во времени, мы обнаруживали новые факторы, новые сложные обстоятельства требовали внимания правителя. Быстрое высыхание озера Опет начало угрожать существованию города, и в 296 году Великий Лев послал 7 000 рабов на помощь тем, кто расчищал каналы, ведущие к морю. Он также отправил тысячный отряд собственной гвардии под командованием военачальника Рамуза с приказом «двигаться на восток навстречу восходящему солнцу, не останавливаясь и не теряя решительности», пока они не доберутся до восточного моря и не найдут путь к северным землям, чье существование было доказано капитаном и навигатором Хаббакуком Лалом.
Год спустя Рамуз вернулся с семьюдесятью солдатами – остальные погибли в краю чумных болот и гнилостных лихорадок. Однако он добрался до восточного моря и там обнаружил город торговцев и мореплавателей, «смуглых людей, бородатых, одетых в красивые ткани и закрывающих лбы тем же материалом». Они приплыли из-за восточного моря. Рамуза наградили двадцатью пальцами золота и двадцатью рабами. Люди из Опета установили первый контакт с арабами, известными им под именем «дравы», которые колонизировали берег Софала.
Мы узнали об отчаянных поисках новых источников рабов, которые вел Великий Лев. На все копи были разосланы приказы как можно дольше продлевать жизнь рабов. Был увеличен отпуск мяса и зерна. Это повысило стоимость продукции, но увеличило продолжительность жизни рабов. Рабовладельцам предписывалось регулярно оплодотворять рабынь; прекратилась практика пожалования поместий. Экспедиции за рабами уходили все дальше и дальше, повсюду охотились за юе. По описанию этого желтокожего народа мы догадались, что юе – предки готтентотов.
Неожиданно Великий Лев получает радостное сообщение о возвращении с севера экспедиции с пятьюстами «дикими нубийцами, высокими и сильными», и руководитель этой экспедиции получает десять пальцев золота. Этот успех все более забывается на протяжении следующих ста лет, когда севернее большой реки появляются обширные массы черных народов. Началась грандиозная миграция банту, и теперь Великий Лев озабочен тем, чтобы преградить путь движущемуся на юг потоку, его легионы постоянно патрулируют северные границы.
Записи позволяли нам заглянуть в прошлое, но все они были лишь сухим перечислением фактов. Как нам не хватало пунического Плиния или Ливия, чтобы вдохнуть жизнь в эти аккуратные перечни накопленных богатств.
Каждый факт ставил перед нами сотни неразрешимых вопросов. Самыми насущными были следующие: «Откуда пришли люди Опета и когда? Куда ушли и почему?» Мы надеялись, что где-то в многочисленных записях скрываются ответы и на них, а тем временем отвечали на другие, менее важные.
Сравнительно легко оказалось установить местности, упоминаемые в свитках. Зимбао и Пунт – это южные и северные территории современной Родезии, большая река – Замбези, озера исчезли, сады Зенга, очевидно, – сотни тысяч акров террас на холмах в районе Иньюнга в Восточной Родезии, холмы Тия – богатая медью местность севернее Синои; шаг за шагом мы устанавливали присутствие людей Опета почти во всех древних поселениях. В то же время складывалась картина постоянного накопления огромных сокровищ. Хотя определенная их доля отсылалась «за пределы», но очень часто упоминалась «десятая часть Великому Льву».